Это снова ты - Хилл Алекс - Страница 15

– В том-то и соль, – вздыхает Дима, глядя в пустоту. – Я не смог.

Он выходит из комнаты, а я обескураженно смотрю на пустой дверной проем.

Дима сидит за кухонным столом в полумраке комнаты. Мурашки ползут по влажному после душа затылку, на коленях лежит Мытька и мурчит громче, чем шумит работающая стиральная машинка. Поступок Алены не то чтобы был неожиданным, но все равно раздражающим. Пришлось потратить почти сорок минут, чтобы привести квартиру в относительный порядок. Сразу после этого Зимин отправил зевающую Мореву спать, а сам остался, чтобы дождаться окончания стирки и развесить вещи на балконе в надежде, что они успеют высохнуть за несколько часов оставшейся ночи.

Скорость крутящегося барабана увеличивается, резвый стук будто пульсирует в пространстве. Дима разворачивает скомканный стикер и еще раз пробегает по написанному взглядом: «Так просто от меня не избавиться. Люблю. А.». Очередной недовольный вздох слетает с губ. Мытька легонько прикусывает замершие пальцы, но Дима не реагирует. День был долгим и таким разным по эмоциям, что трещит черепушка. Ксюша будет жить здесь следующие две недели. Его малышка Морева, которая уже ни фига не малышка. У нее есть парень, сумасбродная подружка и куча дури в голове, что не так уж и странно для ее возраста. Хорошая ли это вообще идея – оставить ее здесь? Может, стоило снять квартиру? В нынешнем состоянии Диме совсем не просто сохранять тот сказочный образ, к которому привыкла Ксюша. Он еще и ляпнул ей что-то про дружбу. Будто это и впрямь возможно, но лучше все же держать руку на пульсе, пока она здесь.

Скомканный стикер летит через комнату и попадает точно в раковину. Дима хватает со стола телефон и, не обращая внимания на то, что время уже перевалило за три часа ночи, набирает один из номеров.

– Да, любимый. Соскучился? – раздается из динамика тягучий женский голос.

– Завтра все твои вещи будут на помойке.

– Зачем так грубо, Дим? Неужели я тебе секс обломала? Расстроила новую подружку?

Ярость огненными парами поднимается по груди Зимина, но он тушит ее отрешенностью.

– Это все, Ален, – цедит Дима.

– Нет, не все. Дим, ты мне нужен. Без тебя я…

– Не смей это произносить.

– Но это правда.

– Нет. Ты просто знаешь, куда давить, – холодно произносит он. – Алена, перестань. Ты получила от меня все, что хотела. И ты это прекрасно знаешь. Я тебе больше не нужен.

– Неправда! Я…

– Я сказал, хватит!

– Из-за нее? Кто она? – ревностно спрашивает Алена. – Кто она такая?

Зимин закрывает глаза ладонью. Ему надоел этот цирк, но… Как уйти, когда ты и директор, и главный клоун?

– Моя невеста! – эта фраза за сегодняшний вечер уже так прилипла к языку, что уже ощущается приятной сладостью.

– Вранье! Думаешь, я в это поверю?!

– Пока, Ален, – устало произносит Дима и завершает звонок под пиликанье стиральной машинки.

Легкий толчок, и Мытька спрыгивает на пол. Зимин поднимается из-за стола, вытаскивает вещи из барабана и направляется на балкон, где под потолком натянуты тонкие веревки. Город за окном переливается далекими огнями, ветер гуляет по соседнему скверу в гордом одиночестве. Дима недолго смотрит вдаль, задумавшись о том, что пыталась сказать Алена. Она не сможет без него? Чушь! Это с ним ей ничего не светит. Можно сказать, он уже второй раз делает ей одолжение. Скорее бы она с этим смирилась.

Дима принимается аккуратно развешивать Ксюшины вещи, а когда доходит до нижнего белья, замирает и тихо матерится. Потемневшее от воды синее кружево мягко обволакивает пальцы, и Зимин косится в сторону окна гостиной, где спит Ксюша. Их маленькая вечеринка двухлетней давности напоминает о себе вспыхнувшим огоньком в районе солнечного сплетения. Тогда Дима увидел куда больше, чем хотел, да и сделал тоже. Нельзя повторять прежних ошибок. Влечение к младшей Моревой – последнее, что ему сейчас нужно. Правда, было бы куда проще, будь Ксюша лет на пять помладше, ведь границы дозволенного значительно потускнели. Морева уже не ребенок, сладостями и сказками ее не угомонить, а та связь, что есть между ними, – тонкая, как леска, но и прочная тоже.

