Как приручить дракона – 5 - Капба Евгений Адгурович - Страница 11

– Это какая? – удивился Бабай.

– Я с детства не люблю командные виды спорта. Никогда не понимал футбол: какого беса они все бегают за одним мячиком и орут друг на друга? В чем тут смысл? – это было истинной правдой.

– А мне футбол нравился, – вздохнул урук. – Я был вратарем-водилой. А какой вид спорта тебе по душе?

– Айки-крав-мага, – развел руками я.

– Это что еще за чертовщина? – удивился Иеремия Вишневецкий.

И был тысячу раз прав.

Я проснулся внутри роскошной кровати под пышным балдахином. Роскошь, пышность, вычурность – эти определения меня уже достали за время пребывания в юридике Вишневецких. Особенно – во дворце. Я был чужим на этом празднике жизни, меня никогда не привлекала эстетика излишества, я любил минимализм и надежные, простые вещи. Если говорить, например, об одежде, то «Олива» – пожалуй, квинтэссенция моего вкуса. Удобно, практично, мужественно. Да, мне нравились еще и костюмы – пиджаки, брюки… Например, два костюма: легкий и утепленный. Ну, пусть еще по одному на каждый сезон – мало ли, порвется-испачкается. Но за каким бесом человеку – если он мужчина, конечно, – более четырех костюмов – я никогда не понимал.

Нет, если человек – девочка, то тут вопросов нет. Девочки – самые красивые природные явления в мире, пусть украшают собой окружающую действительность со всем возможным разнообразием.

И зачем на кровати позолота? Как позолота может улучшить качество сна? И зачем балдахин, если благодаря охранным чарам комары и прочие кровососущие насекомые Збаражский замок облетают стороной? Вся эта марля, тюли и шелка – чистый бред! Да и вообще – от слишком мягкой перины спина болит, даром, что здешнему моему телу 26, и я вообще отчасти дракон.

– ДРАКОНЫ ЛЮБЯТ СПАТЬ НА КУЧЕ ЗЛАТА И СЕРЕБРА! – подал голос дракон. – ИЛИ В КОМПАНИИ ПРЕКРАСНЫХ ДЕВ.

– Что касается компании прекрасных дев, тут мы с тобой необыкновенно солидарны, – признал я. – Мне бы хватило и одной, но, похоже, в отчем доме положено соблюдать некие правила. Это ж юридика – тут правил и традиций вагон и маленькая тележка…

– А где одежда? – удивленный Гоша – это было что-то новенькое, так что я мигом вскочил с кровати и уставился на стул, куда аккуратно, по-военному, развесил брюки, жилетку, рубашку и пиджак.

Ничего этого не наблюдалось. Нет, в саквояже, конечно, имелся комплект оливы – я же собирался, в конце концов, воспользоваться байдаркой, но этот костюм мне был дорог как память! В конце концов – первая серьезная покупка в мире Тверди! Впрочем, одежда – это был второстепенный вопрос. Первостепенной важности тема после сна находилась за расписной дверцей – там имелся и душ, и уборная. И полотенца, и халат, и всякие-разные гигиенические принадлежности – на гостях Вишневецкие не экономили.

Стоя под тугими горячими струями воды, я поймал себя на том, что пытаюсь услышать, что там поделывает дядя Петя из соседней квартиры… М-да, можно вывести человека из земщины, но не земщину из человека! Даже если он – дракон.

Выйдя наружу посвежевшим и запахнутым в халат, я застал у своей кровати какого-то блондинчика в свитке. В одежде такой, а не в пергаменте, скрученном в трубочку.

– Ваш наряд, пан рыцарь! – он едва ли поясной поклон передо мной не вломил, но был прерван.

– Однако, ты кто такой?

– Тараска, Микулин сын! – отрапортовал он. – Коридорный!

– Где моя одежда, Тарас Николаевич? – очень вежливо поинтересовался я.

– Вот, пан рыцарь! – он протягивал мне стопку чего-то явно пышного и вычурного – снова.

Сверху стояли желтые сапоги, чтоб их бесы съели.

