Умоляй меня (ЛП) - Джессинжер Джей Ти - Страница 61

Я опустошаюсь в ее теле, мое сердце разрывается на части, мое тело захлестывает волна удовольствия за волной, заставляя меня хватать ртом воздух.

Капли пота стекают по моему лбу, когда я трясу головой, чтобы прийти в себя. Через несколько мгновений, когда перевожу дух, я медленно провожу рукой по ее спине, ощущая каждый драгоценный изгиб, а затем опускаю нас на матрас.

Лежа на ней, я зарываюсь носом в ее волосы и удовлетворенно вздыхаю.

Ее смех мягкий и ласковый.

— Ты планируешь когда-нибудь вынуть из меня свой твердый член?

— Боже, нет. Мы застряли здесь навсегда.

— Из-за этого будет довольно неудобно ходить за продуктами.

— И в кино тоже. — Улыбаясь, я покрываю поцелуями ее шею и плечи, глубоко вдыхая восхитительный запах ее кожи.

Кто-то должен разлить ее аромат по бутылкам. На этом можно было бы заработать целое состояние.

Уткнувшись в ее шею, я шепчу: — Готова?

— Ммм.

Я медленно выхожу из нее, становлюсь на колени, затем наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в поясницу. Она переворачивается на бок и смотрит на меня затуманенными, счастливыми глазами.

— Ты в порядке?

— Все хорошо.

— Ты хочешь сходить в туалет до или после меня?

— До, — говорит София. — Я всего на минутку.

Я слышу звук смыва унитаза, потом льется вода, а затем она возвращается и ложится на кровать, закинув руки за голову, как на одной из знаменитых картин Модильяни.

Глядя на нее, я тихо говорю: — Ты потрясающая, София. Я мог бы смотреть на тебя каждый день до конца своей жизни.

У нее перехватывает дыхание, но она ничего не говорит. Все эмоции, которые она не выражает голосом, отражаются в ее глазах.

Я прижимаю руку к сердцу в молчаливом поклоне и некоторое время смотрю на нее, наши взгляды встречаются. Затем я тяжело выдыхаю, прежде чем сделать что-нибудь нелепое, например, прослезиться, и иду в ванную.

Я справляю нужду. Мою член в раковине, и мыльная вода капает на мраморный пол. Я вытираюсь мягким белым полотенцем и возвращаюсь в комнату, где София в той же позе лежит на кровати и смотрит на меня своими темными волшебными глазами.

Подзывая меня, она протягивает ко мне руки. Я падаю в них с благодарным вздохом и придвигаюсь к ее роскошному телу, прижимаясь щекой к ее шее.

Запуская пальцы в мои волосы, она целует меня в лоб и просовывает ногу между моих икр.

Мы остаемся так, вплетенные друг в друга, на долгое время. Лежим вместе в уютной тишине. Прислушиваясь к звукам нашего слившегося дыхания и мира за окнами, отдаленным автомобильным гудкам и голосам, случайному резкому крику пролетающей мимо чайки.

— Я хотела бы спросить тебя кое о чем, — тихо говорит она. — Это важно. Пожалуйста, скажи мне правду. Не то, что, как ты думаешь, я хочу услышать, а только чистую правду.

Мой пульс учащается. Я не двигаюсь, только открываю глаза.

— Ладно.

Ее грудь поднимается, когда она медленно вдыхает. Следует многозначительная пауза, затем: — Ты хочешь детей?

Я замираю. В моей голове начинает звучать сигнал тревоги, сначала слабый, но с каждым ударом сердца становящийся все громче. Она чувствует мое беспокойство.

— Здесь нет правильного или неправильного ответа. Это просто «да» или «нет».

— Тогда почему у меня такое чувство, что один из этих ответов приведет к тому, что я больше никогда тебя не увижу?

— Пожалуйста, просто скажи мне правду.

Я поднимаю голову и смотрю на нее. Она избегает моего взгляда, вместо этого смотрит на мой подбородок.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

Когда София молча качает головой, я переворачиваю ее на спину и смотрю в ее измученное лицо.

— Что происходит?

— Это простой вопрос. Да или нет.

— Это, блядь, не простой вопрос, это сложный вопрос. — Когда она не отвечает, я спрашиваю: — Ты хочешь детей? Я имею в виду, больше?

Ее глаза вспыхивают гневом, когда она смотрит на меня. Но она отвечает все тем же спокойным, раздражающим голосом.

— Я расскажу тебе правду, как только ты ответишь на мой вопрос.

