Исчезновения - Мерфи Эмили Бейн - Страница 66

Где Майлз? Я чуть не всхлипываю от облегчения, когда пальцы чувствуют лезвие, достаточно острое, чтобы пустить кровь. Это красивый спасительный кончик моей звезды, торчащий из обертки. Сердце колотится, когда рука сжимается на ней.

Я убью Стивена, прежде чем он доберется до Майлза.

– Малкольм, – спрашивает Стивен, – теперь скажи мне: где девочка?

Малкольм сразу же отвечает монотонным голосом.

– В доме Макельроев.

Я резко втягиваю воздух.

– И у кого-то из детей есть Камень Елены?

Доктор Клиффтон моргает.

– Я не знаю, что это.

Камень Елены? Я верчу в пальцах кольцо, ощущая горящий на моей груди металл под одеждой. Почему он так отчаянно нужен Стивену? Это должно быть что-то большее, чем простая безделушка, если он готов зайти так далеко, чтобы получить его.

Значит, мне нужно сделать так, чтобы он его не получил.

– Неважно, – говорит Стивен нетерпеливо. – Виктор, где дом Макельроев?

– Я покажу тебе, – говорит второй голос. Другой мужчина выходит из тени.

Это Виктор Ларкин.

Я должна спрятать мамино кольцо. Внезапно мысли проясняются, и я точно знаю, куда его положить. Мне нужно найти идеальный тайник Майлза, где кольцо лежало несколько месяцев. Начинаю лихорадочно ощупывать стену в поисках полки. Ужас пробирается вниз по моему позвоночнику как зазубренный нож, как только пробегаю пальцами по камням. Нащупываю пролом, но, когда засовываю туда руку, он слишком неглубокий. Сердце неистово бьется, пока продолжаю искать.

Прошла минута, может, две, когда моя кровь неожиданно леденеет. Инстинктивно понимаю, что за стеной слишком долго было тихо.

Подбираюсь обратно к глазку.

Они, должно быть, задали Уиллу вопрос, но я не услышала ответа.

Клиффтоны стоят в ряд, застывшие, как куклы.

И все они повернулись и смотрят прямо на мое укрытие.

– Здравствуй наконец, Айла, – мягко говорит Стивен.

Он стоит прямо за мной.

Я резко поворачиваюсь и кричу, отползая от новой горсти вариантов, которые он вытащил из кармана. Он приближается ко мне, а я спотыкаюсь, внезапно замечая его левое ухо.

Еще один ужас, открывшийся для меня.

На кончике уха у него шишка, точное отражение моей.

Это последнее, что вижу, прежде чем он покрывает меня вариантами Гипноза, они падают вокруг меня как хлопья пепла, и тогда я понимаю, что он выиграл.

– Она меня видела здесь? – рычит Ларкин. – Никто не должен был застать меня тут.

– После сегодняшней ночи не будет иметь значение, что она видела, а что – нет, – бормочу.

Пытаюсь скрыть дрожь каждый раз, когда смотрю на Айлу. Те же серые глаза, острый подбородок, темные золотисто-каштановые волосы. Словно это Джульет в прошлом.

Как только ее глаза становятся стеклянными, приказываю ей присоединиться к другим. Она двигается не так быстро, как Клиффтоны.

– Иди, – рявкаю на нее. Она занимает свое место в конце ряда, и я рассматриваю ее руки. Она полная копия Джульет, кроме пальца, на котором у сестры всегда было кольцо.

Его там нет.

Чертыхаюсь. Что-то красное начинает пульсировать за моим правым глазом.

– Где Камень Елены? – Трясу ее так сильно, что ее голова откидывается назад. – Где кольцо, которое всегда носила твоя мама?

Почти вижу проблеск чего-то в ее глазах, но это невозможно. Она сглатывает и отвечает монотонным голосом:

– Оно у отца. Он на войне.

Я борюсь с желанием заорать.

Но, говорю себе, по крайней мере, если Камень далеко отсюда, он не может окончить Проклятие. Смаргиваю красную точку и пытаюсь решить, что делать дальше, когда на кухне внезапно загорается свет.

Ищу последний мешочек с вариантами Гипноза. Высыпаю их на открытую ладонь, готов кинуть их и роняю пустой мешочек на траву. Поворачиваюсь, чтобы поприветствовать нашего последнего игрока.

