Я – Король Баварии ((Бедный, Бедный Людвиг)) (СИ) - Тарханов Влад - Страница 8

(Королевская чета Виттельсбахов — Людвиг, Мария Прусская, король Максимиллиан II и Отто)

— Людвиг! Что с тобой случилось? Ты заставил меня волноваться! Это нехорошо с твоей стороны!

— Матушка…

Оппа! А у пруссачки сразу же глаза на лоб полезли. Я что, сказал что-то не так? Эй, память… елки-палки… Стоп!

— Ваше королевское величество! — попытка номер два оказалась успешнее… Маман посмотрела на меня куда как благосклоннее. — Ничего страшного не произошло. Просто усталость от подъема в горы. Свежий воздух, физическая нагрузка, все такое прочее. Вот и сомлел…

— Вам надо лучше беспокоиться о своем здоровье, принц! А чем это вы тут занимались?

— Это… легкие физические упражнения. Доктор рекомендовал укреплять здоровье при их помощи.

— Какое невежество! Если это правда, то самыми здоровыми людьми на земле были бы портовые грузчики. Крепкий сон, хорошая еда и прогулки на свежем воздухе без подъемов на горные кручи! Я поговорю с герром Гершем на предмет его рекомендаций. Если он будет упорствовать в них, подберем другого семейного врача.

В общем так — есть два мнения: моё и неправильное. Ага! А пруссачка та еще штучка! Проинспектировав книги по искусству, которые лежали на столике в комнате сына, произнеся еще две-три ничего не значащие фразы, матушка свой родительский долг посчитала исполненным и покинула помещение. Я вздохнул свободно. Но ненадолго. Вернуться к зарядке мне не дали.

В комнату вошел человек, которого обладатель этого тела очень любил. Извечная тема: отцы, дети и внуки. В общем, в этом мужчине немного выше среднего роста и возраста намного более среднего чувствовалась внутренняя сила и некоторое сумасбродство, при сущее всему семейству Виттельсбахов. Меня посетил первый король Баварии, Людвиг Карл Август, или Людвиг I Баварский. Дедуля отошел от дел — и не совсем по своей воле. Как говорится, история довольно мутная, но весьма характерная для «просвещенного» девятнадцатого века (как вы понимаете, со стороны двадцать первого века просвещенность нынешнего, девятнадцатого звучит несколько иронично). Будучи по натуре истинным абсолютным монархом, король Людвиг сидел на троне, а вот страной управляли многочисленные фавориты и фаворитки. Людвиг юный старался во многом наследовать не отцу, а именно деду, который стремился превратить Мюнхен во вторые Афины и тратил на это огромные средства. Он считал себя меценатом и в его окружении всегда крутились художники и пииты. А, да, знаменитый Октоберфест — это ведь праздник, который закатили в честь свадьбы деда Людвига и Терезы Шарлотты Луизы Фридерики Амалии Саксен-Гильдбурггаузенской. Понятно, что, женившись на принцессе с таким длинным именем и праздновать надо было самым торжественным образом! К этому времени бабушка умерла от холеры, успев подарить супругу девять детей. Один из ее сыновей стал королем Баварии, а второй — Греции.

Но вернемся к нашему… нет, не барану, а королю Людвигу I. Это был тот еще ходок несмотря на то, что к жене испытывал самые нежные чувства. Довольно неожиданно главной фавориткой короля стала испанская танцовщица Лола Монтес (в действительности ирландская авантюристка Элиза Гильберт). Она начала активно вмешиваться в политику и управление государством, не без своего материального интереса, конечно же. Под ее влиянием эпоха царственного либерализма в королевстве Бавария сменилось реакцией и попранием свобод, к которым местные подданные как-то уже привыкли. 1848 год был годом революций. Они почти одновременно произошли в Германских государствах, Франции, Италии, Испании, Австрии, Венгрии. В результате этих событий Людвиг передал престол своему старшему сыну Максимиллиану, а сам предпочел удалиться на покой, по-прежнему занимаясь собиранием произведений искусства. Лола Монтес вынуждена была германские негостеприимные земли покинуть. Впрочем, она оставалась весьма обеспеченной особой. А ее портрет внук Людвига тоже Людвиг приказал повесить в Галерее красавиц дворца Нимфенбург.

