Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий - Страница 9

Канцелярскими кнопками прикрепил рисунок к доске, чтобы наглядней видеть идею. И все-таки… все-таки… надобно привлечь к процессу Веру Павловну, учительницу рисования. Бродила у меня в голове идея двойной экспозиции, скажем так. Но для создания такой лампы надо раздобыть еще один стеклянный лист и привлечь художника.

Тут в голове всплыла мысль о том, что в моем десятом классе хорошо рисует Полина Гордеева. Девочка скромная, молчаливая, но очень отзывчивая и трудолюбивая. Ее рисунки украшали кабинет Веры Павловны Дмитриевой. На паспорту была наклеена аккуратная этикетка с именем и фамилией ученицы.

Я даже стал случайным свидетелем разговора Веры Павловны с нашим вездесущим завучем. Зоя Аркадьевна настаивала на том, что имени ребенка не должно быть на рисунке. С точки зрения товарища Шпынько подобное слишком выделяет ученицу среди других учеников, что обязательно приведет к зазнайству и повышенному самомнению.

Учительница рисования категорически не соглашалась с Зоей Аркадьевной, утверждала, что каждый труд должен быть если не оплачен, то оценен по достоинству. Подпись на рисунке в данном случае и выступает своего рода признанием. Любой труд должен быть вознагражден, и нет ничего постыдного в том, чтобы поставить свою подпись под хорошей работой.

К моему удивлению, Вера Павловна выиграла тот спор. Оказывается, не только я «шпыняю» товарища Шпынько своими непривычными взглядами.

— Так, — я достал блокнот, который неизменно таскал в кармане и записал. — Поговорить с Полиной, при необходимости обратиться за помощью к Дмитриевой.

Кинул взгляд на схему, подумал, прикинул, и принялся черкать в блокноте новую форму лампочки Ильича.

— Похоже, двумя стёклами не обойдемся, — задумчиво пробормотал я, разглядывая свой корявый шедевр. — Нужно три для полноты иллюзии. На первом рисуем короткие языки пламени, на втором серп и молот, на заднем полностью рисуем пламя. И форму лампы делаем в форме костра.

Я кивнул, посмотрел на предыдущий рисунок и усмехнулся: товарищи Борода и товарищ Свиридов гарантировано начнут протестовать. Потому как я практически все переиначил. Ну да ладно. Привлеку учеников, вместе не только веселее, но и сподручнее.

Насчет мастерской переговорю с завхозом. Мелкие детали можно отдать на откуп Степану Григорьевичу на уроки труда, чтобы он с мальчишками выпилил. А крупными займемся мы с десятым классом. Если я правильно помню, кто-то мне говорил, что Федя Швец отлично работает стеклорезом, увлекается резьбой по дереву.

Под основание мы подобрали фанеру, будем сооружать короб, на который водрузим лампочку Ильича в виде пионерского костра.

Я задумался, прикинул все за и против, и быстро набросал эскизы для основания. Ну а что, самый простой вариант — это выкрасить все в однотонный свет. Но наша конструкция — она ведь не на один день. Мы же можем после демонстрации поставить ее в школе на видном мест. Прикрепить табличку, кто участвовал в создании изделия. Почему бы и нет? Достойно? Достойно! Вещь, созданная, руками учеников– это ценнее, чем руками учителей.

И девочки участие примут в работе.

Совместный труд, как говаривал кот Матроскин, облагораживает. Как по мне, он еще и объединяет, работает на доверие и учит молодое поколение уму-разуму.

Кто-то из известных советских педагогов говорил: детям необходима радость труда. Потому как эта самая радость принесёт с собой не только успех, но осознание собственных умений, важности проделанной работы. Ну а конечная точка труда, как ни удивительно, это возможность доставлять радость другим.

Труд, впрочем как и трудовое воспитании, не потерял своей актуальности и никогда не потеряет. Как бы ни старались в будущем привить мысль о халяве и прочем зле. Спрашивается, кому мешали уроки труда, на которых девочки учились готовить и шить, а мальчики строгать и гвозди забивать? Никому.

