Книга дождя - Уортон Томас - Страница 2

– Я не спешу с выводами. Что-то случилось с твоей сестрой.

Загорается знак «пристегнуть ремни». Пилот объявляет, что они приземлятся в Пайн-Ридж через десять минут. Пожилая женщина рядом с Алексом откладывает в сторону книжку с головоломками и стискивает руки на коленях, большие пальцы вращаются вокруг друг друга, словно какой-то автономный механизм. Алекс не заговорил с ней за весь полет, и, кажется, даже взглядами они не встретились. Или, скорее, он избегал смотреть в глаза. Он очень хорошо научился этому за последние несколько лет – избегать людей и сосредотачиваться на работе. Пандемия превратила эту склонность почти в монашескую привычку, и даже теперь, когда ограничения сняли и мир устало погружается в то, что следует дальше, ему приходится совершать над собой усилие, напоминать себе, что за пределами его головы тоже существует жизнь.

Что ему только что снилось? Порой во сне он осознает, что спит, но это был обычный сон, который принимаешь за правду, пока не проснешься, какими бы ни были абсурдными или невероятными события в нем. Он снова был маленьким, сидел в лодке с отцом на тихом озере, обрамленном кружевом утреннего тумана, поплавки с погруженными в воду наживками едва качались на зеркальной поверхности. Они забыли взять с собой ланч, который мама собрала для них, и теперь шутили, что им придется есть то, что удастся поймать, прямо здесь, в лодке.

– А вдруг это будет резиновый сапог? – спросил он отца.

– Придется тщательно его разжевывать, – ответил Бен Хьюитт из его сна, гораздо более мудрый и невозмутимый, чем при жизни.

Алекс огляделся и увидел, что туман рассеивается. Они были в облаке, понял он удивленно, и теперь бесконечно малые капли вновь превращались в невидимый пар. Вот-вот эти призрачные, зыбкие стены поднимутся, словно занавес, и все станет видно. Они поймут, где находятся.

Его голос дрожал от восторга, он схватил отца за руку.

– Ты только посмотри, пап.

Взгляд Бена Хьюитта оставался прикован к воде, словно отец не расслышал, и Алексу ничего не оставалось, кроме как посмотреть туда же, куда и он. И тут он увидел их в прозрачной зеленой глубине. Разных размеров, оттенков, видов. Они двигались в потоке собственных непостижимых грез – грез, в которых никогда не возникало столь невозможное существо, как он.

– Нужно вести себя тихо, – сказал отец, – если хочешь, чтобы они клюнули.

Пока самолет снижается, Алекс убирает в рюкзак записную книжку, ручку и перетянутую резинкой колоду карточек, которую взял с собой, чтобы развлечься в полете. Не помогло. «Альманах песка» – самая сложная игра, над какой ему доводилось работать, целый мир со своими законами, обычаями, историей. Теперь она кажется по-детски простой по сравнению с тем, к чему он возвращается – к жизни своей сестры.

Он заселится в гостиницу и позвонит этому Митио Амано, другу Эмери, о котором рассказала ему мать. Возможно, придется взять напрокат автомобиль, доехать до Ривер-Мидоуз или до того, что осталось от городка. Он знает, что именно там Эмери проводит почти все свое время. На развалинах местечка, в котором они когда-то жили, – теперь это запретная зона. Долгое время сестра отрицала это, но мать наконец выудила из нее правду: она ходит за проволоку. Это ее одинокий подвиг по спасению животных.

Появляются посадочные огни, они мелькают в иллюминаторе все быстрей и быстрей. Алекс стискивает подлокотники, напрягаясь от столкновения с реальностью: так бывает при каждом приземлении, когда внезапно сжимаешься до мчащегося объекта в уравнении времени, пространства, массы и гравитации, в котором твои надежды и планы никак не влияют на происходящее.

И вот он проходит сквозь это мгновение, а может, мгновение проходит сквозь него. Самолет дребезжит и содрогается, замедляясь до человеческой скорости. Они прибыли.

Самое странное, вдруг понимает Алекс, что он может ткнуть пальцем в точку, когда его жизнь отклонилась от предполагаемого пути. Этот далекий край не должен был стать их домом. Его семья всего лишь проезжала мимо. А потом реальность нарушила один из собственных законов.

