Я великий друид которому 400 лет! Том 1 (СИ) - Дорничев Дмитрий - Страница 25

Внимание!

Сибирская волчица Вай была успешно приручена. Создаю магический канал. Пожалуйста, не шевелитесь.

Вай распахнула глаза, а я почувствовал её боль. Рана ещё далека от заживления, и, похоже, путь от крыльца сюда дался её дорогой ценой…

Ладно, закрываем глаза и медитируем. Хм… а у Вай больше маны, чем у брата. Раза так в полтора. Но, как по мне, разница между двумя сотыми и тремя сотыми небольшая.

Когда волчица полностью слилась со мной маной, мы открыли глаза, и я увидел осознанность в её глазах. Её было куда больше, чем в глазах брата. Но думаю, он постепенно догонит умную сестрёнку.

— Чувствую…

— Что⁈ — спросил брат, удивляя сестру. Мордочка волчицы повернулась к Лаю, а его — к ней.

— Понимаю твои мысли… — удивлялась она.

— А? Да. И я твои! — брат радостно вскочил на лапы и завилял хвостом.

Он оббежал сестру, обнюхал, и они разболтались. Да так, что я предпочёл уйти подальше. Вскоре они сами меня нашли около крыльца.

Волчица хромала, а Лай кружил вокруг неё, как акула. Они прилегли передо мной, и мы поговорили.

— Как уже говорил, ваша задача охранять сад. А также расти сильными. Потом вы будете охранять это место. Сад будет расти, а вместе с ним и наша с вами сила. Кто знает, вдруг люди захотят отнять его?

Лай тут же гневно зарычал.

— Значит, это место сделает нас сильнее? Но как? — спросила Вай. Она уже хорошо так формулирует мысли. Умница.

— Цветы и растения выделяют вещество под названием мана. Чем лучше будет мой сад, тем больше будет маны. Мана же способна на всё. Она творит чудеса. И чем больше её здесь будет, тем больше её будет в нас.

— Кажется, я понимаю…

— А я ничего не понял! — сказал Лай, и волчица практически вздохнула.

Затем я объяснил им кое-какие важные моменты и, оставив, направился в деревню. Дел у меня было немало.

* * *

Малосибирск.

Центральная больница.

Неделю назад.

— Как карантин⁈ Нельзя! Нельзя меня в карантин! — кричал Попов Николай Данилович. Его тащили два санитара в специальной одежде, которая не позволит заразить их грибком.

Немолодой врач стоял в коридоре и смотрел, как волокут орущего мужчину. Но вскоре врач вернулся в кабинет и кинул взгляд на своего коллегу. Оба были в масках и резиновых перчатках.

— Уже третий заражённый. Эпидемия что ли? — спросил он у коллеги.

— Возможно. Но пока что способ распространения нам неясен, — ответил коллега, сидевший на стуле у рабочего стола.

— Да. Непонятно. Но они же как-то заражаются, — недоумевал старый врач.

— Заражаются, и при этом Новосибирск говорит, что оно не должно быть заразным, — подметил коллега.

— Говорят. Но люди заражаются… Вероятно, начнётся расследование. Особенно если появятся заражённые в городе…

— Дай бог этого не произойдёт… Очень уж неприятный этот грибок… Тело покрывается лишаем, который жутко чешется…

— Пациенты до крови раздирают кожу… — добавил старый врач. И помолился, чтобы не заразиться самим.

* * *

Несколько дней спустя.

Двор бабы Нины.

— Вань! Помоги! — я занимался огородом, как раздался женский крик. Обернулся и увидел Анастасию. Ту худенькую девушку, которая с рыжей дружит. Она задыхалась, оттого едва могла говорить. — Вань! Любава! Спаси её!

Я тут же примчался к забору, перескочил его да побежал. Где живёт Любава, я знаю. Недели две назад ходил туда с бабулей, отца Любавы откачивали. И стребовали обещание, что пить больше не будет!

Промчавшись через пару улиц, я перескочил заборчик дома с зелёной крышей и влетел в дом. Дверь не была закрыта, а изнутри доносились крики. Сперва я попал в большую прихожую и из неё на кухню с печью, а оттуда в одну из двух дверей. Ту, что слева.

