Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий - Страница 31

— Лучшее обычно враг хорошего, — проворчал Свиридов, вздохнул и махнул рукой. — Не задерживаю, Егор Александрович. Простите. Полагаюсь на вас в этом вопросе. До конца недели сделаете?

— Думаю, да. Я как раз иду к Степану Григорьевичу, там мои ребята вместе с ним колдуют, — объяснил директору, поднимаясь из-за стола.

— Ребята? — вскинул голову Юрий Ильич. — Ваш класс? — удивился.

— Ну да, — я пожал плечами. — Что тут такого? Парни и девочки вполне взрослые для ответственной задачи. К тому же все они талантливы. А это замечательный способ проявить свои таланты, попробовать себя в новом деле. Быть может, даже определиться с дальнейшей жизнью.

— Ну да… Ну да… вы правы, Егор Александрович, — кивнул Юрий Ильич, задумчиво на меня поглядывая. — Не напортачат? — взволнованно поинтересовался.

— Не должны, — уверенно заявил я. — К тому же они работают не одни, а под присмотром старшего товарища. Степан Григорьевич не позволит напортачить.

— Это да, да… — снова рассеянно закивал Юрий Ильич. — Ну, всё, ступайте, Егор Александрович… А мне еще работать и работать… Бумажки, будь они неладны, — тяжело вздохнув, пожаловался директор.

— До завтра, Юрий Ильич, — попрощался я.

— До свидания, Егор Александрович… — бросил Свиридов, не поднимая головы, моментально погрузившись в работу.

Но не успел я выйти в приемную, как снова раздался директорский голос:

— Егор Александрович, что ж вы… И я запамятовал.

— Да, Юрий Ильич? — я заглянул обратно в кабинет.

— Собрание назначили на завтра… после занятий… — и снова эта виноватая улыбка.

Вот не любит наш директор проблемы. Точнее, не так. Юрий Ильич глубоко порядочный человек, и подобного рода собрания и товарищеские суды, видимо, для него за гранью понимания, вызывают неловкость и смущение. Ну а мне смущаться нечего. Даже если у Лизаветы на руках справка из родильного дома и от гинеколога, стать моей женой это не поможет. Я точно знаю, что это не мой ребенок. И не Егора Зверева. Впрочем, сильно сомневаюсь, что младенец вообще существует где-нибудь, кроме как в воображении Лизаветы Бариновой.

Партийные собрания — это как отдельный вид советского искусства. Все всё прекрасно понимают, но каждый играет свою роль, за редким исключением. В деле «Гражданка Елизавета Баринова против гражданина Егора Зверева» исключением стали два человека: как я предполагал, товарищ Шпынько Зоя Аркадьевна выступила в роли прокурора. Адвокатом защиты я назначил себя самого. А вот финал пьесы под названием «Поймать Зверева в ловушку гражданского благосостояния» меня удивил.

Узнав про товарищеский суд, цель которого призвать меня к ответу, я решил слегка изменить свои вечерние планы. Для начала, как и сказал Юрию Ильичу, наведался в мастерские. Работа кипела. Доработанные эскизы потрясали воображение. Неожиданностью стало присутствие в мастерской учительницы рисования Веры Павловны.

— Добрый вечер, Егор Александрович, — радостно приветствовала меня товарищ Дмитриева.

— Добрый вечер. А вы какими судьбами? — удивился я.

— Так вы же сами попросили, — лукаво улыбнулась Вера Павловна.

— Я? — еще больше изумился, потом до меня дошло. — Все верно, просил. Виноват, удар по голове не прошел бесследно, — тут же шутливо покаялся. — Вера Павловна, верю, что Степан Григорьевич все вам передал, но не это важно.

— А что же? — с едва заметной игривостью в голосе поинтересовалась Дмитриева.

— Надеюсь, из моего чертежа и объяснений товарища Бороды вы хотя бы примерно поняли, что нам от вас понадобилось, — искренне поделился своими переживаниями. — Рисую я как курица лапой, да и передавать просьбу через вторые руки тоже задача так себе. Но времени у нас мало, да и выбора особо не было. Прошу понять и простить.

— Что вы, Егор Александрович, — улыбнулась Вера Павловна. — Ваша схема вполне пригодна для изучения. Пояснения очень помогли. Знаете, идея очень любопытная. Сами придумали? — без задней мысли поинтересовалась Дмитриева.

Я неопределенно пожал плечами. Не объяснять же девушке, что в моем будущем такие конструкции кто угодно может собрать, было бы желание да соображение.

— За остальное не переживайте. Степан Григорьевич постарался, детально объяснил и даже показал практически на пальцах. Чудесная задумка. И как замечательно, что вы привлекли ребят. Особенно Полину! И Федора!

— Даже так? — обрадовался я.

