Лавка запретных книг - Леви Марк - Страница 9

После секса она повела его в одно из тех мест, секретом которых владела. Это был прокуренный джаз-клуб, где он быстро опьянел от табачного дыма и запаха марихуаны. Вечер закончился в студенческой комнате, которую она снимала в городе. В комнате ничего не было, кроме столика, стула и матраса на полу, с толстой периной. Ванная была крохотная, но она затащила Митча под душ. Он так вымотался, что сдался и растянулся на матрасе. Матильда, еще полная сил, прильнула к нему.

– Думаешь, бывают места с особым предназначением?

– Для чего? – спросил, зевая, Митч.

– Для хорошего, для плохого, для любви, для ненависти, для проклятия, для спасения.

Митч закатил глаза. Он был убежденным атеистом, даже если их с Матильдой любовь имела райский привкус.

– Тебе никогда не случалось, войдя куда-то, почувствовать себя божественно и не желать уходить, или, наоборот, задыхаться и рваться вон? – не успокаивалась она.

– Возможно, – ответил он с тяжелыми веками.

– У меня есть объяснение. – Она повернулась к нему, оперлась о локоть, подложила под щеку ладонь.

– Стены заряжаются энергией, положительной и отрицательной. Например, есть места – настоящие любовные гнездышки, а есть – преддверия разлуки. Когда где-то произошли ужасные вещи, это чувствуется, то есть я такое чувствую, а ты? Митч, если ты уснешь, я тебя выставлю!

Он открыл глаза и обнаружил, что глаза Матильды искрятся нетерпением. Ей хотелось поделиться чем-то важным для нее, до того важным, что она не могла себя побороть. Матильда делала, что хотела и когда хотела, и не допускала возражений.

– В XVI веке один плотник строит на опушке леса домишко. В те времена плотникам было положено ампутировать руки-ноги раненым, а так как происшествий было полно, он отвел под это дело угол своей мастерской. Когда он умер, его дело продолжил сын, а потом дом и мастерскую уничтожил пожар. Спустя несколько десятков лет лес вырубают, чтобы построить на его месте поселок. Начинается война, в сарае устраивают лазарет – в том самом месте, где раньше жил плотник. Поселок разрастается в городок, лазарет превращается в сельскую лечебницу. Проходит столетие, городок становится большим городом, лечебница – больницей.

– Что за больница? – спросил Митч.

– Университетский больничный центр нашего города, можешь себе представить?

– Где ты все это узнала?

– В самом больничном центре… Где я, по-твоему, учусь? Это место изначально было предназначено для ухода за недужными. А теперь поразмысли: то, что ты нашел под своим магазином, не плод простой случайности.

– Моему подвалу было предначертано стать подпольным книжным магазином? – спросил Митч с легкой иронией в голосе.

– Что там происходило до того, как ты пробудил его ото сна?

– По словам прежнего владельца, там перепродавали краденое. По-моему, там собирались, чтобы выпивать, танцевать и играть на деньги во времена, когда беспутство было под запретом.

– Что я тебе говорила! Твоя потайная комната создана для того, чтобы там шла борьба за свободу.

И Матильда поспешила поведать Митчу, что он должен предпринять, чтобы не остаться просто мечтателем, а внести свой вклад в то, что она уже называла решающей борьбой за справедливость.

У Матильды была способность побеждать лень, будить в мужчинах амбиции, о которых те не подозревали до того, как лечь с ней в постель.

Вернер был невысокого мнения о своей карьере. Он был так же тверд с самим собой, как со своими учениками, среди которых никогда не находил гениев. Попадись хотя бы один – и он счел бы оправданным свое существование, посвященное обучению. За десять лет до пенсии Вернер еще не отчаивался, но не ждал больших открытий о самом себе, поэтому вполне логично, что он считал очень важным конкурс в школе танго, отборочные соревнования перед которым проходили по четвергам уже несколько недель. После ужина он включал у себя в домашней гостиной стереосистему, ставил виниловый диск и репетировал па «Кумпарситы». Он танцевал один, с прямой спиной и со слегка согнутыми ногами; главным было овладеть точными, чувственными движениями, исполненными эмоциональности. После многих лет упражнений на счет Вернер видел, наконец, шанс на победу. Но после прошлых выходных почти все его мысли были заняты разговором с Митчем.

