Личный интерес (СИ) - Вечная Ольга - Страница 32

На экране надпись: «Яхонтова».

Да ты моя девочка! Я чмокаю экран и принимаю вызов.

— Саша!

— Савелий, привет! Прости, что поздно, надеюсь, ты не спишь.

— Саш....

— Погоди, не перебивай, а то я не решусь! Я понимаю, почему ты меня игнорируешь, и думаю, это заслуженно. Я только хотела напомнить, что у меня давно не было отношений. И может, дело именно в этом, а может, я такой родилась: перегибаю. Веду себя излишне требовательно и невыносимо... Я бы хотела поговорить и, если это возможно, извиниться.

Я закрываю глаза, пропуская через себя вибрацию ее звонкого голоса. Строгий и надменный вид Саши в суде затирает её настоящую. Затирает так основательно, что забывается, какая она вне стен дома Фемиды. Веселая, находчивая и даже ранимая.

И сейчас, когда она пытается извиниться, я ощущаю себя максимально скверно. Ну к чему был тот порыв?

Ответ прост: мне было паршиво. И я сделал ровно то, что всегда вменял в вину Алтаю — поделился своим раздражением с окружающими.

— Саша, — перебиваю. — Ты пила алкоголь сегодня?

— Что?! — восклицает она возмущенно. — Ты думаешь, я напилась и звоню бывшему?! Да пошел ты!

Гудки.

Твою мать. Что за женщина!

Перезваниваю. Саша принимает вызов, но молчит.

— Тише. Я не к этому, — говорю резко, коротко. Дрожь пробегает по телу, сжимаю зубы на пару секунд, чтобы вернуть себе контроль над нижней челюстью. — Ты можешь за руль сейчас сесть?

Нет, я не шучу. В столице нет ни одного человека, перед которым я бы хотел показаться в столь плачевном виде. Но что-то заставляет меня произнести:

— Пожалуйста.

— Могу, наверное, — откликается она настороженно, неуверенно. — Только поздно уже.

— У меня проблемы.

— Эмм. Поняла. Это опасно?

— Я бы никогда. Не позвал тебя. Моя душа. Туда, где опасно. Как можно быстрее.... забери меня. Мне очень холодно. Очень сильно. И, если удобно. Прихвати ненужные штаны. И кофту своего отца или брата. Я всё. Верну.

— Савелий?...

Я молчу. Меня трясет. Ощущение разбитости усиливается.

— Как я тебя найду?

— Я скину геолокацию. Только если не сможешь. Предупреди, пожалуйста. Я замерзаю.

Геолокация вводит в уныние: придурки вывезли далеко от цивилизации. Если на машине, то терпимо, а вот пешком шлепать — двадцать пять километров.

Ни одной попутки. Да имало кто согласится подбросить полуголого мужика без документов, и не мне винить законопослушных граждан.

Бабуля Артура уверяет, что малыш сладко спит в своей постели, и даже скидывает мне фотографию. Мило.

Я записываю короткое голосовое бате Тарханову, обрисовывая ситуацию, — он отвечает, что вопросом займется вплотную.

«Артура надо вывезти, — говорю я. — Мальчика вам травмируют».

Он звонит, я сбрасываю, потому что голос уже не слушается. Челюсть стучит без остановки.

«Понял уже. Спасибо, Савелий. В долгу не останусь».

И, находясь ночью на трассе, я вдруг ясно понимаю, какую услугу хочу.

Время тянется, сначала бегу вдоль дороги, потом иду. Шлепаю босиком в сторону города, искренне надеясь, что Саша не спит так же сладко в своей постели, как Артур.

Хотя это было бы вполне в стервозном стиле.

И четки забрали.

Становится нехорошо. Движения какие-то нелепые, как в замедленной съемке. Телефон показывает, что на улице ноль, и я всерьез начинаю опасаться гипотермии.

Никак не выходит согреться.

В тот момент, когда накрывает отчаяние, впереди вспыхивают фары. Машина летит навстречу, я включаю фонарик, поднимаю вверх телефон и машу.

Александра

Я тревожусь за Савелия так сильно, словно он мой по-настоящему близкий человек. Будто мы давным-давно вместе, прошли огонь и воду, вырастили детей и выплатили ипотеку.

Машина летит по трассе, рассекая светом фар темноту, и мелькает мысль, что, наверное, некоторые вещи объяснить просто невозможно. Как нельзя заставить себя симпатизировать человеку, так немыслимо запретить себе это делать.

