Двойник короля 18 (СИ) - Скабер Артемий - Страница 2

Ладно, что-то я отвлёкся. Мысли разбежались, а нужно сосредоточиться. В уши ударил гул тысяч голосов, ржание коней, звон металла о металл. Лагерь встретил нас шумом и гамом.

Бат, собака, чтоб тебя кашель одолел! На хрена он мне кляп запихнул в рот? Грубая ткань впивалась в уголки губ, давила на язык. Дышать приходилось через нос, а воздуха не хватало. Слюна накапливалась, но проглотить её было сложно. Правда, без кляпа роль пленника выглядела бы менее убедительно. Детали важны, каждая мелочь добавляет правдоподобности. Джунгары должны поверить, что перед ними действительно захваченный враг.

Остановка. Монголы заговорили. Понеслась!

Меня проверили. Ну как проверили… Просто взяли за волосы и посмотрели. Жёсткие пальцы вцепились в затылок, дёрнули голову назад. Боль прострелила от корней волос до основания черепа. Перед глазами — чужое лицо, смуглое, с резкими чертами.

Я изобразил злость, отчаяние и что-то ещё. Мышцы лица напряглись, брови сошлись на переносице. Зрачки расширились, вены на шее вздулись, дыхание стало быстрым и неровным. А то ещё не поверят, что меня действительно схватили.

Лицо джунгара выражало удовлетворение. Он кивнул своим товарищам, что-то сказал — тон был одобрительный. Похоже, спектакль удался.

Джунгары… Одно лицо с монголами. Те же скулы, те же глаза, тот же разрез век. Разглядывал их, пока мы проезжали мимо первых постов. Обветренная кожа, выжженная солнцем и сухим ветром. Морщины от постоянного прищуривания глаз. Жилистые руки, привыкшие к оружию. Единственное отличие — любят раскрашивать себя и одежду. Красные полосы на щеках, синие линии вдоль рук. Яркие узоры на кожаных доспехах, вышивка на одежде. Кто я такой, чтобы осуждать чужие вкусы? Может, мода. Степная…

Судя по взглядам, а именно они меня интересовали, отнеслись к моим сопровождающим холодно. Каждый взор — как кинжал, брошенный исподтишка. Глаза узкие, недоверчивые. Джунгары не поверили, что монголы решили перейти на их сторону. Ожидаемо.

Кожа на спине покрылась мурашками, несмотря на жару. Инстинкт самосохранения реагировал на враждебность, но это даже хорошо. Подозрительность джунгаров играет мне на руку.

Вот с этим я дольше всего провозился. Объяснял Бату и Жаслану, что их действия — не правда, не предательство, а военная хитрость. Пришлось потратить время, вбивая эту мысль в их гордые головы.

Понятие чести у степняков специфическое. Обмануть врага — доблесть, предать союзника — позор. Но грань между этими поступками тонкая, почти неуловимая. Монголы прямые, как шпала. Сказали — сделали, дали слово — выполнили. Хитрость для них — не самое естественное качество. Благо красноречие и то, что они видели мои способности, как-то сработало.

Огляделся вокруг. Обычный кочевой лагерь, только вместо палаток — юрты, куча лошадей и почти полное отсутствие стационарных построек. Пыль стояла столбом, поднимаемая тысячами ног и копыт. Она забивалась в ноздри, скрипела на зубах, садилась тонким слоем на кожу.

Смотрели джунгары на Бата и Жаслана спокойно, даже с долей издёвки. Мол, поглядите, кого мы тут поймали, — двух перебежчиков и их трофей. Улыбки были холодными, насмешливыми, хотя убивать их не собирались. Во всяком случае, пока. Что два монгола могут против армии в несколько десятков тысяч? Ничего! Скорее развлечение, чем угроза.

Нам выделили сопровождение из местных воинов — четверо джунгаров с оружием наготове. Меня на коне потащили дальше, вглубь лагеря. Копыта глухо стучали по утоптанной земле. Пот струился по спине, впитывался в рубаху.

Слух о том, что русского аристократа схватили, быстро разлетелся по лагерю, сарафанное радио работало безотказно. Те, кто сейчас не были заняты попыткой захватить город, выходили посмотреть на меня. Да уж… Так я ещё не попадал в лагерь к врагу. Чувствовал себя экспонатом в музее под прицелом сотен глаз. Взгляды были разными — любопытными, злобными, насмешливыми. Кто-то показывал пальцем, кто-то что-то говорил соседу.