Был летний северный вечер: небо – глубокого синего цвета, все еще пронизанное светом, даже в столь поздний час. Они остановились на ночлег по дороге в город, до которого оставалось ехать еще три дня на машине, – в крупный центр на востоке, их новый дом. Они нашли номер в мотеле «Сонный медвежонок», побросали чемоданы, а затем пересекли шоссе, чтобы поужинать в ближайшем ресторане, который показался их матери похожим на семейный.

Алекс помнит их вещи, сваленные в кучу сразу за дверью убогой комнатенки с узкими бугристыми кроватями. Остальное их добро: мебель, светильники, кухонная утварь, отцовские инструменты и мамины книги, его комиксы и игрушки-трансформеры, плюшевые зверушки его сестры Эмери – все было в фургоне, летящем сквозь ночь, что уже опустилась на трассу впереди и только начинала вступать в свои права здесь, в Ривер-Мидоузе, в городе, ему незнакомом, вид и кисловатый запах которого ему не нравился. У Алекса голова закружилась, когда он представил себе, как трясущийся, грохочущий фургон несется сквозь мрак.

В этом тесном, ярко освещенном ресторане у трассы он почувствовал, что они уже выпали из своих жизней – словно фантики, выброшенные из окна мчащегося автомобиля. Алексу было двенадцать, почти тринадцать, он злился из-за того, что пришлось оставить дом и друзей. Но когда отец доверил ему карту и попросил следить за расстоянием, которое они проезжают в путешествии по стране, он ощутил, как внутри него растет противоречивая увлеченность. Его всегда завораживали карты, но только спустя два дня отслеживания дорог и городов, которые они проезжали, он по-настоящему начал понимать, как огромна эта земля. Имена местечек, где им еще предстояло побывать: Портидж-ла-Прери, Лейк-оф-де-Вудз, Острова Маниту, превратились в заклинания, и он повторял их про себя в пути снова и снова. Ему не терпелось приехать туда и проверить, соответствуют ли они манящему очарованию своих названий.

«Звездная забегаловка» была почти пуста в этот поздний час. Скучающая девушка за кассой предложила им занять любой приглянувшийся столик. Одинокая пожилая пара сидела, благоговейно склонив головы над красными керамическими блюдами с лазаньей, будто в молитве. Бледная темноволосая девочка примерно его возраста в темной футболке и джинсах с дырками на коленках сидела одна за столом напротив. Перед ней лежала книга, но девочка смотрела прямо перед собой, усердно грызя ноготь большого пальца так, словно это было заказанное ею блюдо. Ее глаза были тщательно прорисованы жирной подводкой. Она напомнила Алексу кого-то, но он не мог понять кого.

Когда он проскользнул на холодную изогнутую пластиковую скамейку, знакомое пустое пространство открылось внутри него – одиночество, которое одолевало его даже в кругу семьи. Ему пришло на ум, что человеку всегда приходится есть, неважно, кто ты и куда направляешься. Даже если ты убийца, колесящий по шоссе, и только что убил кого-то, тебе все равно придется притормозить и поесть, как едят все остальные. Когда он повзрослеет и будет жить один, думал он, возможно, он тоже поедет куда-то, остановится вечером в незнакомом городке, как этот, гадая: что он тут делает вдали от тех, с кем ему предстоит жить в том туманном будущем?

Из окна забегаловки виднелся освещенный рекламный щит у дороги. Три человека стояли на зеленом залитом солнцем лугу: белый в охотничьей кепке и камуфляжной куртке, сбоку от него юная азиатка в лабораторном халате и с планшетом и индеец с косичками, в шлеме и желтом сигнальном жилете. Их запрокинутые лица светились гордостью. Ниже крупными жирными буквами значилось: «НОРТФАЙР»: «МЫ НЕ ПРЕКРАТИМ ИССЛЕДОВАТЬ».

«Нортфайр». Незнакомое слово напомнило Алексу, как далеко уже они от дома. Они даже не должны были ехать по этому шоссе, но отец настоял на том, чтобы сделать крюк, потому что, когда он был маленьким, его отец однажды взял его с собой сюда порыбачить. Сегодня в нескончаемо долгом кружном пути они узнали все о той незабываемой поездке. Отец Алекса даже закашлялся, вспоминая о своем папе, который умер, когда сам он был еще подростком.