– Меня Георгий Серафимович зовут, – объяснил я. – Еще раз назовешь паном – будем учить с тобой Уолта Уитмена, «Песню о выставке». Наизусть.

– А… – несчастный Тарас знать не знал, что ему делать. – Приказано вам вот наряд доставить, тут блуза, кунтуш, шаровары, жупан и сапоги – желтые, как подобает…

– Кому подобает? – уточнил я, постепенно зверея.

– Ясновельможному пану! – понятно, что сам он виноват ни в чем не был, выполнял распоряжения кого-то большого и важного, но…

– Итак, повторяем за мной, Тарас Николаевич… – я взмахнул рукой и начал декламировать:

– Помилуйте, не проклинайте! – рухнул на колени коридорный. – Я же ничего…

– Давай, Тарас Николаевич, проведи меня туда, где сейчас находится моя одежда. И не смей мне дурить голову, мол, «не высохла», «не успели постирать» и всякое такое прочее. Мы с тобой оба знаем, что тот уровень магии и технологии, которым располагают Вишневецкие, способен справиться с моим любимым клетчатым костюмом в худшем случае минут за двадцать… Вставай давай, Тарас Николаевич, хватит комедию ломать!

– Я ничего не ломал, пане! – в ужасе вскричал он.

Я тяжко вздохнул и снова взялся за Уолта не нашего Уитмена:

Тараска вскочил, ляпнул на кровать стопку одежды и, чуть не плача, сказал:

– Не сносить мне головы, па… Герман Серапионович, но лучше уж на плаху, чем такие ужасы слухать! Поведу вас в прачечную… Но вы за меня словечко замолвите?

– Замолвлю. Скажу, что подверг тебя пыткам! – пообещал я.

– Жестоким пыткам! – закивал Тарас Николаевич.

Он вел меня сначала по коридору, потом – по винтовой лестнице, и, прыгая со ступеньки на ступеньку, все повторял:

– «Пресвятая индустрия!» Это ж надо такое придумать – «пресвятая индустрия!» Богохульство-то каковое!

Я шел в халате и в тапочках и особенно не смущался. А чего мне смущаться? Вот в желтых сапогах мне, полешуку, было бы очень стыдно. Я бы лучше с голым афедроном прошелся, чем сапоги эти надел. А в халате – комфортно, даже тепло… Мы спустились куда-то в район пятого круга ада, глубоко под землю.

– Тут – темница, там – прачечная и складские помещения, – пояснил коридорный. – Нам – налево. В темницу пока рано, да и не очень хотелось бы.

Вдруг я услышал из-за железной двери знакомы хриплый баритон. Там явно орудовал Бабай Сархан!

– Лурц, гребаный ты папуас, ты сведешь меня в могилу! – слышался его громовой рев. – Ладно эти дефективные, но тебе-то за каким хреном сраные зимние яблочки понадобились, а? Что, кисленького захотелось? Ты у меня компот с синильной кислотой до конца жизни пить будешь! Я тебе набью на левой груди татау с оскоминой, а на правой груди – татау левой груди! Как выглядит оскомина? Попи…говори у меня еще, малолетний бубхош багронк! Давай, вылезай оттуда и аборигенов этих мелких вытаскивай… Дожили, ять, целую команду черных уруков поймали какие-то шляхтюки! А й-о-о-оп вашу… И высекли вас? Стыдоба! Я отдам вас Перепелке в вечное рабство, он вас сначала шомполами запорет, а потом научит яблочки воровать, мои ж вы обосранцы! Позорище всего ордынского народа!

Постепенно причины появления Бабая на приеме у Вишневецких проявлялись во всей своей красе… Похоже, отлавливая лярву в парке, он выплачивал долг за косяк своих подчиненных!

– Нам налево, – опасливо косясь на дверь, повторил Тарас Николаевич.

– Ну, ладно. Налево – значит налево, – не стал спорить я.

– Людка-а-а–! – заорал коридорный, едва шагнув внутрь прачечной. – Тута па… Э-э-э… Постоялец из седьмого! Хочет себе костюм взад завернуть.