– Миссис Клиффтон! – зовет голос мальчика, полный страха, когда он открывает заднюю дверь. – Думаю, что-то не так с Женевьевой… – Он видит нас и останавливается.

Я смотрю на него. Если Айла – это Джульет, то этот ребенок – я.

– Майлз, – говорю тихо, – подойди.

Но его глаза вдруг расширяются. Он увидел что-то позади меня, и я инстинктивно вздрагиваю. Поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть летящую вспышку серебра.

Поднимаю руки, чтобы закрыть лицо, прямо на пути чего-то колющего. Острые как бритва концы звезды врезаются мне в руку.

Я кричу. Такая режущая, жгучая боль, о которой я даже не знал.

Заставляю себя посмотреть вниз. Вижу с недоумением то место, где раньше были три моих пальца. Теперь они валяются где-то на земле вместе с последними вариантами Гипноза, просыпанными и бесполезными.

А потом льется кровь, такая теплая, и гремит в ушах.

Мои руки, сказал я Финеасу. Я всегда хорошо работал руками.

Я не позволяю себе снова посмотреть вниз. Не хочу видеть, насколько все плохо.

«Как, – путано думаю я, – девочка проскользнула сквозь силу вариантов Гипноза, когда никто другой не мог?»

Ларкин думает о том же самом. Его лицо темнеет, когда он надвигается на Айлу и рычит:

– Как ты это сделала?

Она вскрикивает от ужаса, а он тащит ее через лужайку, потом привязывает к стулу своим ремнем и затягивает его так, что ее дыхание прерывается.

Все происходит как во сне, и я стою какое-то мгновение ошеломленный, шатаясь от боли, а потом срываю пальто и заматываю его вокруг руки, чтобы остановить кровотечение.

– Майлз, все будет хорошо, – говорит девочка снова и снова, пока Ларкин наконец не закрывает ей рот платком.

– Нужно заняться твоей рукой. Она тяжело тебя ранила, – говорит он мне. – Хорошо, что не попала в яремную вену.

– Мне нужен врач, – говорю.

– Так давай заберем то, за чем пришли, – нервно говорит Ларкин и берет флакон. – Не могу рисковать, чтобы кто-то узнал, что я здесь был.

Я достаю птичку и снова баюкаю руку.

– Придется тебе это сделать.

Когда поднимаю взгляд, он не двинулся к Айле.

Он стоит рядом с Матильдой.

Она улыбается самой милой улыбкой и начинает говорить что-то, что я не могу разобрать, но он не дает ей закончить. Втыкает иглу ей в шею и опустошает шприц.

Что-то внутри меня одновременно увядает и взрывается, когда он вытаскивает шприц, чтобы наполнить флакон со Спокойствием. Это не жидкий коричневый цвет Лоретт или желый с пятнами, который, как Ларкин описывал, был у наркоманов. Спокойствие Матильды такое розовое, почти золотое. У меня кружится голова. Кровь течет по руке.

Крик Айлы заглушен, когда она пытается высвободиться, и слезы текут по ее щекам.

– Айла, не плачь, – умоляет Майлз, его собственный голос дрожит, и смотреть на него – словно смотреть на себя в прошлом.

Я не ожидал, что он окажется так похож на меня.

Делаю неровный шаг. Не так должно было все произойти. Я должен был любить Матильду, а не уничтожить ее, пусть даже она уничтожила меня, и Джульет должна была отправить Камень, а Финеас должен был жить.

Моя красивая Матильда, моя маленькая рыжая птичка лежит на земле.

– Что ты наделал? – рычу на Ларкина.

– Не беспокойся, Стивен, – говорит он, оставляет первый флакон на траве и достает другой. – Я найду тебе хорошего врача.

Я любил только трех человек за всю мою жизнь.

И двое из них теперь мертвы.

А Ларкин сейчас сделал так, что последняя исчезла навсегда. Ее Спокойствие кружится, как галактики, во флакончике в его руке.

– Матильда, – говорю срывающимся голосом, – если бы ты только выбрала меня, все было бы совсем по-другому.

Потом поворачиваюсь и стреляю Виктору Ларкину в сердце.