— Да. По Федору пединститут давно плачет. Настоятельно рекомендую, обратите, пожалуйста, внимание, поговорите с мальчиком. Ему кто-то внушает, то учитель — не мужская профессия. И наглядный пример в лице Юрий Ильича, Степана Григорьевича и Григория Степановича, а теперь еще и вас, отчего-то плохо работает, — весело заметила учительница — А Поля настоящая художница, у нее талант. Очень надеюсь, что Полина прислушается к моему мнению и определится с собственной жизнью так, как сама считает нужным.

— Примерно представляю, о чем речь, — заверил Дмитриеву. — Вера Павловна, если вы не против, вернемся к нашей проблеме.

— Никакой проблемы не вижу. Я поняла ваш замысел, — настала очередь Веры Павловны объясняться по существу. — Как только Степан Григорьевич нарежет стекло нужной формы, приступлю к исполнению. Если вы не против, — Дмитриева чуть иронично усмехнулась. — Я сама хотела бы расписать оба фона.

Художница вопросительно на меня посмотрела.

— Я только «за». Собственно, сам рассчитывал на вашу помощь, — заверил тут же учительницу. — Чем больше талантливых рук, тем скорее закончим. Проба пера нужна? — уточнил у девушки.

— Справлюсь, — отмахнулась Вера Павловна. — Но если вы настаиваете…

— Ни в коем случае… — заверил добровольную помощницу. — Полностью на вас полагаюсь. И на ваш талант.

— Скажете тоже, — хмыкнула Вера Павловна, хотела что-то еще добавить, но не успела.

— Здорово, Егор Александрыч, — к нам неслышно подошел Степан Григорьевич. — На побывку?

— Ох, товарищ завхоз! Как вы тихо подкрались! Так и умереть от испуга недолго, — ахнула Дмитриева.

— Виноват, — покаялся Степан Григорьевич.

— В чистую списали, товарищ Борода. Завтра приступаю к работе, — пожимая руку, отчитался перед завхозом. — Поддерживаю Веру Павловну. Так и заикой стать недолго. Где только научились?

— Так это… — крякнул смущенный завхоз. — У директора был? — осторожно поинтересовался.

«А на вопрос так и не ответил», — отметил я про себя.

— Был. Знаю. Буду, — коротко бросил в ответ, улыбнулся, давая понять, что обсуждать тему при школьниках, да и без них тоже, не намерен.

— Ну, ежели помощь нужна — готов. Не верю я в эту историю… — покачал головой Борода, сурово поджав губы. — Не такой ты человек, Саныч, уж я-то в людях разбираюсь. Даром что молодой, иной раз ведешь себя, словно жизнь ха плечами длинная да сложная, — хмыкнул Борода, я постарался ни жестом, ни взглядом не отреагировать на реплику Степана Григорьевича.

— Егор Александрович, не переживайте. Никто не верит в эту… историю… разве что… — Вера Павловна замялась.

— Да не переживаю я, товарищи. Думаю, единственная, кто уверен в моей подлости, это Зоя Аркадьевна. У нас как-то сразу не задалось, — усмехнулся я. — Ничего, живы будем, не помрем.

— Не в этом дело… — негромко произнесла Дмитриева. — У завуча личная драма… Зоя Аркадьевна вообще легко верит в истории подобного рода… Там какая-то некрасивая история с дочкой… кажется… Он оказался подлец и негодяй, сбежал… Ну и вот…

Вера Павловна охнула, покраснела.

— Простите… что-то я не то говорю…

— Все верно ты говоришь, дочка. Точно так и есть, — громко подтвердил завхоз, тут же замолчал, затем заговорил потише и словно нехотя. — Старший-то внук у нее нагуляный. В том плане, значит, дочку-то и вправду обманул подлец, покуда она в институте училась… Дело такое, житейское… Не уберегалась, значитца… Вот она, Зоя наша, и недолюбливает молодых да холостых. Ежели еще деревенский, а к городским у Зойки-то и вовсе отношение подозрительно… Да… — завхоз помолчал, пожевал нижнюю губу и огорченно закончил. — Но ты, Егор Александрыч, не боись. Мы тебя в обиду не дадим. Сначала разобраться надобно. Огульно-то всяк оговорит может… А проверить как? Вот! Такое дело, да… Неприятное, что и говорить. Как бы наша Зоя на тебя всех собак не повесила. Оно, конечно, Ильич не позволит. Но ежели до роно дойдет, пиши пропало… — трудовик отчаянно закивал головой. — Аморалка-то в школе — это тебе не хухры-мухры… Тут понимать надо… Ты вот чего, Саныч, надобно на месте, по семейному разобраться… Чтобы значит туда не дошло, — Борода выразительно задрал указательный палец к потолку.