Кружево отправляется на веревку, оставшееся белье Дима развешивает почти не глядя. Закончив, он плетется в спальню, но в прихожей натыкается на Мытьку. Кот скребется под дверью гостиной и повелительно смотрит на хозяина.

– Нет, – строго шепчет Зимин.

Мытька фыркает и резво подпрыгивает, цепляясь лапами за дверную ручку. Дима бросается к коту, но тот легко протискивается в открывшуюся щель и мигом запрыгивает на диван.

– А ну иди сюда, – тихонько произносит Дима, протянув руку.

Кот пренебрежительно дергает ухом, делает круг почета и укладывается клубочком рядом со спящей на спине Ксюшей. Одна ее рука покоится на взымающемся и опадающем животе, голова чуть повернута вбок. Тело скрывает только свободная футболка, стройные ноги расслаблены. Дима не первый раз видит Ксюшу спящей, но привычное умиление вдруг сменяется совсем иным чувством. Дыхание глубже, взгляд острее. Ксюша вдруг коротко мычит, словно ощутив пристальное внимание, и переворачивается на живот, согнув одну ногу. Футболка задирается, и Дима делает крошечный шаг вперед, не отдавая себе отчета в действиях. Мытька приподнимает мордочку, желтые глаза горят от насмешки. Он будто хочет пожурить хозяина: «Что ты собираешься делать? Хочешь прикрыть ее? Лето на дворе. Она не замерзнет». Зимин шокированно отшатывается и выходит из комнаты. Это уже шиза. Узнай о подобном Морев, свернул бы голову без разговоров.

Наконец-то Дима добирается до спальни и садится на край постели. Тусклый свет с улицы скупо освещает комнату, но портрет маслом, стоящий на комоде, виден слишком хорошо. На нем три счастливых лица: лучший друг Димы Саша Морев, его невеста Настя Мореева и сам Дима. Это подарок на новоселье. Настя сказала, вручая: «Чтобы ты никогда не забывал о том, что мы у тебя есть», а Саша добавил: «Ага, повесь его на двери в туалет с внутренней стороны. Точно не забудешь». Зимин пристально вглядывается в нарисованные глаза друга, слова подкатывают к горлу, но в их звучании нет смысла, поэтому монолог так и остается внутренним.

Почему у меня ничего не вышло? Всегда ведь получалось. Я просто следовал за тобой, и все. Мне было достаточно оставаться лишь твоим отражением.

Зимин действительно был зеркалом, чистым, не искривленным. Это началось очень давно и вышло больше само собой, чем намеренно. Из гнетущей безысходности, в поисках безопасности и утешения. После смерти отца Дима остался в полной растерянности наедине с горюющей матерью и только в доме Моревых чувствовал себя обычным ребенком, беря пример с Саши. Зимин попросту делал то же, что и друг, повторял за ним буквально все, и тогда ему перепадало немного одобрения, похвалы и даже восхищения, это радовало детское сердце, лишенное родительского тепла. Так Зимин полюбил баскетбол в средних классах и стал капитаном команды, правда, только потому, что Морев уступил ему эту роль. Затем, уже в старших классах, Дима с усердием штудировал точные науки, чтобы поступить в политех, ведь Саша собирался именно туда, а взрослые твердили, что это правильный выбор. После зачисления Диме предложили занять пост старосты группы, и он согласился без тени сомнений, из-за того что Саша сказал: «Это же круто, братан! Я стану твоим замом, а Миха замзамом. Нам никто и слова не скажет, а сессии-то как пролетят!..» Зимин привык быть ведомым, ему это даже нравилось. Не нужно ничего решать, думать о будущем. Он слепо верил в Сашу и мог стоять рядом с ним посреди моря без страха утонуть. Отражать смелость и жизнелюбие друга было для Димы настоящим благом, но только до тех пор, пока зеркало не треснуло. Это случилось в тот день, когда развалилась их компания. В тот день, когда Миша пришел на крышу. В тот день, когда Дима потерял двоих друзей: одного навсегда, а второго на год, что казался вечностью. И теперь, как бы он ни старался поймать отражение Саши, ничего не выходит. Морев оправился, живет дальше, собирается создать семью, а у Димы больше не получается догнать друга. Попытка построить серьезные отношения с Аленой это только доказала. Видимо, в этой жизни есть что-то такое, что трудно воспроизвести или подделать.