В следующий четверг Вернер явился в книжный магазин под конец рабочего дня с таким тяжелым чемоданом в правой руке, что смахивал на Пизанскую башню в старом плаще и в стоптанных мокасинах.

– Вы куда-то уезжаете? – заволновался Митч.

– Не говорите глупости, дайте отдышаться, – ответил профессор, подходя к нему.

С большим трудом он поднял чемодан и водрузил его перед Митчем, рядом с кассовым аппаратом. Когда он открывал его, у него дрожала рука, взор ненадолго затуманился, он ухватился за прилавок, будто у него подкосились ноги.

– В честь этого стоит выпить, – сказал он, указывая хозяину книжного магазинчика на полсотни книг в своем чемодане. – Тут есть чем обогатить вашу коллекцию, я порылся в своей библиотеке, все они входят в список.

Митч поспешил закрыть входную дверь на задвижку, заодно заперев в магазине и мадам Берголь, погруженную в эротический роман и ничего вокруг себя не замечавшую. Митч крикнул ей из вежливости, что просит ее посторожить магазин, у него с клиентом важное дело и он ненадолго отлучится. Мадам Берголь лизнула указательный палец, перевернула страницу и бесстрастно продолжила чтение. Вернер, наблюдавший эту сцену, пожал плечами. Митч шагнул за прилавок, взял чемодан и поманил профессора за собой.

В складском закутке он откинул край коврика и поднял паркетную плиту, лежавшую на двух лагах. Вернер без особого удивления спустился по уходившей вниз лестнице, держась за протянутую вдоль стены конопляную веревку.

Если лесенка под люком во дворе вела в подвал, то эта сколоченная Митчем лестница кончалась за кирпичной стеной, уже в самом потайном помещении.

Там Митч включил свет, и Вернер восхищенно присвистнул. Митч поставил чемодан на низкий столик и стал раскладывать книги из чемодана по полкам. Вернер, наблюдая за ним, сказал:

– Я много думал над вопросом, который вы мне задали.

– Над каким вопросом?

– Боюсь, вашему проекту недостает амбициозности.

– Вы тоже?

– Можно узнать, кто еще?

– Знакомая, – ответил Митч, поворачиваясь к нему.

– Какого рода знакомая? Впрочем, это меня не касается. Но раз мы одинакового мнения, то я с ней согласен. Вы слишком рискуете, в сущности, ради мелочи. Если дальше так пойдет, вы будете предоставлять эти бесценные книги ограниченному числу людей, счастливчикам, а это расходится со смыслом литературы, как его вижу я. Надо смотреть дальше и шире, ставить гораздо более крупную цель, переходить в определенном смысле к сопротивлению.

Некоторое время Митч молчал, погруженный в напряженное размышление.

– Я мог бы создать читательский клуб, – сказал он наконец. – Люди собирались бы в этой комнате, которая легко вместит полсотни человек, раз-два в неделю. Мы бы вели дебаты, вместе продумывали действия в обход закона, добивались, чтобы запрещенные книги продолжали читать. Можно было бы даже подумать о системе рассылки.

– Вы никудышный актер. Эту идею подсказала вам ваша подруга, не так ли?

Митч покачал головой, взял два стакана и плеснул в них виски. Вернер чокнулся с ним и залпом осушил свой стакан.

Потом они выпили по второму и третьему, больше ничего не говоря, потому что все уже было сказано. Профессор посмотрел на часы и вздохнул.

– У меня есть час, чтобы привести себя в порядок. Вообще-то я не возражал бы, если бы вы помогли мне подняться по этим ступенькам, что-то они стали круче.

Митч помог ему выбраться на поверхность и проводил к двери.