Призрак Викария - Фуасье Эрик - Страница 9

Сейчас, в самом начале вечера, народу здесь было мало, но с наступлением сумерек, когда тени поползут по фасадам, захватывая территорию, на означенных улицах возникнет оживление, начнется замысловатый балет, поставленный по строгим правилам. Чувственные силуэты заскользят, заколышутся, завладеют мостовыми. Стреляя глазами по сторонам, запорхают от фонаря к фонарю, словно ночные бабочки, корветы [23]в поисках клиентов. Здесь, в месте средоточия мужской проституции Парижа, и надлежало искать обоих бандитов, с которыми связался Валантен.

Инспектор остановился у скромной вывески на одном из домов. На простой, сколоченной из досок панели были неумело намалеваны корзинка с цветами и корона над ней. Заведение под названием «Корзинка принцев» во всем проявляло эту внешнюю скромность и по виду ничем не отличалось от обычных доходных домов на той же улице. В отличие от традиционных домов терпимости, контролируемых государством и обязанных держать все окна освещенными от заката до рассвета, бордели, где мужчины проводили время с мужчинами, не подчинялись никакой регламентации. Будь это притоны засекреченные, в самых грязных кварталах, или же респектабельные, вроде «Корзинки принцев», пользовавшиеся преступным попустительством, ибо туда наведывались сливки общества, считалось, что официально они не существуют. Гражданские власти предпочитали закрывать на все глаза и отрицать их реальность, а полицейские службы, даже зная местонахождение подобных заведений и ведя тайное наблюдение за ними, воздерживались от формальных рапортов на их счет.

По звону колокольчика безмолвный слуга распахнул двойные, обитые железом дверные створки и проводил Валантена в вестибюль, декорированный малиновым бархатом. Та же бархатная тишина царила во всем здании – этому способствовали мягкие ковры, тяжелые драпировки и портьеры, за которыми скрывалось множество внутренних дверей. Представившись и назвав свою должность в полиции, Валантен последовал за слугой через анфиладу небольших салонов, пустых еще в этот час. Статуи эфебов в каждом из них, импозантные хрустальные люстры, пьянящие ароматы цветов, которые были там повсюду, обилие зеркал, отражавших все это в бесконечном головокружительном мизанабиме [24], вызвали у инспектора приступ тошноты. Как и лицемерно-слащавая улыбочка хозяина – усача с глазками-угольками, облаченного в шелковый домашний сюртук.

Еще будучи инспектором службы надзора за нравами, Валантен пару раз сталкивался с этим гражданином, в официальных бумагах проходившим как Жоашен Ферран, но завсегдатаям «Корзинки принцев» он был известен под прозвищем Крутобедрая Тата. И Валантену этот гражданин не нравился. Во время разговоров со скользким как угорь, лукавым и уклончивым Ферраном у него всегда возникало впечатление, что он держит в руках переполненный ночной горшок.

В этот раз Тата вел себя не менее гнусно и на вопросы отвечал через губу. Знает ли он, где найти Бордосца и Образину? Нет, он не имеет об этом ни малейшего понятия. Не является ли Образина одним из его сотрудников? Действительно, означенный субъект служит здесь подсобным рабочим и заодно присматривает за порядком, чтобы какие-нибудь скандалисты не испортили репутацию заведения, однако вот уже два дня, как он не появлялся на рабочем месте и даже не потрудился предоставить объяснения. Часто ли означенный субъект себе такое позволяет? Еще чего не хватало! Персонал «Корзинки принцев» проходит тщательный отбор, к сотрудникам предъявляются строжайшие требования, и, если этот увалень не явится на службу в ближайшее время, Крутобедрая Тата сочтет себя вправе вышвырнуть его манатки за дверь. Стало быть, Образина живет здесь же, при заведении? Можно ли в таком случае осмотреть его комнату?

Последние два вопроса Феррана разозлили, его лицо сделалось непроницаемым, а напускная елейная вежливость дала сбой.

