Бремя власти II (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 19

Усталость накрыла меня волной. Я дополз до кровати, рухнул на шелковые простыни и провалился в черную бездну сна еще до того, как голова коснулась подушки…

Но долгий сон мне был заказан…

Меня разбудил стук. Настойчивый. Будто где-то неподалеку крупный дятел сошел с ума.

Я открыл глаза. За окном стояли густые сумерки. В покоях царил полумрак, который надрывался огоньками камина. Стук повторился.

— Войдите. — прохрипел я.

Дверь открылась. В проеме возник Рыльский собственной персоной. Он щеголял в походном мундире, без плаща. На его каменном лице поселилась усталость. Он вошел, закрыл дверь. Не говоря ни слова, подошел к креслам у камина, вытащил из внутреннего кармана мундира толстую пачку золоченных купюр — новеньких и хрустящих. Он шлепнул их на столик, будто бросил старую газету.

— Ровно полторы тысячи золотых рублей. — отрывисто бросил он. — Как вы и просили. Это всё, что я смог… извлечь быстро и без лишних глаз.

Я поднялся с кровати, подошел. Взял пачку. Вес оказался приятным.

— Благодарю, Лев Павлович, — сказал я искренне. — Не подвел. Очень выручил. Верну сторицей. И достаточно скоро.

Рыльский хмыкнул, упал в кресло напротив. Тени от камина заиграли на его суровом лице.

— Я не за тем пришел. Кхм… Сторицей… Тоже мне! — он махнул рукой. — Вы сегодня… снова на прогулку?

Я кивнул, потягиваясь. Кости приятно хрустнули.

— Да. Есть дела, требующие моего прямого участия.

— Вы узнали что-нибудь? — взгляд Рыльского стал пристальным. — О… ее пристрастиях? О чем она шепчется с фрейлинами по ночам?

Я усмехнулся, разминая плечи.

— Узнаю, Лев Павлович. Дай мне только время. Меньшикова — не дура. И к ней трудно подобраться. Но я найду рычаг. Даю слово!

Он тяжело вздохнул, поднялся. Постоял секунду, глядя на огонь, потом резко повернулся к двери.

— Даете слово… — повторил он с горькой иронией. — Удачи вам, ваше высочество. На вашей прогулке. И смотрите — не нарвитесь на жандармов.

Он вышел, не оглядываясь. А я быстро переоделся. Простые темные штаны, сапоги, грубая рубаха. Поверх накинул кожаную кирасу с наплечниками, а на пояс повесил два клинка. Кольты легли в кобуры, как младенцы в колыбельку. Медная пуля Охотника сверкнула на моей шее. Соломон Козлов, Медный Охотник, был готов к выходу!

Я на всякий случай еще раз проверил маскировку в зеркале… Темные волосы, серые глаза — все было на месте. Ничего общего с рыжим белоручкой Николаем. Я открыл окно. Холодный ночной воздух ударил в лицо. Я кольнул призрака магией, поделившись с ним энергией. Соболев аж подпрыгнул от удовольствия и набросился на книги. А мой взгляд метнулся вниз. Я спрыгнул и превратился в тень.

Первым делом я хотел проведать Степана. К нему я и отправился. И уже через полчаса я был на месте.

Берлога встретила меня грохотом молотков, запахом свежей стружки и карбида от сварочных аппаратов. После вчерашней ночи все здесь было похоже на поле боя, которое спешно приводили в порядок. Стены щеголяли в заплатах из свежих досок, пол кое-где провалился, кое-где был завален щебнем. Но работа кипела. Люди Песца — крепкие, с колючими взглядами и стволами на виду — таскали бревна, заколачивали доски, чистили оружие. Напряжение висело в воздухе, густое, как пороховая гарь. Все готовились к войне.

Степан Песец восседал за единственным уцелевшим столом в углу, похожем на импровизированный штаб. Повязка на единственном глазу была свежей. Рядом стоял его бармен, Лысый, с перевязанной головой и здоровенным обрезом в руках. Песец что-то чертил на карте города, разложенной среди пятен от кружек и окурков. Увидев меня, он отложил карандаш в сторону.

— Соломон! Рад тебя видеть! — в этот раз его голос звучал без прежней насмешки. Общее дело сплачивает людей…

— Документы, Степан, — без предисловий начал я. — На здание. Надеюсь, они готовы?

