Жестокие клятвы - Лав Агата - Страница 4

– Как мне вас называть? – спрашиваю ее, чтобы нарушить повисшую тишину. – Марианна или…

– Можно просто Мари. Меня нравится, когда сокращают.

– Хорошо, Мари. И мы перейдем на «ты»?

– А как лучше для ваших практик?

– На «ты», – я киваю с улыбкой. – Лишняя дистанция нам не нужна.

У меня нет никакого желания ей выкать. Мне и работать с ней не хочется, но надо пересилить себя и побыстрее закончить с проблемой этой малышки. Третьяков сказал, что ей нужно помочь кое-что вспомнить. И что же это может быть? В этой пустой головке вообще хоть что-то задерживается?

Я делаю вид, что хочу еще раз полюбоваться на прекрасный вид из окна, а на самом деле смотрю на Барковского. Его строгий мощный силуэт успокаивает. А вот Марианна меня откровенно раздражает, поэтому приходится брать передышку. На секунду наши глаза с Антоном встречаются, и в его темных океанах можно прочитать просьбу притормозить, подкрепленную парочкой крепких словечек.

Черт.

Зря я успела так хорошо узнать Барковского. И он тоже выучил мои повадки. Теперь читает как открытую книгу.

– Я могу показать вам дом, – бросает Мари. – Хотя он большой, и это скучное занятие. Можно отложить на потом. Бабушка, может, ты покажешь Алине окрестности?

Боже…

Бедный Антон. Эта малышка тоже зовет его Бабушкой. Вообще-то Антона так называют только грозные мужики из охраны и босс, это чисто их мужской прикол. У меня никогда мысли не возникало так обращаться к нему.

– Бабушка? – мне приходится вновь поворачиваться к Барковскому и изображать изумление, хотя я не могу удержаться и откровенно веселюсь, стреляя в его сторону немым: «Какого хрена ты это терпишь?» – Это такое прозвище?

– Да, – мрачно кивает Антон. – Я могу устроить экскурсию позже.

– Вот и классно! – отзывается Мари и складывает ладошки на уровне груди. – Мы тогда можем сразу приступить к делу. Я только отлучусь ненадолго, захвачу свою записную книжку.

– Встретимся в кабинете, – говорю ей.

Я вытаскиваю из чемодана свою сумку для ноутбука, в которой лежит всё необходимое для работы. Антон задерживает у двери, собираясь проводить меня как джентльмен.

– Она называет тебя Бабушкой?

– Не начинай. – Антон прикрывает глаза так, словно это доставляет ему физическую боль.

– Меня бы ты убил за такое.

– Ничего подобного.

– Да? Ну тогда я тоже начну звать тебя Бабушкой.

У Барковского сводит нижнюю челюсть.

– Ладно, я погорячился, – он злобно выдыхает. – Тебя я убью за такое.

– Вот-вот, Барковский. Что-то вы с Третьяковым вообще расклеились, завели силиконовую фею в доме и ходите над стеночкой.

– Он выглядит счастливым с ней.

– Да? Значит, за эти два года он несколько раз падал и бился головой.

Я выхожу в коридор первой и поворачиваю к кабинету, который мне успел показать Антон. Он уходит по своим делам, оставляя меня одну. Я раскладываю свои вещи на небольшом столике рядом с креслом. Второе кресло я немного передвигаю, чтобы воссоздать привычную для своих сеансов обстановку. Потом я настраиваю освещение, добиваясь рассеянного и уютного эффекта. Жесткий холодный свет только повредит делу.

– Я вернулась, – сообщает Мари и входит в кабинет. – Как вам дизайн? Я сама выбирала мебель сюда.

– Мари, мы ведь решили общаться на «ты».

– Ах да… Просто непривычно. Я сейчас перестроюсь.

– Ты можешь сесть на это шикарное кресло.

Она принимает мой комплимент с довольным выражением лица. А я молча наблюдаю, как она плавно опускается в кресло и весьма эффектно закидывает ногу на ногу. Отрицать глупо, она отлично чувствует свое тело и умеет двигаться так, что у мужиков включаются инстинкты. Даже я оценила.

– Как ты узнала обо мне? – спрашиваю и тоже сажусь, но как обычная женщина, без секси-спецэффектов. – Кто-то дал рекомендацию?

– Моя знакомая обращалась к тебе. Я бы даже сказала – знакомая знакомой. Но мне передали, что ты отличный специалист и решаешь самые сложные кейсы.

