Мой бывший – зверь - Владимирова Анна - Страница 10

– Я вижу, – выдохнул я, оглядываясь. Весь пол был залит кровью – они пытались вливать в нее больше, чем она теряла. – Что по сердцу?

– Надо исключить тампонаду! Осколок ребра где-то рядом! – Ива шила артерию на шее, которая являлась сейчас самой большой проблемой, травматолог закрывал рану на бедре.

– У нее внутреннее кровотечение, – сообщил я машинально, берясь за скальпель.

– Не пи… – заикнулась было Ива, как приборы взвыли.

Она громко выругалась, а я холодно констатировал:

– Фибрилляцию! Делаю торакотомию. Готовьте расширитель.

– Нужно еще пять пакетов крови! Первая положительная! Вливать струйно!

– Остановка сердца!

Ну а дальше руки действовали сами. Источник кровотечения не пришлось искать долго – ребро травмировало легкое, оттуда и хлестало. Я перекрыл источник одной рукой и взялся за открытую сердечно-легочную реанимацию. И все замерло: время, воздух, звуки… Одна лишь линия на датчике сердечных сокращений истошно орала на одной ноте. Но никакой злости, ни единого неверного движения и лишнего вдоха… Никакого мысленного «давай!»

– Есть пульс, – как всегда опередил я прибор на долю секунды, и монитор отреагировал на запуск сердца. – Синусовый ритм.

Ива рядом отчетливо выдохнула, и я взялся за кровотечение…

Я вырос в этом подвале, знал его как свои пять пальцев, но каждый раз будто наступал себе на горло, приходя сюда. Вроде бы и чувствительность мне отшибло напрочь за годы, которые я купался тут в крови, но от ее запаха временами мутило.

Сигаретный дым своеобразно оттенял горечь, неизменно остававшуюся после любой операции вместе с кучей вопросов: выживет ли пациент в ближайшие сутки? как пройдет реабилитация? если поправится, найдет ли в себе силы жить дальше?

Я глубоко затянулся и устало откинулся затылком на холодную кирпичную стенку.

– Вот ты знаешь, когда нужно остановиться, – хрипло выдавила Ива, ежась в форменном пуховике рядом. На улице было холодно, но ее лоб все еще блестел от пота. Светлые волосы выбились облепили виски и скулы. – Но не умеешь остановить других.

– Только тебя, – поправил ее и снова затянулся. – Я не могу остановить тебя.

– Игорь, – вздернула она губу. – Ну какого ж черта? Ты же знал! Ты же как этот бог смерти – всегда знаешь, кого не можешь вытащить…

– Без тебя я бы гробил пациентов еще до вскрытия грудной клетки, Ива.

– Ну как ты можешь быть таким спокойным? – всхлипнула она и прижалась к моему плечу щекой.

А я уткнулся носом в ее висок, прикрывая глаза. Иве не нужен был ответ. Ей нужно было просто иметь возможность кому-то показать, как ей тяжело.

Потому что заведующему отделением хирургии особо некому жаловаться.

Я же, видимо, слишком напряженно выдохнул очередную порцию дыма, потому что Ива тихо сообщила:

– Его пристрелили при изъятии девушки.

Мне нельзя было интересоваться, кто виновен в том, что мы снова собирали девушку по кускам, решая, скольких кусков она лишится. Один шаг в сторону партнера пациентки – и мне наденут намордник с наручниками и отправят оперировать заключенных. И связи никакие не помогут. Больше не помогут. Я исчерпал их ресурс, когда убил одного такого ублюдка прямо на глазах всего персонала…

– Повезло, что ты был недалеко, – прошептала Ива. – Спасибо, что приехал.

А я не мог по-другому. Когда она звала, я мчался со всех ног. Даже не так – я кружил вокруг отделения. Моя квартира здесь же, и Янку я потащил ужинать сюда же…

Ива была самым дорогим «не-человеком» в моей жизни. Ведьма-золотые руки, умница каких поискать… С ней я чувствовал себя здесь как дома.

– А почему ты, кстати, в городе? Говорил же, что уедешь…

Я усмехнулся, прикрывая глаза.

– Я искал поводы остаться, как обычно.

Да, у меня были проблемы с привязанностями. И я ничего с ними не делал.

– Князев, ты что, улыбаешься? – она отстранилась и всмотрелась в мою помятую физиономию, делая вид, что нашла на ней пару отличий от меня обычного.