Можно лишь притворяться, что тебе все равно. Что я и планировала делать до конца своих дней, пока полчаса назад не решилась набрать номер Савелия. Перед этим ничего особенного не происходило: я как обычно почитала Матвею перед сном, уложила его и пошла на кухню выпить чашку чая. Коля и Люба только-только вернулись от друзей, и мама жаловалась, что они мешают ей спать.

Чай заваривался, я смотрела на уличные фонари и думала о том, что жизнь одна и, если она перестает устраивать, стоит, пожалуй, с себя начать. Самой измениться. Глупо делать одно и то же, надеясь на разный результат.

И вот я в полночь несусь по незнакомой трассе. Мои бедные родители в ужасе! Брат хотел отправиться со мной, и мы поссорились.

Возможно, я сошла с ума. Волнение усиливается с каждой минутой. В тот момент, когда я замечаю одинокую фигуру на трассе, оно взрывается паникой!

Резко жму по тормозам. Скорость была приличной, и я пролетаю Савелия на десяток метров.

Сердце колотится где-то в горле. Это же он?

Тормозить ночью рядом с каким-то мужиком — опасное мероприятие.

Сама виновата. Зачем позвонила Исхакову?

Сидела бы дома, пила себе чай с пряником.

Я качаю головой, врубаю заднюю и плавно выжимаю газ. Мужчина медленно идет ко мне, и эта его медлительность усиливает тревогу. Качусь назад, пока мы не равняемся. В висках бахает, он наклоняется и стучит по стеклу.

Савелий.

Как только я понимаю, что это действительно он, что это не дурацкая шутка… Мало ли, вдруг Адвокат дьявола решил надо мной посмеяться? Было бы обидно — повестись и нарваться на маньяка… Как только я осознаю, что он минимум час провел при таком холоде на улице, мое сердце разбивается.

Поспешно открываю замки, и Савелий моментально забирается в салон.

— Одежда. Пожал... — произносит невнятно.

Замерз он, а дрожу я.

Врубаю печку на максимум и тянусь на заднее сиденье за свертком.

— Черт. Черт. Савелий! — бормочу.

Он двигается непривычно медленно, а еще без былой плавности.

— Ты здесь один?

Кивает.

Я помогаю ему надеть толстовку, и он принимается натягивать штаны. Морщится словно от боли.

— Я в шоке. Савелий. Твою... мать.

— У кого-то. Закон.... чились. Сло... ва, — выговаривает он, силясь улыбнуться. — Ух ты.

— Ради этого ты решил погибнуть. Потрясающе!

Савелий криво усмехается, бросив на пол какую-то тряпку. Мокрую? Приподнимается и таки натягивает штаны. Трет ладони, прижимает их к радиатору, стонет и снова трет. Его начинает трясти, и я понятия не имею, хороший ли это знак. Передаю ему термос:

— Эй, держи.

Не реагирует.

— Будешь чай?

Он поворачивается, и я заглядываю ему в глаза. Сердце снова сжимается. Очевидно, что Савелию больно.

— Отку.… да?

— Ты же сказал, что замерз. Я прихватила.

Он соединяет ладони, будто в молитве, потом берет термос, но руки так сильно трясутся, что у него не получается. Возвращает.

— Поз.... же.

Савелий опять пытается улыбнуться. Или это скорее... судорога? Господи Боже. Я наливаю немного чая в крышку, пробую — горячо. Дую.

— Я как раз заварила чай, когда решила позвонить тебе. А ты сказал, что замерз. И я налила с собой. Да и жаль было оставлять, Коля бы с Любой выдули. А мне этот чай Марго привезла из Индии. Ты же помнишь Марго?

Он вновь кивает.

Убедившись, что Савелий не обожжет пищевод, подношу чай к его рту. Он снова усмехается нелепости происходящего.

— Давай пей. Гордость потом врубишь.

Что он и делает, закашлявшись.

— Дай еще.

— Имей в виду, я расскажу всем.

— Туше. (признание поражения. — Прим. автора)

Мы оба слегка улыбаемся. Осушив еще пару крышек, Савелий говорит хрипло:

— Спасибо. Саша.

— Не за что. Постарайся дожить до больницы, сохранив руки и ноги. Тебе же их не ампутируют?

— Все. В порядке. Я чувствую. Почти пальцы. Черт.