Кто такая Марта (СИ) - Началова Екатерина - Страница 5

«Прости, папа», — прошептала я в зеркало и провела пальцем по карте, запоминая дорогу. Озеро было близко. Потерев на удачу синюю каплю на карте, я задула свечу.

Второе ненарушаемое правило, выдвинутое дедулей, звучало не лучше первого: до озера нужно дойти самостоятельно, не пользуясь ни своей, ни чужой Силой. Третье правило еще хуже: говорить про озеро нельзя было никому. Четвертое правило — выходить немедленно. Так и ушла, никому ничего не сказав, в чем была…

В кровать я забралась, не раздеваясь — в комнате стояла отчетливая прохлада, в какой коченеешь за пару часов. В межсезонье еще не топят, экономят, ждут нормальных холодов. У нас дома тоже так делают, но дома уютно, там вкусно пахнет пирогами и семьей, там есть специальная теплая пижама, не нужно освобождать комнату на рассвете — потому что она только твоя.

«Когда ты погрузишься в озеро, тогда познаешь… Все спутанное распутается, непознанное познается, непонятное — станет понятным, невидимое — проявится. Ты узнаешь все о своем пути, себе, о своей Силе. Так написано в секретной временной летописи», — снова говорит мне Кирел. Еще он говорит, что дорога сложная, что идти не обязательно, что я и без Силы хороша, а я спорю и плачу. Потому что не хочу быть бессильной, не хочу быть позором рода, не хочу, чтобы за спиной шептались, хочу сделать, что все могу, даже если сложно…

Погружаясь в сон, я представляю почему-то скомканный комок волос. Я мочу его в воде, выбираю по волосу, и он распутывается, превращаясь в ровные, бесконечно длинные… дороги, дороги, дороги. Почему же их так много?

Глава 4. Сложное утро

Спала я плохо, всю ночь снился магистр Араринт.

Обычно мерный голос наставника взлетает резко вверх, как птица, став тоньше и визгливее.

— …ценнейшая оранжерея! С редчайшими растениями!

— Простите, магистр… Я не виновата…

Я снова стою перед наставником, опустив голову, и смотрю на носки собственных туфель. Туфли черными, а носки — темно-коричневые, плотно обтянутые кожей. На гладкой поверхности виднеется глубокая царапина — я споткнулась, когда убегала из горящей оранжереи. Стекла и растения выхлестнуло с двадцатого этажа, и теперь корни, камни, осколки стекла и горшков вперемешку хрустят под подошвами.

— Не виновата?! — голос магистра становится таким высоким, что птиц, пасущиеся на траве, мигом сгоняет с места. — Хоть можешь представить, сколько сил нам пришлось положить, чтобы ее создать? Сколько растений со всех континентов мы собирали по зернышку, по череночку? Сколько сил… Сколько времени… Ты можешь представить?

Магистр щедро выплескивает слова мне в лицо, вздымая руки вверх-вниз. Широкие рукава его белой мантии взлетают как крылья аиста. Араринт действительно немного похож на аиста, такой же острый красноватый нос, красноватые глаза… Нет, обычно у него серые глаза, но сейчас они красные, страшные. Я не знаю, от ярости ли они покраснели или просто от натуги. Надеюсь только, что хотя бы глаза наставника не лопнут из-за меня… Как оранжерея.

— О небо! Такого необучаемого мага Порядок в жизни не видел! — крик летит мне в лицо и даже шевелит волосы. Зажмуриваюсь, чтобы крик не влетал в глаза. — Ты — катастрофа! Худшее, что могло произойти! Позор рода! Прочь с глаз моих! Прочь!

А потом я ухожу и меня провожают молчаливо-осуждающие взгляды учеников и преподавателей. Те, кто не вышел — смотрят из окон.

Я прекрасно представляю, что они думают, почти слышу их. Во сне стыд снова жег кожу, будто на каждую щеку положили по тонкому листу раскаленного железа.

Позор рода. Позор отца. Ни то ни се. Смесок.

​

«Восемь дорог» я покинула на рассвете. В мешке грустно маялась одинокая буханка хлеба — я надеялась растянуть ее до конца пути. Я рассчитала, что, если буду останавливаться только на сон, должна прийти к озеру через три дня.