Я пристально смотрю на нее, стараясь не паниковать.

— Что привело к этому?

— Картер, пожалуйста.

— Это как-то связано с твоим бывшим? С твоей матерью?

София пытается вывернуться из-под меня, но я ее не отпускаю. Держа ее за подбородок, я требую: — По крайней мере, скажи мне, почему ты спрашиваешь меня об этом.

— Я не могу. Это может повлиять на твой ответ.

Я вглядываюсь в ее лицо в поисках хоть какого-то намека на то, что происходит, но нахожу в нем только решительное страдание. Это пугает меня больше всего на свете.

— Пожалуйста, — шепчет она, и на ее глаза наворачиваются слезы. — Просто будь честен со мной. Это все, о чем я когда-либо просила тебя.

Я хрипло говорю: — Ты, черт возьми, убиваешь меня прямо сейчас. Ты убиваешь меня, София. Что, черт возьми, не так?

Она качает головой и поджимает губы, упрямая, как кошка.

Я вижу, что мне не победить в этом деле. Но и уклониться от этого тоже невозможно, это ясно. Итак, поскольку я дал ей слово, я смиряюсь с неизбежным.

Это был прекрасный сон, пока он длился.

Чувствуя тошноту, я переворачиваюсь на спину и закрываю глаза.

— Я отвечу на твой вопрос. Но сначала я должен рассказать тебе историю. Тогда мой ответ обретет смысл.

Через мгновение она вытягивается рядом со мной. Я знаю, что она смотрит на меня, но мне невыносимо встречаться с ней взглядом.

— Мой отец…

Блядь. Просто скажи ей! Просто скажи это вслух.

— Когда мне было десять лет, меня похитили.

Я слышу, как София резко втягивает воздух, чувствую внезапное напряжение в ее теле, но продолжаю, потому что если я не разберусь с этим сейчас, то никогда не разберусь.

— В то время мы жили в Бель-Эйр. В том же доме, где до сих пор живут мои родители, потому что мой отец отказался «позволить им победить» и переехать в другое место. Я мало что помню о самом похищении. Я спал. Спасатели, которые меня спасли, предположили, что похитители использовали какой-то наркотик. Возможно, хлороформ на тряпке, никто точно не знает. Они не оставили никаких следов. Они проникли в дом посреди ночи, каким-то образом обойдя системы безопасности. Как бы они это ни сделали, они знали, что делают. Я очнулся в металлической клетке, где-то в холоде и темноте. Ничего не видел. Не слышал ни звука. Я подумал, что меня похоронили заживо.

Мне пришлось остановиться, чтобы сделать глубокий вдох. Старая, знакомая клаустрофобия охватывает меня, сжимает ледяными пальцами горло, перекрывая доступ воздуха.

София кладет ладонь мне на плечо. Это простое прикосновение помогает ослабить стальные оковы на моей груди. Я тяжело выдыхаю и продолжаю.

— Я был в плену в клетке шесть недель, потому что мой отец отказался платить выкуп.

Она в ужасе шепчет: — О, боже мой.

Я горько смеюсь.

— Да. Он сказал, что если бы он это сделал, то это только побудило бы других людей тоже заняться его семьей. Но я думаю, что, если бы похитили Каллума, он бы выложил деньги в течение нескольких часов. У него был наследник, и еще один запасной, который не имел такого большого значения. Я…

Я слышу ярость в своем голосе, хотя и пытаюсь держать себя в руках. София нежно прижимается губами к моему плечу и сжимает мою руку.

Она говорит убийственно мягким тоном: — Если я когда-нибудь встречу твоего отца, этому ублюдку лучше сбежать.

В этот момент я понимаю, что по-настоящему люблю ее. Не без ума, не одержим фантазиями, а по-настоящему люблю.

Что делает этот разговор еще более болезненным, потому что, кажется, я уже знаю, чем он закончится. Я перевожу дыхание и продолжаю.

— Так что я был в ужасе, но физически не пострадал. Я думаю, единственной причиной этого было то, что с одним из похитителей… была женщина. Остальные были мужчинами, разными мужчинами, которые приходили и уходили, постоянно ссорились и кричали друг на друга, но была одна женщина, которая почти все время была рядом. Именно она приносила мне еду и воду. Меняла ведро с дерьмом. Пела мне, когда я плакал. Время шло, и стало ясно, что они никогда не получат свой выкуп, и я думаю, что единственное, что спасло меня от немедленной смерти или отправки обратно к моему отцу по частям, – это она.