Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий - Страница 15

— У вас тут так всегда людно по воскресеньям?

Из мечтаний Оксану вывал капризный голос пациентки.

— Что? — переспросила Гринева, возвращаясь из собственных рассеянных мыслей обратно в медицинский кабинет.

— Что это за люди? Они что, слепые? — продолжала возмущаться Лизавета.

— Почему же? Все зрячие, — удивилась Гринева, разворачиваясь к Бариновой.

Лиза восседала на кровати, обложившись двумя подушками, вытянув ногу. Капризно надув губы и картинно выгнул бровь, пациентка тыкала наманикюренным пальчиком куда-то в сторону выхода.

— Я даже отсюда вижу, что написано в объявлении: воскресенье — выходной день. Они что, читать не умеют? Весь день идут и идут!

— Увидели, что работаю, вот и идут, обычное дело, — пожала плечами Гринева, возвращаясь к своей работе.

Бывшая невеста Егора девушке ой как не понравилась: нахальная, капризная, невоспитанная лгунья.

«Бывшая ли? — мелькнула мысль, но Оксана старательно закопала ее поглубже. — Красивая, как картинка или как актриса…» — вздохнула фельдшерица, украдкой достала из ящика стала маленькое кругленькое зеркальце и быстро в него посмотрелась. Поправила прядку, выбившуюся из прически, снова вздохнула, убрала безделушка обратно в стол, поднялась, хотела потянуться, но передумал. Столичная гостья за словом в карман не лезла, правил вежливости отродясь не знала, каждое действие Гриневой ехидно комментировала. Ну ее, и так все настроение испортила вместе с выходным.

Оксана старательно сдерживала желание, недостойное доктора. Последние три часа фельдшерице очень хотелось напоить пациентку волшебным коктейлем: смешать в равных пропорциях снотворное и слабительное. Но — нельзя. Врачи не должны опускаться до уровня заболевших людей. Пациенты — люди не в себе, они в стрессе, порой ведут себя неадекватно, не соображают, что делают. Потом им становится стыдно, они даже извиняются.

Так убеждала себя Оксана, стараясь отключиться от голоса столичной гостьи, пронзительного как циркулярная пила. Правда, Гринева очень сомневаясь, что Баринова, когда придет в себя, извинится за свое некрасивое поведение.

«Вот ведь и таких любят… Интересно, за что Егор полюбил Лизавету? Неужели за капризы? Наверное, за красоту… Лиза очень красивая девушка… А потом что же случилось? Понял, что за красотой одни капризы, так и сбежал?» — Гринева печально вздохнула, снова вернувшись мыслями к взаимоотношениям Егора и Лизаветы,.

— В конце концов, это просто хамство какое-то! — воскликнула Лизавета, начиная очередной заход возмущений в адрес Егора. Но тут уже Оксана не выдержала, поднялась, решительно захлопнула журнал, который заполняла, повернулась к Бариновой и сурово отчеканила:

— Посидишь одна. Я пойду насчет машины договорюсь. Здесь тебя на ночь оставлять нельзя, это не больница. Поедем ко мне. Как Егор объявится, так и заберет тебя. Двери я замкну, не бойся, никто не войдет.

— Что? Но…

— Я скоро, — отрезала Оксана, не став выслушивать возражения, развернулась и вышла в коридор.

Внеплановые воскресные пациенты уже разошлись. Санитарка, тетя Глаша, Глафира Антоновна, тоже домой ушла. Она, как узнала, что докторша на работе, так и прибежала, побросав все домашние дела. Гриневой так и не удалось убедить Глафиру вернуться домой. Тетя Глаша отработала, как положено до пяти часов, и ушла. Теперь Оксана тоскливо размышляла, как быть. Получалось, санитарка отработала сверхурочно, и что с этим делать?

Выйдя из фельдшерского пункта, Гринёва постояла, подумала, глубоко вздохнула терпкий осенний воздух, зябко поежилась и пошла за помощью к единственному человеку, которого она более-менее знала в этом селе.

К вящему счастью фельдшерицы председатель Звениконь оказался дома. Иван Лукич внимательно выслушал Оксану Игоревну, посетовал, поохал, но в скором времени выгнал со двора потрёпанный уазик, усадил к него девушку и повез к фельдшерскому пункту.