Там была общая комната. Зал. Большой стол, заставленный закусками. На нём спал немолодой лысеющий мужчина… Отец Любавы. На полу кричала полная женщина с синяком вместо лица, а на диване Любава с разорванным сарафаном, из-за чего большая грудь девушки была обнажена. Щека распухла, да и из носа текла кровь.

Ну и там же был какой-то пьяный мужик, который уже стянул с себя штаны да пытался усмирить брыкающуюся девушку. Думаю, с очевидной целью…

Подскочив, я схватил мужика за плечо и дёрнул назад, сбрасывая его на пол.

— Ах ты! Не мешай! — крикнул он на меня. — У нас уговор! Её отец продал мне её! Я ему поляну, а он мне разрешает свою дочь оттрахать!

— В нашей стране запрещено рабство. Если ты действительно «купил её», то я сейчас же вызываю полицию и тебя упекут за решётку. Так же, как и его, — кивнул я на спящего.

— Не девку я купил, а секс купил!

— Раз купил, то вот его и «люби», — указал я на спящего. — А если ты считаешь, что можешь купить секс с другим человеком без его согласия, то мы возвращаемся к рабству, и добро пожаловать в тюрьму.

— Да иди ты! Я трахну её! — вскрикнул мужчина и набросился на меня с кулаками, но тут же получил в рожу.

Глаза мужчины закатились, а затем он с грохотом рухнул на пол. Всё же худым он не был уж точно.

— Спасибо… — ко мне со спины прижалась Любава и захныкала. Пришлось стоять как истукан, ибо не пошевелиться.

— Меня Настя позвала. Её благодари. А этого… — я кинул взгляд на «покупателя». Его рот был в крови, и, думается, я выбил ему половину зубов в челюсти. — Хватит с него, но, если приблизится к тебе, скажи, я сделаю так, что до конца жизни передвигаться он будет лишь на инвалидной коляске.

Освободившись из женского захвата, схватил мужчину за ногу и вытащил из дома, а затем выбросил на улицу. Ну и на живот перевернул, чтобы не захлебнулся кровью. А её было немало.

Лечить я его не буду, а вот женщин надо бы. Так что сперва сбегал домой, взял там настойку одну и мазь да вернулся. А там крики и вопли…

— Скотина! Урод! Да как ты мог⁈ — кричала мать Любавы, колотя мужа. А тот спал как убитый.

— Тёть Лер, не трогайте вы его, — громко сказал я, входя в зал. — Он не долечился, поэтому из-за лекарств его от алкоголя сильно «торкает». Давайте я вами займусь.

Усадив женщину на диван, напоил отваром и обработал лицо с помощью мази. Марлевых повязок здесь не было, как и бинтов. Семья Любавы не очень богата. Я бы сказал бедновата. Выживают на подсобном хозяйстве, которое полностью на Любаве, да на пенсии родителей.

— Ая-я-я-яй… — шипела женщина.

— Терпите, — я мазал опухшее лицо. Сильно её ударили… Пришлось даже ману использовать. Благо, её у меня теперь больше стало.

Мана плюс мазь равно опухшее лицо, постепенно ставшее нормальным. Ну если не считать цвета кожи… Но главное, что осложнений не будет.

А вот Любаву пришлось выковыривать из комнаты…

— Выходи давай, — я стучал в дверь, на которой видны следы повреждений, а также пятна. Похоже, в неё чем-то бросались…

— Не трогайте меня, — ответил плачущий голос.

— Если не трону, то у тебя лицо опухнет и будет болеть.

Ответа не последовало, но зато вскоре щёлкнул замок на двери. Осторожно открыв её, я вошёл в комнату. Довольно небольшую. Её треть занимала полутораспальная кровать. Остальное — это старенький стол со стулом и полочки с книгами да учебниками. Видимо, со школы остались.

Также были ростовое зеркало на стене, шкаф и комод у кровати. На комоде кстати лежали книги. Старые потёртые и, судя по всему, перечитанные тысячу раз. Пушкин и ещё что-то, не разберу из-за потёртости.

Ну и сама Любава была. Она, одетая в одну лишь сорочку, сидела на кровати и плакала. Сорочка, кстати, тоже старая, потёртая и с дырами. Да и маленькая она. Оттого выглядит коротко, а большая грудь едва ли не вываливается наружу.

Нос более не кровоточил, а вот щека распухает… Так что я взял стул и сел напротив Любавы. А она резко стянула с себя сорочку, оставшись голышом. И уставилась на меня.