– Тебе показалось, – затянулся я.

– Игорь, – щурилась ведьма. – Игорь, говори!

А моя морда и правда перекосилась в какой-то судороге, стоило вспомнить, как начинался вечер.

– Я идиот, Ива, – покаялся я. – Оперирую у Розмуха в клинике…

– Да ну, отстой какой-то, Князев. Кто это вообще – Розмух?

– Хороший хирург.

– А зачем ты там оперируешь?

– Сам пытаюсь понять, – усмехнулся я.

– Ох, ничего себе! Значит, ты поклоняешься не только богу смерти…

– Или у него отличное чувство юмора.

– Кто она? – спросила Ива прямо.

– Его помощница, – признался нехотя.

– Я вечер тебе испортила, – расстроилась Ива.

– Спасла ее от моей голодной расправы, – оскалился я.

– Черт бы вас побрал блохастых, – закатила она глаза. – Ну что ты несешь?

– Только это секрет, Ив, – добавил серьезно я.

Она пристально на меня посмотрела и еле заметно покачала головой.

У всех врачей есть профессиональные деформации. У хирургов они особенные. У меня – непреодолимые до жути. Я каждый день на протяжении многих лет вижу здесь, слышу и чувствую то, чем кончаются отношения таких, как я, с такими, как Яна. Это наверху можно говорить, что процент трагедий существенно снизился и что нам больше не грозит вымирание. Но здесь это выглядит все так же удручающе. Здесь ты этим процентам вспарываешь тела, держишь их сердца в руках и записываешь время их смерти.

– Ладно, езжай давай. Желательно к ней.

– У нее с сердцем проблемы, – рассеяно заметил я, не двигаясь с места.

– Серьезное что-то?

– Вроде бы нет. Но там не было диагноза, пока она мне в руки в обморок не упала. Еще и перечит мне и не обследуется…

– Это она зря, – улыбнулась Ива. – Надо устроить ей диспансеризацию, Князев. Ты же не разучился еще ухаживать за девушками?

– Сегодняшний день оставил много сомнений в этом, – хрипло усмехнулся я. – Буду я, Ивка, с тобой старость коротать, похоже…

– Хрен тебе, – рассмеялась она. – У меня на старость большие планы.

– Ладно. – Я тяжело поднялся, сжал ее плечо и будто вышел из защитного круга.

На плечи навалилась тяжесть. И в этот момент слабости безумно захотелось в чье-то тепло. Чтобы приползти, упасть в ноги… и сдаться на милость. Я только усмехнулся. Доплелся до раздевалки, стянул униформу и направился в душ.

– И? – послышалось требовательное в трубке.

– Что и? Его вызвали, он посадил меня в такси и умчался, – закончила я короткий рассказ Маше о том, куда я делась с парковки.

– Ох уж эти хирурги! Всегда с ними так. Вот он сидит перед тобой, и вечер обещает быть томным… А потом вызов – и его нет. И неизвестно, не накроется ли так следующий вечер.

Чувствовалось – у подруги наболело. Но мне такого опыта категорически не хотелось.

– У меня совсем нет иммунитета к хирургам, – рассеяно бродила я туда-сюда по своей маленькой кухне, раздумывая, как выживать теперь в клинике. Увольнение маячило на горизонте так явно, что хотелось выть. Держать меня после всего в личных помощницах Павел Петрович может не захотеть. И будет прав. – Черт, позор-то какой…

Машка нехотя рассказала, что всю клинику лихорадит от новости. В каждом углу перетирают то раздевание Князева перед кабинетом шефа, то мою коленно-локтевую с оттопыренным задом на каталке. Нашу романтичную встречу у машины Князева обсуждают мало – теперь это слишком тривиально.

Большинство уверено, что мы с Князевым устроили спектакль. Кто-то делает ставку, что мы взяли друг друга «на слабо» и сыграли в «кто кого больше разденет». То, что Игорь Андреевич ответил мне в привате, мужской частью коллектива достойным не признавалось.

– Ян, ну если бы я тебя не знала, подумала бы, как и Розмух.

– И ты туда же?! – взвыла я. – Я Князева вижу второй раз в жизни!

– Но Розмух уверен, что вы давно встречаетесь.

– Именно потому, что он так уверен, Князев и не стал его переубеждать, – досадовала я. – Нужно оно ему!