Вопрос: откуда повылазили эти странные психологи, которые заявили, что малышам нельзя доверять ножницы, опасно, мол. Так и клеить заготовки из цветной бумаги тогда тоже опасно. Вдруг ребенок в детском садике лизнет клей. Дети большие любители познавать мир необычными способами. Лизнет и траванется. Так что же теперь, аппликации запретить? И рисование?

Честно говоря, очень я любил по малолетству облизывать кисточки, испачканные в акварельную краску. Когда появились медовые краски, мы с пацанами проверяли, есть в них всамделишный мед, или нет. Самым действенным способом — на зубок. Так ведь не помер я от проверок, и даже не отравился.

Оно, понятное дело, до определенного момента у детворы инстинкт самосохранения ниже уровня плинтуса. До сих пор не понимаю, как многие из нас, да что там, как все мы выжили, если вспомнить наше веселое детство. Чего мы только не творили. Карбиды, стройки, подвалы, костры, ножички, фехтование на палках, хоккей на льду моря. А катание на санках по дороге? А с горки практически под колеса автомобиля, если не успел притормозить?

Сломанные руки от падения с дерева. Ну а что поделать, если самые сладкие абрикосы на самом верху, а дерево старое. Выбитые в драке зубы, подбитые мячом глаза.

Вот серьезно, черт его знает, как выжило поколение детей, которые не знали, что такое гаджеты, но зато знали, как испечь картошку, разжечь костер и смастерить из палки самый настоящий меч. А еще знали, что такое общественно-полезный труд, субботники, мытье полов в классе, уборка в доме, мытье посуды. Для которых лучшая в мире игра — с батей в гараж машину чинить, или там молотом постучать по гвоздю, проверяя пальцы на прочность. И это я молчу про мопеды.

Вот лично я уверен в том, что труд — это не только удовольствие. Это возможность определиться с будущим, понять свои силы. Совместный труд для воспитания — это просто кладезь для взаимодействия взрослого с ребенком любого возраста. Тут тебе и деловые отношения, и потребность в обратной связи, и взаимопомощь вместе с пониманием, и дисциплинированность и забота. Много чего. Привычка трудиться она формирует осознание к труду, без понуканий и принуждений.

А когда родители за детей до последнего класса кружки-тарелки моют, в комнате убирают, носки стирают, ребенок привыкает, что все ему должны и обязаны. Его задача только учиться. И тут вопрос: многие в таких ватных условиях действительно учатся, или делают вид, отмазываясь домашками, лишь бы не помогать по дому? То-то и оно.

— Да, Саныч, труд к тому же благоприятно действует на твои мыслительные процессы. Целая идеология будущего в голове складывается, — выдал я вслух, усмехаясь.

На листах блокнота один за другим появлялись наброски сцен из пионерской жизни, из комсомольских будней. Я прикидывал, какие картины из жизни нашей школы можно сделать на четырех частях основы с помощью выжигателя. Накидал набросков, посмотрел скептически и решил добавить масштабности, все-таки 50 лет Октября, не день рождения жеребцовской школы. А значит что? Правильно, БАМ, поднятие целины, великая Победа, полет Юрия Гагарина — вот так будет лучше!

За работой время неслось быстро, я так увлекся, что не заметил, как наступил вечер. С сожалением собрав наброски, прибрал за собой рабочее место, аккуратно разложил распиленную по размерам фанеру, ошкуренную мелкой наждачной бумагой. Увлекшись, я полностью подготовил дерево к дальнейшей работе.

Покачал головой, хмыкнул: хотел с ученикам, получилось как всегда, увлекся.

Оглядел рабочее место, подмел, занес стекло с разметкой в кабинет Степана Григорьевича, чтобы ненароком на первом уроке не зацепили, покинул мастерскую, запер за собой дверь и отправился сдавать ключи хозяину.

Шел по уже знакомым улицам довольный и даже счастливый. Мысли о насущных проблемах с Лизаветой отступили куда-то на задний план. Все решаемо. Никакая Баринова не способна помешать моим целям и задачам.

Удовольствие от работы руками не покидало. Собственно говоря, труд — один из способов получить эти самые знаменитые эндорфины, за которыми в моем будущем все гоняются, но под носом не видят. Проще говоря — радость от жизни.