Песец хмыкнул, полез в потертый кожаный портфель под столом. Вытащил толстую папку, швырнул ее ко мне.

— Готовы. Вот дарственная. Все чисто. На имя Соломона Козлова. Печати настоящие, подписи — тоже. Свидетели — мои люди. Адрес — внутри. Причал №7, Складской ангар «Цунами». Я его осмотрел. Коробка бетонная, крыша слегка протекает, но стены — абсолютный монолит. Как ты и просил.

Я быстро пролистал бумаги. Юридический язык, печати суда, городской управы, налоговой… Выглядело вполне легально. Песец знал свое дело.

— Благодарю, — кивнул я, засунув папку за пазуху, поближе к деньгам Рыльского. — Очень кстати.

— Не за спасибо, — Песец прищурился. — Людей у тебя сколько? И когда начинаем гасить Ваську Свинца? Мои ребята на взводе. Ждут отмашки.

Я окинул взглядом его людей. Десятка два. Крепких. Злых. Готовых рвать и метать. Я же мог пока рассчитывать на пятерых: Вадима, Ваську, Семена и парочку выживших новичков. Плюс я. Но, прежде всего, мне хотелось сегодня ночью официально оформить клан.

— Людей у меня достаточно, — уверенно заявил я. — Как только сегодня оформлю клан и гляну здание, возьмусь за дело. Но мне понадобятся и твои люди. И сам ты. А также информация: владения врага, тусовки, логово и так далее. Когда буду готов, пришлю тебе весточку.

Песец кивнул, а затем ткнул пальцем в карту. — Вот, смотри. Точки Свинца. Вот — притоны на Сенной. Тут — игорный дом «Золотой Куб» на Невском. Тут — его контора в порту, маскируется под рыбный цех. А вот… — его палец уперся в район за Обводным каналом, прямиком в трущобы. — Его резиденция. Старая фабрика «Красный Октябрь». Кирпичная коробка с башней. Охраны — море. И этот клоун Весельчак постоянно там зависает.

Я осматривал карту и запоминал все самое важное. Сенная показалась мне менее значимой для удара, ее можно было проигнорировать. «Золотой Куб», наверняка, служил казной для банды Свинца, но его зачистка могла привлечь ненужное внимание. Рыбный цех, судя по всему, являлся главным логистическим объектом для бизнеса авторитета. А вот резиденция была центром принятия решений. А чтобы обескровить врага, нужно бить всегда в самое сердце.

— Понял, — коротко бросил я. — Скоро все решим. Жди весточки.

Песец протянул мне руку. Я ответил ему твердым партнерским рукопожатием.

— Буду ждать тебя, Соломон. Давай, покажем этим уродам, где раки зимуют!

Я кивнул и вышел из Берлоги в холодную питерскую ночь. В кармане лежали документы на базу. За пазухой тряслись деньги и надежда. А в голове светилась карта вражеских владений. Впереди было создание клана и первая криминальная война в этом мире.

«Гнев Солнца» начнет свой путь с наведения порядка в городе. И первой нашей добычей станут не демоны, а обыкновенные люди без чести…

«Говорят, что европейская цивилизация упразднила рабство. Это заблуждение. Оно всё ещё существует, но теперь его тяжесть падает только на женщину, имя его — проституция. Его тяжесть падает на женщину, то есть на грацию, на слабость, на красоту, на материнство. Это позор для мужчины, и при этом величайший позор… »

Виктор Гюго.

Воздух в приемной врезался в легкие, будто густой нажористый бульон. Запахи сплелись в удушливый коктейль… От едкого пота десятков тел, не смытого после последнего выхода, свербило в носу. Сладковато-горький шлейф дешевого табака выжигал сетчатку глаз. И за всем этим буйством прятался звериный дух опасности и первобытной силы.

Я переступил порог, и мир сжался. В ордене пролили густое масло тишины… Именно той, что наступает после взрыва, когда все замирают, оглушенные.

Пятьдесят пар глаз не просто уставились на меня, а вонзились с нетерпением… Пятьдесят фигур, закаленных в «черных бурях демонических прорывов», выстроились не вразнобой, а с почти воинской выправкой, как перед торжественным смотром. Среди этой живой стены были и мои люди.

Вадим Петрович, напоминая высеченный из мрамора монумент мрачности, стоял со скрещенными руками на груди. Его взгляд был тяжел и непроницаем.