Неделю назад пришлось купить черный парик, потому что меня начали искать. Конечно, дедуля не смог сдерживать папу так долго. Я и сама не предполагала, что путешествие настолько затянется. Но периодически у меня просили помощи, и я не могла нарушить ненарушаемое правило. Уже на первой неделе я имела неосторожность разговориться с одной дряхлой старушкой, дамисой Яндинсой из рода Змей. Она попросила донести ей корзину… У той дамисы я проторчала пять дней. Она говорила «помоги» без остановки — как чувствовала, что я отказать не могу. Еле выбралась… Пришлось завершить очередную помощь, а потом лезть из окна и сбегать ночью, не прощаясь.

Волнуясь о родных, я даже отправила домой весточку, что жива и в порядке. Надеялась, что смогу утихомирить семью, но не помогло. Рыжеволосую дочь верховного мага искали все.

Я очень старалась не попадаться. Знала — если попадусь, меня доставят к отцу, а если меня доставят к отцу — говорить придется, и паломничество прервется. А Кирел предупредил, что стоит раз нарушить правило — дорогу к озеру больше не найти. Отступать было нельзя, я шла, как заговоренная.

Промозглый утренний туман стелился по земле словно тонкий шёлковый платок, даря коже зябкую волну. В ответ я ежилась, стараясь идти как можно быстрее, чтобы согреться. Разбитую влажную дорогу покрывал толстый слой влажных опавших листьев. Разноцветное покрывало шуршало под ботинками, напоминая, что лето шаг за шагом отступает под настойчивым напором осени.

Идти было скучно, и я немного разговаривала сама с собой и заодно с родными. Представляла, что рассказываю маме о вчерашнем дне и планах.

— Мне чуть-чуть осталось, мам. Не надо меня искать, я сама найдусь, когда дойду! Не кричи ты! Я оттуда сразу портал сделаю, мгновенно. Нет, точно получится, я же не нарушаю ни одного правила. Говорю, же получится, как иначе-то! Сразу сделаю портал и вернусь, трижды клянусь, нет, четырежды! А хлеб с ягодой поем, это вкусно.

Папу я тоже просила придержать маму, потому что знала, что мама сложа руки сидеть не будет. По дороге успела немного поругаться с Демисом. О, я хорошо знала, что он бы сказал и как. Точно бы дразнился, сказал бы, что я похожа на бродяжку, которой надо подать милостыню. А Арина с Мириной точно бы смеялись, поддакивали Демису со спины и корчили бы мне рожи. Местная белка попала под раздачу, потому что тревожно застрекотала и невовремя швырнула в меня шишкой.

Шум колес я услышала издалека. Как услышала, сразу юркнула в кусты, подождала, когда проедет повозка и только потом пошла дальше. С попутчиками, конечно, веселее, но они могут о чем-то попросить, а я уже представляла, что так можно в дороге и на год задержаться.

Переждав, бодро зашагала дальше. Ветер холодно дул в уши, я порадовалась, что на мне парик — дополнительные волосы все равно, что шапка. Радовалась — и совсем не заметила момента, когда вокруг ног обвилась веревка.

Один быстрый рывок, одно резкое движение, красно-золотой всполох перед глазами — и я обнаружила мир перевернутым, а себя — подвешенной вниз головой.

Даже вскрикнуть не успела. Плащ с плеч немедленно скользнул на глаза, полностью закрывая обзор, и я некоторое время судорожно боролась с тугой застежкой. Она все не поддавалась. Сердце почти выскочило из горла, пока я расстегнула проклятую застежку.

«Давай же!» — руки дрожали.

Наконец, удалось. Плащ упал на траву, и я смогла видеть.

Пусто, никого. Я висела над землей не так высоко, могла дотянуться до земли. Уперевшись ладонями об холодные влажные листья, огляделась.

Деревья безмятежно покачивались. Желтые всполохи, зеленые всполохи… Разглядывать мир в перевернутом виде была трудно, но я никого не видела. Пусто! Чтоб мне пусто было, пусто! Птицы продолжали петь. Старая ловушка?

Старая или новая… Освобождаться нужно было как можно скорее.

— Скорее… Скорее… Скорее… — я лихорадочно посмотрела на веревку, обвившуюся вокруг лодыжек. Конец ее уходил высоко на толстую ветку дерева. Я начала дергаться, пытаясь вытащить ногу, но только раскачалась — веревка обвилась вокруг обеих лодыжек, держала надежно.