(Людвиг I Баварский собственной персоной)

Надо сказать, что дедушка выглядел молодцом. Большую часть своего времени он проводил в Ницце или в загородных поместьях, стараясь в Мюнхене не появляться. Этот город ему опротивел. Особенно его раздражали вечно брюзжащие бюргеры, которые старались экономить каждый пфенинг государственного бюджета, ибо не сэкономишь — не разворуешь! А тут король-транжира! В быту дедушка моего носителя сам был весьма прижимист, а вот на искусство, особенно приобретение картин и строительство красивых зданий тратил не задумываясь. Во многом, благодаря его усилиям Мюнхен считался настоящей жемчужиной Европы, намного более красивым городом, нежели чопорный и унылый Берлин.

— Внук! — Почти прокричал он, войдя в комнату. Нет, глуховат король в отставке не был. Но его манера выражаться оказалась весьма энергичной и экспрессивной.

— Что это ты тут фортеля выкидываешь? Я приехал, чтобы прогуляться с тобой по живописным окрестностям, а оказывается, что ты от небольшого подъема в гору сомлел, как девица на смотринах!

— Дедуля! — брякнул и старый король расплылся в довольной улыбке.

— Ну наконец-то ты соизволил забыть про этот чертов этикет! Я даже хотел обидеться, если ты меня еще раз с глазу на глаз назовешь королевским величеством! Тоже мне величество нашел! Хорошо, что ты вспомнил, что для тебя я только дед и никак иначе!

И я очутился в не по-стариковски крепких объятиях.

— А ты вырос! Поразительно! Но вот мясцо надо нарастить! Слишком ты. внучок субтильный! Ладно, надо к тебе приставить какого-нибудь инвалида[1], он тебя быстро научит бегать по горам аки горному козлику!

— Буду рад. А то маман меня готова держать под колпаком у доктора Герша.

— Как ты сказал? «Под колпаком»? Весьма остроумно, весьма. Тут такое дело… в лоб Марию не взять. Невестка у меня дама такая, что перечить ей — себе дороже. Нам нужен маневр! Не переживай, Людвиг, я что-то придумаю. Кстати, жду тебя через месяц в Ницце. С Максимиллианом я этот вопрос решу. Морской воздух тебе не помешает. Вот там и займемся тобой более плотно[2]! Кстати, я недавно купил две картины местных художников, нет, рассказывать не буду. Ты должен увидеть их своими глазами! Тогда и расскажу, как я их приобретал! Это такая история!

Через четверть часа дедушка меня покинул. Для полного комплекта не хватало отца и младшего брата, но он приедут только послезавтра из Мюнхена. А мне слуга принес записку от матери. Королева Мария ставила меня в известность, что занятия продолжатся завтра согласно расписанию. Мол, отдохнул, поболел, отоспался — и будет! Да… а говорят, королям никто не указ… Врут!

[1] В то время инвалид — это означало ветеран. Солдат, который уже не мог нести строевую службу, но использовался, например, в качестве охраны или обслуживающего персонала.

[2] На немецком баварском диалекте это звучало чуть иначе, но я подобрал наиболее похожее и привычное для себя выражение

Глава шестая

Отцы-дети

Глава шестая

Отцы-дети

Королевство Бавария. Замок Хоэншвангау

27 июня 1860 года

Второй осознанный день пребывания в девятнадцатого века прошел в спокойной обстановке: я занимался ничегонеделаньем плюс в моей памяти происходил процесс, который академик Гольдштейн назвал «распаковкой пакетов самой необходимой информации». Вот только попал я не в конец девятнадцатого века, а намного ближе к его середине. И единственная версия, которая пришла мне на ум: так это то, что настоящей поворотной точкой госпожи Истории стало образование Германской империи под под эгидой Пруссии. Первый Рейх — это священная Римская империя Германской нации и мои предки не раз сиживали на императорском троне, теперь вот-вот образуется Второй Рейх, канцлер Бисмарк уже изо всех сил готовит объединение немецких государств «железом и кровью». Именно это сделало неизбежным две мировые войны, зарождение которых крылось в резком промышленном росте новообразованной империи, что было угрозой для мирового доминирования Британии. А уже перед сном я обнаружил дневник, который вел молодой принц Людвиг пока я в него не вселился. Интереснейшее оказалось чтиво! Вот одна из первых записей: «Я был вынужден подчиняться воле бестактных и бесчувственных учителей. То, что мне нужно было учить, казалось мне глупым, тупым и ненужным»[1]. Это было написано аккуратным детским почерком, ребенка немилостиво дрессировали в каллиграфии, мне, конечно, мальчика очень жалко, но еще более стало жалко себя, ибо как я буду сопротивляться этому издевательству пока что не представляю. С этими мыслями я и заснул.