Вместе Оксана и Иван Лукич загрузили в машину недовольную Лизавету, которая то возмущалась, то причитала, то охала, то ругалась на Егора. Водитель и пассажир стоически молчали. Хотя на физиономии Ивана Лукича явственно вырисовывалась: «Что за дурная деваха? С таким характером никто и замуж не возьмет». Где-то в глубине души Гринева была совершенно согласна с тайными мыслями председателя Звениконь.

— Куда теперь? — широким клетчатым платком утирая со лба пот, уточнил Звениконь, косясь на возмущенную девицу, которая по слухам, являлась невестой или даже женой нового учителя.

Познакомившись с дамочкой Иван Лукич сильно посочувствовал Егору Александровичу и поблагодарил и бога и партию за жену свою, спокойную и уравновешенную Наталья Юрьевну. Ругаться Наташенька Звениконь не любила, но смотрела всегда очень выразительно, так что и не захочешь, а с первого взгляда проймет.

«Ох, наплачемся мы с этой девахой. Кабы она Егора-то нашего обратно не сманила в Москву. Охохонюшки, а то ведь какой ладный союз-то вырисовывался: докторша и учитель, самая нужная и важная ячейка-то общества для села», — огорченно вздыхал про себя Иван Лукич, крутя баранку. Машина плавно скакала по сельской дороге по направлению к дому товарища Зверева.

— Куда везти-то, Оксана Игоревна, — уточнил Иван Лукич. — Гляжу, у учителя-то нашего свет в окошках-то не горит, да и лампочка на крыльце не светит. Похоже, дома его нету.

— Как это нет? — тут же всполошилась Лизавета на заднем сиденье. — Он что, совсем с ума сошел? — завелась Баринова с пол-оборота.

— Да погоди ты, — поморщилась Оксана. Гринева настолько устала за весь день выслушивать нытье и капризы Бариновой, что отбросила к вечеру всякий политес. — Мало ли что случилось, может, на работе задержали.

— Сегодня воскресенье! — еще больше взвилась Лиза.

— Ты, дамочка, вот чего, — рассудительным тоном заговорил Иван Лукич. — Ты не гоноши, Егор Александрович, значит, учитель. Детки у него, понимаешь? Вона вчера чего учудили. Оно, конечно, не гой, малышня начудила, но все одно — товарища Зверева краем-то зацепило, — Звениконь покачал головой.- Хорошо, все живы остались, а то не сносить бы нашим учителям-то головы. И директору, да. Может того, разбираются сегодня, в чем дело и как оно так вышло-то нехорошо.

— Что случилось? — тут же встала в стойку Лизавета.

— Ну, то ты у жениха своего спрашивай, мое дело маленькое, я в школьные дела не лезу, — отмахнулся Звениконь. — Так чего делаем, Оксана Игоревна? До вас везу? А то ведь Егор Александрович ключи-то забрал от нового дома. Может, туда ее? — махнул головой Иван Лукич.

— Кого ее? Меня? Куда это вы меня собрались отправлять! Везите меня к Егору! Немедленно! — возмутилась Лизавета.

— Да тише ты, заполошная, — поморщился председатель от резкого вопля. — Видишь, дома его нету. Ну, хочешь, на крыльце тебя оставим, сиди да жди, авось придет.

— Погодите, Иван Лукич, давайте я сбегаю, в окошко постучу. Вдруг Егор… Александрович уже дома… мало ли что… устал, уснул…

— И что, подзабыл про невесту свою? — засомневался Звениконь.

— Всякое бывает, — пожала плечами Оксана Игоревна, распахивая дверь уазика. — Задержался вот на работе, закрутился, домой пришел и спать рухнул… и забыл… — выпалила Гринева. — Схожу, гляну.

— Да как ты смеешь! — прошипела Лизавета с заднего сиденья. — Егор не мог про меня забыть! Ясно тебе⁈

— Не шуми, говорю, — прикрикнул Звениконь. — А то высажу и вертись, как хочешь. Я шумливых не люблю, голова от шуму болит. Целый день с людями, то одно, то другое, домой приходишь — тишины хочется, а тут ты… — пожаловался Иван Лукич и негромко буркнул себе под нос. — И откуда ты взялась-то на нашу голову…

— Да вы… вы… хам! — выпалила Лиза, выслушав отповедь председателя.

— Ну пуская хам, — покладисто согласился Звениконь. — Мы вашим столичным воспитаниям не обучены, это верно. Привыкли говорить, что думаем. Только машина-то моя, по всему выходит и правила в ней мои, как в дому моем. Сиди тихо, сейчас Оксана Игоревна в окошко-то постучит, тогда и будем решать, что с тобой, горемычной, делать.