Мой бывший – зверь - Владимирова Анна - Страница 2

Когда я видела этого мужчину последний раз? Полгода назад. Но иммунитета после первого знакомства у меня к нему ни черта не возникло. Одет как бог, самоуверен как дьявол!

– Здравствуйте, – успела я дежурно улыбнуться мужчине, вяло отмечая попытку босса отвести от меня волну предрассудков.

А в следующий вздох уже остолбенела под холодным цепким взглядом «звезды».

Я совершенно растерялась, когда Князев вдруг хищно усмехнулся мне уголками губ. Никто этого не заметил – все чего-то ждали от меня, но я не оправдывала надежд. То ли от усталости, то ли от резко возросшей концентрации тестостерона на один квадратный метр вокруг, я так и раскрыла рот, окончательно теряясь, словно школьница.

Но руководство тут же заполнило паузу:

– Яна приготовила все, что вы просили, – умело перевел Пал Петрович на меня все стрелы и кинжалы разом, если вдруг Князева что-то не удовлетворит в нашей подготовке.

– Все на столе, – наконец, хрипло выдавила я, понимая, что народ в кабинете уже откровенно надо мной потешался.

Какое фиаско! Я со школы не заливалась краской!

– Присаживайтесь, – суетился босс.

Я не отставала. Стойко игнорировала нехватку воздуха и разбирала папки по мере их упоминания Павлом Петровичем:

– Вот здесь все обследования, тут – анамнез…

– Где анкета? – Голос Князева в секунду выстудил воздух в комнате, и по моей спине прошел озноб.

– Вот, – положила я перед ним документ.

Все в комнате затихли, когда Князев опустил взгляд на лист. Я же просто перестала дышать.

– Яна, вы сейчас рухнете на стол от гипоксии, – вдруг заметил в тишине Князев, и по комнате прошла волна расслабленных смешков.

– Извините, – пролепетала я глупое и отошла от него на шаг.

На что он вдруг повернул голову и бросил холодный взгляд мне за спину:

– Зря вы предпочли мне господина Павлова. Он вас точно не спасет, судя по отсутствующей длительное время практике. – И Князев вернул взгляд к документу, игнорируя пыхтение главы отделения экстренной хирургии. – Господин Павлов, вы думаете, я не знаю, как вы поносили меня за глаза на конференции по общей хирургии в Питере?

Тут присутствующие уже не усмехались, а я еле заставила себя замереть и не шагнуть к Князеву обратно. Главный бабник отделения – престарелый самохвал и ловелас Иван Антонович Павлов – даже в приглушенном свете комнаты заметно побледнел.

– При всем уважении, Игорь Андреевич, я бы не стал на вашем месте полагаться на домыслы… – начал было он.

Но Князев раздраженно перебил:

– Вы не попадете в мою команду ни сегодня, ни когда-либо еще не по этой причине. С вами отказываются работать ведущие хирурги уже не первый год, да и здесь вы давно не оперируете…

– Игорь Андреевич, – вступился было Павел Петрович, спеша восстановить статус-кво, – разрешите мы обсудим это позже?

– Мы разве никуда не спешим? – холодно заметил Князев. – Если вы – нет, то можете обсудить состав команды уже с другим хирургом.

А вот тут в кабинете воцарился арктический холод. Все снова подобрались и напряглись. И в этой тишине особенно отчетливо был слышен скрежет сопротивления в голосе главы клиники:

– Иван Антонович, прошу вас покинуть наше собрание. Вы не участвуете в операции.

Павлову хватило ума убраться молча.

Дальнейшие переговоры с Князевым прошли гладко, насколько вообще могли. За полтора часа меня выжало до основания, хотя ко мне никаких претензий не возникло. И когда все уже поднялись со своих мест, Павел Петрович подхватил меня под локоть и тихо приказал на ухо:

– За ним – везде по больнице.

Я вымотано кивнула.

Я был на взводе.

Все здесь бесило. Все эти «недохирурги» – золотые-мальчики-руки-из-задницы! И Павлов был на самом деле не самым неудачным примером. Не любил за это GHC Clinique – половина персонала набрана сквозь пальцы, и больше времени и нервов тратится на выбраковку, чем на работу. Но сегодня и с пациентом не повезло. Какой-то священнослужитель с личными секьюрити по всем углам отделения и приторным шлейфом фейковых убеждений…

Все здесь было против меня. Все сегодня наказывало меня за нарушение собственных принципов! А всему виной банальная слабость! И ее причина – женщина.

