Бремя власти II (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 22

Рядом, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, кокетливо хихикала Машка. Ее рыжие, явно крашеные волосы были уложены в нелепую башню, лицо девицы было густо измазано белилами и румянами, а платье кислотно-желтого цвета кричало громче любого демона. Соломон нанял с пару десятков таких крошек — «девочек для антуража».

Задача была проще пареной репы: изображать пьяных, наглых, тупых как пробка выскочек. Сорить купюрами, орать похабные частушки, хватать «девочек» за мягкие места прямо на глазах у всех. Быть раздражающей, жирной, легкой добычей для шакалов Свинца.

— Ох, барин-батюшка, — кокетливо вздохнула Машка, прижимаясь к нему так, что он почуял ее пот и дешевые духи. Ее пальцы нервно сжимали его руку. — Куда ж мы столько злата-то денем? Уж не в самую ли пасть к Ваське Свинцу забрели? Говорят, тут ихние, с позволения сказать, владения…

Вадим фальшиво расхохотался, звук был громким, натужным, специально рассчитанным на то, чтобы разнестись по тихой улице.

— Да ПЛЕВАЛ Я, душечка, на твоего Свинца! — рявкнул он, размахивая рукой с перстнем так, чтобы стекляшка брызнула изумрудным светом. — У меня денег — куры не клюют, сука! Хоть всю сраную Сенную скуплю! Со всеми девками, крысами и подворотнями! Ха-ха-ха!

Он специально вел Машку по самой гиблой части Сенной — мимо заколоченных лавчонок с выбитыми стеклами, мимо подворотен, где тени казались особенно густыми и зловещими, мимо тускло светящихся окон притонов, откуда доносился хриплый смех и звон стекла. Золото хронометра отчаянно поблескивало при каждом его движении, ловя любой проблеск света, как маячок для акул.

И акулы выплыли. Из тени ближайшего переулка, где пахло мочой и гнилью, вышли трое. Не подозрительные типы, а профессионалы. Коренастые, с тяжелыми походками людей, привыкших бить и ломать. Кожаные куртки, стоптанные сапоги, руки в карманах, но не от холода. Дорогу перекрыли четко, без лишних слов, став живой стеной.

— Эй, мужик, — цокнул языком самый крупный из них. Он шагнул чуть вперед, блокируя путь. — Ты как бы… не туда свернул. Территория у нас тут. Четкая. И светишь ты чем-то… лишним. Не по-пацански это. Совсем. Делиться надо!

Вадим сделал вид, что едва держится на ногах от «хмельного угара». Он покачнулся, широко расставив ноги, и фальшиво икнул. Машка вжалась в него с визгом, но ее глаза, опытные и циничные, быстро метнули оценивающий взгляд на троицу.

— Ва-аши владенья? — протянул Вадим, нарочито заплетающимся языком. Он позволил слюне блеснуть у уголка рта. — А вы кто такие будете? А? Козлы рогатые? Брысь с дороги, щенки, а то огреб… огребете по первое число! Барин вас мигом успокоит!

Бугай злобно усмехнулся, обнажив кривые желтые зубы. Его рука медленно, демонстративно полезла за пазуху куртки. В его глазах читалось презрение и уверенность в легкой добыче.

— Огребем, говоришь? — прошипел он, наклоняясь чуть ближе. — Сейчас посмотрим, кто кого…

Но он не договорил. Движение Вадима мелькнуло молнией… Из-под полы нелепого лилового бархата блеснул ствол черного револьвера с обточенной рукоятью.

Три вспышки. Три выстрела. Они порвали тихую ночь в клочья. И три тела рухнули на грязный, маслянистый асфальт почти одновременно. Точность хирурга. Экономия движения. Никакой паники. Просто работа.

Машка ахнула, коротко и тихо, больше от неожиданности, чем от страха. Она не вскрикнула. Быстро, почти автоматически, достала из декольте смятую папиросу, дрожащими, но привычными пальцами чиркнула спичкой о кирпич стены. Затянулась глубоко со взглядом женщины, повидавшей слишком многое.

— Ого… — только и выдохнула она, глядя на легкий дымок, струящийся из дула пистолета в руке Вадима. Никакого ужаса. Профессиональная констатация факта: клиент оказался круче, чем выглядел.

