И тут я увидела чудовище (СИ) - Началова Екатерина - Страница 4

Ингренс несколько секунд выжидательно глядел на меня, но вразумительного ответа так и не дождался.

— Вижу, вы еще не пришли в себя. Искренне прошу простить меня за неожиданное появление, — он доброжелательно улыбнулся, — я не мог остаться безучастным к вашему внезапному... состоянию. Не буду мешать отдыху.

Млея от льющейся на меня безукоризненно вежливой речи, я безмозгло кивнула, а затем беспомощно проследила как он удаляется, с восторгом замечая как элегантно лежит плотное полотно ткани на развороте плеч, перетекая в складку, подхваченную широким поясом с серебряным шитьем. Какой стройный... Длинные прямые пряди белоснежных волос чуть воспаряли, рея за спиной при ходьбе. Ушел... Только после того как хлопнула дверь, отсекая меня от него, в голову несмело заползли первые короткие мысли.

«Что я наделала? Теперь он думает, что я больная. И дура! Он же сказал, что подданные для него как дети... Больная малолетняя дура! Дура! Кто еще может так себя вести? Королева дур!»

Я закрыла лицо руками.

«О, свет... Как он заботлив! Как красив...»

Спустив ноги вниз, я поднялась и со священным трепетом шагнула туда, где только что стоял король, всем существом впитывая эфирный отпечаток белого тела, оставшийся в воздухе и на полу; потянула носом снежную прохладу его запаха. Если после обморока я была еще способна соображать, то теперь, после настоящего разговора с ним, после таких близких пальцев, глаз, волос, блеска серебряных пуговиц, после того, что он назвал меня по имени и еще тысячи мелочей, каждая из которых для меня оказалась весом с гору, я окончательно потерялась, растворилась и рассеялась.

Когда в комнату поспешно вернулись отец с дядей, я уже лежала на диване с открытыми глазами и потрясенно пялилась в потолок. Отец завалил меня вопросами, долго и скрупулезно выведывая, что делал и чего именно хотел король. Только услышав, что монарх нанес всего лишь визит вежливости и действовал строго по этикету, успокоился. Дядя гневно фыркал, то и дело повторяя, что отморозок лишь пытался продемонстрировать сердце, которого у него быть не может. Я кивала, повторяя «да, папа» и «да, дядя». Или еще — «спасибо, хорошо». О большем я рассказывать не стала, да и не могла. Мой словарный запас сократился до шести слов.

Да. Папа. Дядя. Спасибо. Хорошо. Ингренс.

Перед глазами парили крошечные сверкающие точки, лукаво подмигивали и блестящей пыльцой опускались мне прямо на нос и щеки. Дядя и отец не замечали их, рассуждая о своем — таком низком, таком грубом теперь.

Чуть позже появился Хрисанфр.

Вразумительной беседы не получилось и с ним. Породистый жених заботливо предложил мне воды, вежливо справился о здоровье и даже взял меня за руку, а я сидела, не в силах связать и пары фраз, со всем соглашаясь и тихо повторяя «да, спасибо», «да, хорошо». На большее была не способна — во рту у меня роились лишь бессвязные звуки, а в голове — такие же бессвязные мысли. Да я даже не могла толком смотреть в глаза Хрисанфру, потому что там — в глазах — у меня воздушно стоял только король.

Серые глаза... Белые волосы... Губы... Пальцы... Серебряный голос, как ручей... Прохлада воды... Чудовище. Ингренс. Ингренс. Ингренс.

Щеки продолжали гореть.

Когда в комнату зашли дядя с отцом, я уже ожидала от них проклятий. Но дядя благосклонно улыбался. Он наклонился ко мне.

— Норма шепнула, что наша девочка так впечатлена знакомством с ее сыном, что не может и слова вымолвить. А сынок польщен, вышагивает гордый, будто ему медаль в лоб воткнули. Он-то ожидал делового разговора, а ты... — он заговорил совсем тихо. — У меня с ним дело... Так он обмолвился, что устал от хитроумных невест, которые распускают коготки и за словом в карман не лезут. Сказал, что с тобой почувствовал себя как с семьей. Умная девочка, очень умная. Не ожидал от тебя такой прыти. Горжусь! Наша кровь!

«Умная девочка» расширенными глазами пораженно смотрела на родственников. Внутри я только поражалась факту, насколько могу быть безмозгла и еще кому-то нравиться при этом. Так вот он, путь к сердцу мужчины?