Я усмехнулся, глядя в карту.

– Вам что-то кажется смешным в моей карте? – оживился старик, тонувший в необъятной кровати. Смотрел на меня цепко. Взгляд натасканный на вызов трепета у грешников, не иначе: высокомерный, холодный и требовательный. Что бы он сказал, узнав, кого сегодня призвали высшие силы ему в помощь? – Или вы не над содержимым карты?

Голос прокуренный, надтреснутый и скрежещущий по нервам, как когтями по металлу. Я поморщился, возвращаясь мысленно к делу.

По плану у меня сегодня экстренное стентирование артерий человека, который усложнил мне задачу насколько мог. И мне было интересно – кто в этой комнате самый больший идиот.

– Вы поступили сюда после того, как врачи скорой помощи обнаружили у вас ранний инфаркт вместо острого аппендицита…

– У меня болел живот, – развел он сухими руками. – Честно говоря, он до сих пор болит… Сложно поверить, что это инфаркт.

– Значит, вас не смогли убедить, – поделился я выводами. – Месяц назад у вас проводилась коронарография, показавшая сужение артерий на пятьдесят пять процентов, и вам все еще сложно поверить, что ваша жизнь под угрозой?

– Врачи прописали мне какие-то таблетки, я их принимаю, – помрачнел он, а я мысленно передал пальму первенства по идиотизму ему. – Вы меня отчитывать тут собрались или все же будем спасать мне жизнь?

Мне всегда было интересно, насколько человек на моем операционном столе хотел жить. Этот считал себя бессмертным.

– Таблетки вы не принимаете, – заметил я и отложил папку. – Иначе не оказались бы здесь.

– Игорь Андреевич, – попытался встрять главный по бардаку, но я не обратил внимания.

– Почему вы не принимаете статины? – ввинчивался я взглядом в старика. – Препараты от гипертонии тоже вами игнорируются. Вы что, думаете, что бессмертны? Но черт с ним. Сейчас вы отказываетесь даже от обезболивающих!

– Игорь Андреевич, здесь дело деликатное, – упорно влез директор клиники.

Но священник все же нашел в себе силы ответить за себя:

– По личным убеждениям. Меня предупредили о рисках.

– Что за личные убеждения заставляют вас усугублять собственное состояние и увеличивать эти самые риски, о которых вас якобы предупредили? – не давал я обстановке остыть.

– Я заслуживаю эту боль, – выпрямился он, изображая из себя кого-то, достойного уважения. – Я хочу ее терпеть.

– Попросили бы вашего охранника вам гвоздь всадить в глаз, – склонил я голову набок, не отказывая себе ни в чем.

– Игорь Андреевич… – побледнел главврач.

– А вы, смотрю, совершенно незнакомы с врачебной этикой, – усмехнулся старик, изрядно взбледнув. Еще бы! Ему на глазах становилось хуже. Люди еще не видели, но я уже различал это в воздухе – у него менялся запах. Я слышал учащенное дыхание и глухое натужное сердцебиение. Один придурок решил поиграться со смертью в догонялки, а другие это позволили. И все это теперь разгребать мне. – Или считаете, что лучше всех в этой комнате? В Бога, конечно, тоже не верите…

– Для вас сейчас я – самый лучший в этой комнате, и верить вам стоит тоже только в меня. Потому что вы и все эти люди вокруг максимально сократили вам сегодня путь к вашему Богу. Но зато предупредили про риски.

– Игорь Андреевич, – просипел главврач, но я даже бровью не повел.

– Готовьте к операции и введите, наконец, обезболивающее! – рявкнул я и глянул на часы. – Потому что примерно вот сейчас… ему станет очень больно.

Священник онемел, дергая нервно горлом, а его пульс вдруг стремительно набрал обороты. Все в комнате сорвались с места.

Но все это было неинтересно. Этому клоуну в рясе повезло. Он будет у меня жить, несмотря ни на что. Но все мое внимание снова переметнулось к женщине, ради которой я тут вообще появился и теперь брызжу ядом. Она, кажется, снова перестала дышать, притихнув у дверей палаты с широко раскрытыми глазами. Я прошел мимо, и ее тут же отгородил главный врач, бросившись за мной в коридор.