Вадим даже не взглянул на трупы. Его уши, натренированные годами охоты в шуме демонических битв и реве порталов, были радарами. Он прислушался, отфильтровывая фоновый гул города. И услышал. То там, то здесь, в разных концах Сенной, за Обводным каналом, ближе к вонючим причалам порта звучали короткие, отрывистые хлопки. Одиночные. Двойные. Короткие, смазанные очереди из автоматики. Как первые редкие капли перед ливнем. Как треск сухих веток под ногами наступающей армии. Как сигнальные костры, зажигаемые на холмах.

По городу прокатилась первая, роковая волна. План Соломона сработал с пугающей точностью часового механизма. Приманка была проглочена. Охота началась. Вадим усмехнулся про себя, уголок его губ дрогнул под усами. Его большой палец потрогал холодную заводную головку «золотого» хронометра.

— Пойдем, красотка. Еще погуляем. — бросил он Машке и ущипнул ее за ляжку.

Мы подошли к «Красному Октябрю» под покровом кромешной тьмы. Фабрика-крепость высилась мрачным уродливым силуэтом, редкие тусклые огоньки в узких окнах напоминали глаза спящего чудовища. Вокруг стояли глухие, заброшенные склады… Идеальное поле боя!

Мои охотники — двадцать теней с клинками и стволами — бесшумно заняли позиции: на крышах соседних зданий, в переулках, у запасных выходов. Люди Песца, более грубые в тактике, залегли за грудами хлама, нацелив обрезы и даже пару пулеметов на главные ворота и стены. Юсуповы, как два хищных призрака, слились с темнотой у восточного угла. Орловская, выряженная в светскую львицу, стояла рядом со мной, ее лицо в полумраке было непроницаемо, но я чувствовал ее напряжение. Песец, тяжело дыша, подал мне тяжелую динамитную шашку. Фитиль торчал, как жало.

— Готово, Соломон, — прохрипел он. В его единственном глазу горел огонь давней ненависти.

Я взял шашку. Ее вес показался знакомым и приятным на ощупь… Вес власти. Вес возмездия. Я чиркнул спичкой. Огонек вспыхнул, осветив на мгновение наши лица — оскал Песца, бледное сосредоточенное лицо Орловской, мою улыбку. Я зажег фитиль. Он зашипел, рассыпая искры.

Время замедлилось. Шипение фитиля звучало громче пушечного залпа. Я видел, как Юсуповы вглядываются в темноту, как охотники на крышах прижимаются к прицелам, как пальцы братков Песца белеют на спусковых крючках. Орловская хмыкнула. Степан замер, не дыша.

Я взмахнул рукой. Шипящая, смертоносная дура пролетела по высокой дуге, оставляя за собой шлейф дыма и искр. Она упала точно у массивных, окованных железом ворот фабрики.

Тишина пережила один удар сердца…

БА-БАХ!

Ослепительная вспышка разорвала тьму. Оглушительный рев, в тысячу раз громче любого демонического вопля, ударил по барабанным перепонкам. Волна раскаленного воздуха и пыли накрыла нас. Ворота превратились в груду исковерканного металла и летящих обломков. В фасаде зияла огромная черная дыра. Огонь лизал края раны.

В наступившем после взрыва матном вопле обороняющихся мой голос прозвучал четко и холодно, как удар стали:

— Начали!

«Войны ведут по двум причинам. Одна из них — власть, другая — деньги.»

Анджей Сапковский.

Взрыв оказался финальным аккордом увертюры к Преисподней. Мы ворвались в зияющую пасть дыма и огня, и ад встретил нас во всей своей красе. Воздух внутри был осязаем от порохового дыма, воя сигнализации и первобытного рева людей, которые уже догадывались, что им крышка.

Мои охотники, в своей тренированной слаженности напоминающие тени смерти, кровавым смерчем устремились по коридорам… Какой-то мужик с хирургической точностью револьверных выстрелов срезал головорезов, выглядывавших из-за укрытий.

Васька Кулак шел как таран, его артефактная рука крушила двери, ломала позвоночники, впечатывая бандитов в стену с хрустом спелых арбузов.

Мухтарыч, как гончая, вынюхивал засады, его короткие клинки мелькали в полумраке, оставляя кровавые росчерки на глотках.

Юсуповы зачищали фланги… Андрей это делал с диким смехом и парой тяжелых пистолетов. Василий же действовал с холодной расчетливостью, обвязанной вокруг изящной шпаги. Она пробивала артефактные кольчуги как бумагу.