— Спасибо, дядя, — машинально вымолвила я, поднимаясь.

Мы выходили назад в наполненный гостями зал. Как ни старалась, я не могла сфокусироваться ни на одном лице, все они рекой текли мимо, а я без всякого притворства беспомощно цеплялась за локоть отца.

— Теперь можем улетать. Мы уже обсудили несколько пунктов договора, они виду не показали, но чую, на крючке, — шепнул отец и поцеловал меня в лоб так ласково, будто я — маленькая девочка.

— Действуй в том же духе, Кларисса, — подтвердил Драннис с другой стороны. — Только не демонстрируй своих... особенностей. Тебе всего ничего осталось дожать его.

«Особенностей...»

Я машинально проверила, не сползли ли когти, будь они неладны. Но они держались — и, пожалуй, лучше меня.

— А король? — единственное, что я спросила. Единственное, что могла спросить. Я оглядывалась, ища в разноцветной толпе белые одежды.

Дядя скривился.

— Всполошил всех и улетел. Он не просто так внезапно прилетал, что-то задумал, точно. С западными семьями у него не ладится, думаю, хозяев хотел при...

— Драннис! Клари сейчас не до политики, — напомнил отец.

Продолжая разговаривать, мы вышли на улицу. Уже стемнело. Пурга мела с такой яростью, что огромный двор бессильно тонул в ее белой злобе. Очень хорошо — никто не увидит как мы улетаем. Точнее, никто не увидит, как улетаю я...

— А! — дядя, готовый говорить о политике круглосуточно, очнулся и с трудом вернулся в «жениховское» русло. — Да-да... Ох, оторва! Идеальную выбрала стратегию, надавила, куда надо! Всё-всё. Со своими древними советами не лезу! Полагаюсь на твое женское чутье, пле.

Он называл меня «пле» с детства, по-военному сокращая неудобное «племянница» до короткого как выстрел «пле».

— Спасибо, дядя... — в очередной раз повторила я, только имитируя наличие разума, но Драннис, кажется, не заметил, что я произнесла ту же фразу как минимум в шестой раз.

Сама я сейчас не могла положиться сейчас ни на чутье, ни на иную свою часть. Разве что... веки. Если их закрыть, появлялся Ингренс и, нежно улыбаясь, называл меня по имени.

Ветер завывал все злее, дергая меня за волосы. Когда мы отошли от освещенного замка на достаточное расстояние, дядя обратился в огромного золотистого ящера, который махнул крыльями, оттолкнулся от ледяной корки и взлетел в пургу. В тот же миг обратился и папа. Я покорно стояла на земле.

Отец взлетел вслед за дядей, набрал скорость, а затем спикировал вниз, подхватывая меня на лету. Мы направлялись домой.

Лежа в горячей лапе отца, я закрыла глаза.

«Ингренс, Ингренс, Ингренс...»

Я сошла с ума.

***

Следующее утро, земли Зеленохвостых

Охотник был опытным, старым, потому не торопился. Он методично, мерно вышагивал на самодельных снегоступах из наломанных пучков еловых веток, которые крепко притянул веревкой к теплым мохнатым сапогам. Снег недовольно поскрипывал, но вес мужчины держал. Солнце равнодушно скользило светлыми лучами по сгорбленной фигуре и бессильно обнимало холодно фыркающий снег. Переставлять ноги было нелегко не только из-за снега — груз на плечах давил на спину, но охотник не обращал на маленькое неудобство внимания. Он почти дошел до поляны.

Там у охотника стоял длинный узкий навес, где в самодельном корыте из выдолбленного дерева он держал запас солонца, который так любят лизать косули, да олени. Старые запасы за несколько недель уж слизали, надо было пополнить, потому мужчина тащил с собой несколько свежих соленых брусков. Дичь без соли оставлять нельзя.

Он уже подходил к месту, когда насторожился, издалека почуяв недоброе. Медленно-медленно охотник вытянул из-за спины старый верный лук из орешника, наложил стрелу и с ней наготове пошел вперед. Уже не было тяжести в его шагах. Насторожившись, охотник мгновенно помолодел, с кошачьей гибкостью мягко передвигаясь по замершему в нетерпении снегу. Лес вокруг него нисколько не волновался, глядел снисходительно-свысока, будто знал.