– Стараюсь.

– Это тот самый случай, Алина. Я очень надеюсь на твою помощь.

– Так в чем сложность?

Я привычно подтягиваю к себе блокнот, в котором делаю короткие заметки по ходу беседы с клиентом.

– Помощь нужна не мне, а моему мужу. В этой вселенной запрещено произносить фразу «у Германа проблемы», но это действительно так.

– И что с ним?

– Мне кажется, у него стерли отдельные отрезки жизни из памяти. Как ластиком провели. Он отрицает, что что-то не так, но он может рассказывать историю из своего недавнего прошлого и потом споткнуться… раз – и всё, дальше белый лист.

– Люди не могут вспомнить всё, Мари. Даже если сильно захотят.

– Нет, ты не понимаешь! Это другое. – Она раздраженно взмахивает ладонями, и по комнате расходится перезвон ее больших браслетов. – Это не забывчивость, это напоминает блок. Да, точно! Его что-то не пускает в воспоминания. Как стена стоит! Ты же как раз этим занимаешься, ты должна знать, как это устроено.

Она впивается в меня требовательным взглядом. А я изо всех сил сохраняю невозмутимость. Хотя внутри всё кипит и требует отдаться хотя бы мимолетной панике.

Я киваю ей.

– Герман очень влиятельный и богатый человек, – продолжает она. – У него полно врагов. Не конкурентов, а именно врагов. Я боюсь, что ему могли как-то навредить. Вдруг его заставили забыть что-то важное? Или что-то внушили… Ведь это тоже возможно? С такими вещами нельзя шутить.

Мне точно не до шуток. Я понимаю, что вляпалась. Меня вызвали не выполнять глупый запрос избалованной малышки, а хотят, чтобы я занялась самим Третьяковым. Чтобы сняла блок, который сама же поставила два года назад.

Мари смотрит на меня испытующе.

Наверное, и правда уже пора что-то ответить.

– Хорошо, допустим, – я немного растягиваю слоги. – Но если Герман не видит в этом проблемы, то и решить ее невозможно. Без его желания ничего не получится.

– Точно?

– Точно.

– Ну нет, такой ответ меня не устраивает. Нужно что-то придумать.

– Например?

– Ты можешь проконсультировать меня. Скажи, что тебе нужно знать, чтобы помочь ему. Я расспрошу Германа и потом передам тебе его слова.

– Мари, – я пытаюсь сдержать тяжелый выдох, – понимаешь, для работы с памятью Германа мне нужен… сам Герман.

А если его нет, то давай разойдемся по домам.

Это я держу в голове, произносить вслух пока не решаюсь.

Марианна резко поднимается на ноги и начинает мерить комнату беспокойными шагами туда-сюда. Она определенно не привыкла, что жестокая реальность может спорить с ее желаниями. Видимо, обычно всё происходит в точности, как она себе придумала.

– Хорошо, – кивает она со всей решительностью. – Тогда мы сделаем по-другому. Я скажу ему, что необходимо его присутствие на моих сеансах. Как семейная терапия.

Она подмигивает мне.

Мол, классно же придумала.

– Мари, а что ты сказала Герману? Ты же как-то объяснила ему, почему тебе понадобилась моя помощь.

– Это было легко. Я поискала в сети, как выглядят панические атаки, и изобразила их несколько раз посреди ночи. Очень круто, кстати, ты бы тоже повелась…

– Не сомневаюсь, – я криво улыбаюсь.

– После третьей Герман сам предложил, что надо найти специалиста для меня. Я еще отнекивалась, говорила ему, что сама справлюсь. В общем, дала ему возможность почувствовать, что это его решение. Мужчины это любят. Так что он думает, что ты должна нормализовать мой сон. Хотя он уверен, что я просто нервничаю перед свадьбой.

– Но он сказал, что я должна помочь тебе что-то вспомнить.

– Ну я намекнула, что, видимо, этот дом что-то делает со мной, триггерит… У моих родителей был похожий дом, я выросла в таком, поэтому это звучало логично.

– Ты из богатой семьи?

– А это важно?

– Да, у нас же сеанс, я задаю вопросы по делу.

– Я из очень богатой и очень дерьмовой семьи.

Она фыркает и отворачивается к окну. Она занимает такую позу, что ее плечи становятся острыми. Вообще весь ее силуэт становится ломаным и некрасивым.