– Даже не мечтайте, – отрезал он. – Если только у вас нет официального разрешения на обыск в этом доме. А я сомневаюсь, что оно у вас есть, – всем известно, что вы более не числитесь в службе надзора за нравами. Забота о безупречной репутации нашего заведения не позволяет мне предоставлять первому встречному возможность бродить тут, где ему вздумается.

При обычных обстоятельствах Валантен не спустил бы Феррану столь презрительного тона – он терпеть не мог подонков, которые слишком много о себе мнят. Однако сейчас молодой человек позволил отвести себя к выходу без возражений. Короткого визита хватило, чтобы подтвердились его наихудшие опасения. Дело определенно приняло скверный оборот, Бордосец с Образиной совершили ошибку и поплатились за нее. Судьба обоих бандитов его ничуть не волновала, но исчезновение этих двоих могло означать только одно – что поганый Зверь ускользнул от него в очередной раз.

И от этой мысли у Валантена на душе кошки скребли.

На следующий день, будь у него возможность, Валантен с самого утра начал бы расследовать таинственное исчезновение Бордосца и Образины. Однако он уже пообещал посвятить всю первую половину воскресенья Аглаэ Марсо.

После того как вместе они прошли через опасные испытания и Валантен приоткрыл хорошенькой актрисе тайну своего прошлого – прошлого ребенка, пережившего насилие [25], – их отношения приняли двусмысленную форму любви-дружбы, когда каждый, из страха оттолкнуть другого, боялся совершить шаг, который можно было бы истолковать как слишком явную попытку сближения. Девушка продолжала играть в театре мадам Саки на бульваре Преступлений [26]– благодаря своим талантам она блистала в кровавых мелодрамах, пользовавшихся большой популярностью. Валантен регулярно бывал на ее спектаклях, аплодировал от души, а после вел Аглаэ ужинать в лучшие рестораны столицы. Этим их общение и ограничивалось, несмотря на очевидное взаимное влечение. Оба старались избегать интимных моментов, и оба надеялись, что время потихоньку само рассеет чувство неловкости, которое – как опять же казалось каждому из них – другой должен испытывать в его или ее присутствии.

Аглаэ особенно боялась торопить события, чтобы случайно не обидеть Валантена и не разрушить тот образ, который он позволил ей увидеть одним глазком, – образ обольстительного мужчины, кому она могла бы отдать свое сердце, если бы он был способен полюбить; образ человека с украденным детством, пребывающего во власти внутренних демонов, терзаемого гневом и виной, умеющего быть жестоким, но также ранимого, готового отдать свою жизнь ради победы над злом и защиты слабых. Девушка не знала, найдет ли он когда-нибудь успокоение, но хотела бы оставаться рядом с ним, когда и если это случится. Возможно, тогда ей удастся убедить его, что она – единственная, кто сможет ему помочь окончательно исцелиться от ран.

Она очень настаивала, чтобы в это воскресенье Валантен сходил с ней на улицу Тэбу, где состоится выступление ораторов, объявивших себя наследниками сенсимонизма [27]. Инспектор особого энтузиазма не выказывал с самого начала. Планы Аглаэ казались ему слишком скучными для погожего весеннего утра, и он считал, что лучше уж совершить речную прогулку до Отея, чтобы погулять там на природе и полюбоваться сельскими пейзажами. Но Аглаэ стояла на своем. Она хотела познакомить его с новыми подругами: «Это удивительные женщины! Вот увидите! Я уверена, вас тоже увлекут их идеи – они хотят возродить дух эпохи Просвещения и ведут борьбу за освобождение женщин от цепей, в которые их заковало общество!»

Когда Валантен утром заехал за девушкой, он как будто бы и не заметил, что она принарядилась специально для него. А между тем Аглаэ была в новеньком платье, заказанном у модной портнихи, которая согласилась взять гонорар контрамарками в театр для себя и своего кавалера. По снятым с актрисы меркам платье было идеально сшито из легкой набивной ткани, с окантовкой выреза линоном – тонким батистом, – и выгодно подчеркивало восхитительные округлости ее фигуры. Свои роскошные темные волосы она собрала в пучок, оставив завитые на английский манер локоны на висках.