Нас остановили, окружили и начали разговаривать на повышенных тонах. Единственный минус в этой ситуации — я не понимаю их речь. Вещали джунгары на монгольском, только у них свой говор. И чего решили разделиться, если один народ?

Пришлось использовать то, что уже делал раньше, совсем забыл про это. Я слушал и активизировал пространственное кольцо, связь с девушками внутри позволяла получать переводы в реальном времени. Пришлось немного повозиться, чтобы они услышали, что происходит.

И вот тут началась проблема. Именно поэтому не сделал это раньше. Я слышал голос ушами, и в то же время что-то говорили в голове. Причём синхронно, одновременно. Мозг словно раздвоился, пытаясь обработать два потока информации. Виски сдавило тупой болью, за глазами запульсировала другая — острая. Концентрация рассеивалась, мысли путались.

Кое-как у меня получилось вычленить главное. Джунгары радовались тому, что в их плену оказался русский аристократ и дипломат. Лица их светились гордостью, глаза блестели от удовольствия. Меня должны показать местному генералу в ближайшее время.

Мышцы моего лица напряглись, борясь с желанием расплыться в торжествующей ухмылке. На это и был расчёт, генерал — именно тот, кто мне нужен.

Бата и Жаслана, как я понял, подначивали. Мол, они трусы и решили предать свою страну ради спасения собственной шкуры. Слышал, как бросали им оскорбления, обвинения в трусости и предательстве. Мужикам приходилось нелегко. Жилы на шее Бата вздулись от напряжения, кулаки крепко сжались. Жаслан стоял прямо, будто проглотил копьё. Взгляд его был устремлён в никуда, лицо каменное.

Судя по тому, что узнал про них, это болезненная тема. Честь для степняка — всё. Потерять её означает перестать быть мужчиной, стать изгоем, недостойным даже смерти.

Но держались они правдоподобно, скрывая свою настоящую злость. Лица каменные, только в глазах — бурлящая ярость. Хорошо, что всё это я им объяснил заранее, подготовил морально к унижениям.

Бата и Жаслана не станут убивать. Нужно показать войску, что монголы уже сдаются и перебегают на их сторону. Пропаганда, моральное воздействие на противника. Логика и поведение ничем не отличаются от наших. Люди везде одинаковые — те же амбиции, те же слабости, те же желания.

Лошадь переступила с ноги на ногу. Меня грубо спихнули с седла. Тело сгруппировалось инстинктивно, но со связанными руками приземление вышло жёстким. Я упал набок, ударившись плечом о булыжник. Пыль поднялась облаком, попала в лицо. Мелкие острые камни впились в щёку, нос забило землёй.

Продолжаем поддерживать роль пленника. Кто-то подошёл и плюнул рядом, слюна смешалась с пылью в паре сантиметров от моего лица. Так, а вот это уже перебор. Внутри вскипела злость — холодная и острая.

Шипы льда выросли под ногами у джунгара. Лёд откликнулся на эмоцию мгновенно, холодом пробежал по венам, сконцентрировался в кончиках пальцев, вырвался наружу. Тонкие кристаллы пробили твёрдую землю, выстрелили вверх острыми иглами. Они были длиной с палец, голубоватые, словно вырезанные из чистого хрусталя. Не настолько большие, чтобы серьёзно ранить животное, но достаточно, чтобы испугать его до полусмерти.

Итог получился шумным, громким и очень выразительным. Конь заржал от ужаса, встал на дыбы. Глаза его расширились от страха, ноздри раздулись. Джунгар, не ожидавший подвоха, потерял равновесие.

Смех вырвался из моей груди — искренний и громкий. А плеватор распластался на земле неуклюже и болезненно. Доспехи звякнули о камни, пыль поднялась серым облачком вокруг упавшего тела. Лицо его, перекошенное от удивления и острой боли, стало красным, как спелая свёкла. Кажется, при падении он сильно прикусил язык, и теперь по подбородку медленно текла тонкая струйка ярко-алой крови. Выражение лица было бесценным — смесь боли, удивления и оскорблённого достоинства.

Тут же атмосфера изменилась. Джунгары успокоились и начали смотреть на меня с подозрением. Я почувствовал, как напряжение в воздухе стало почти физически ощутимым. Руки потянулись к оружию, голоса стихли.