Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим - Страница 8

— А Падма его… н-не любит чего?

Спар помрачнел, и даже нетрезвый Макс догадался, что эту тему они обсуждать не будут.

— Ешь давай, — повторил верзила, подводя черту их обсуждениям. — Завтра рано выезжать. Ты-то отоспишься в телеге, коль что, а мне ещё весь день править, да тебя, болезного, везти.

— Т-так ты… — Максим рыгнул. — Меня к Мих… Мих-хрейю повезёшь или к… З-зах-харии?

— Увидишь. Жри ужо.

Как и предупреждал Каглспар, дорога их ждала неблизкая. Выдвинулись часов в семь утра по местному времени, если верить возничему: Спар при этом своей бодростью и свежестью активно мозолил глаза страдающему от похмелья Максиму. Юноше, пожалуй, никогда так плохо не было — даже когда Стёпа напоил его как следует водкой, пока мать не видела, — и это всего лишь с двух глотков! Один из друзей брата рассказывал, как однажды кислоты объелся, а на утро пошевелиться не мог — ни пальцами двигать, ни дышать нормально не получалось, сразу взрывалась от боли голова. Вот примерно такое же, кажется, состояние теперь развивалось и у самого Макса: лежал бедолага пластом на дне телеги и чувствовал каждую ухабину на дороге, кляня рукозадых дорожных дел мастеров на чём стоит свет и параллельно размышляя, есть ли в этом мире вообще ответственные за прокладку дорог.

И всё-таки, как интересно выходит. В одном мире погиб, в другом появился? Звучит не слишком-то правдоподобно. Если бы эту версию событий он услышал от Спара в начале их совместного путешествия, то не поверил бы — и правильно бы сделал. Решил, скажем, что спятил мужик от одиночества или на старости лет (хотя здоровяку на проверку оказалось чуть больше сорока, но всё же) да развлекается так — про путешествия между реальностями вычитал где-нибудь в интернете и крышей поехал. В конце концов, человек, разъезжающий на телеге, вряд ли многого в России двадцать первого века добился. Вот и тоскует по магии — в своих мечтах мы все герои. Однако то, как на него отреагировали в «Звонкой монете»… Можно было, конечно, списать на массовую истерию — в провинциальных городках скука смертная, вот всей компанией и повернулись, скажем… Но что, если нет? Что, если вся эта туфта про параллельные измерения, которую учитель физики пытался им в головы вдолбить, правдой оказалась? Да ещё и такой… легкодостижимой, если смерть, конечно, можно назвать «лёгким» явлением.

Откровенно говоря, Максим всё больше склонялся к версии с комой. В этом случае ему и целая страна может одну и ту же байку рассказывать — она же вымышленная, плод фантазий, так почему бы и нет? Он читал где-то, что мир, воспринимаемый человеком, может вообще не существовать в действительности, потому что любой так называемый «факт» существования этой самой действительности обрабатывается одним из органов человеческих чувств. А раз мозг обрабатывает, кто мешает и изобретать? Тем более, что для прекрасного нашего серого вещества (которое, кстати, правильнее было бы называть «белым» — белых аксонов и дендритов куда больше, чем серых нейронов) нет абсолютно никакой разницы между информацией, воспринимаемой в реальности, и воображаемой информацией.

И да, ещё Макс любил «Матрицу» от братьев (ныне сестёр, прошу прощения) Вачовски. Возвращаясь к теме, кто помешал бы его травмированному из-за аварии мозгу попросту выдумать эту окружающую его теперь катавасию? Да ещё и так реалистично стимулировать рецепторы… Хотя какие, блин, рецепторы? Мозг в коме вообще ничего не делает особо… вроде как. Он там на грани жизни и смерти, ему не до сказок. Или нет?

Зря Владимира Александровича не слушал, — подумал Макс, вспомнив своего учителя по биологии, и облегчённо усмехнулся; голова в ответ на его хорошее настроение тут же подбросила немного плохого.

Ладно, предположим сначала, что это не сон и не агония мозга. Тогда, выходит, это всё происходит взаправду, и он каким-то странным образом, нарушающим законы логики, попал из одного мира в другой. Возникает закономерный вопрос: с чего бы вдруг? Если это воля какого-то местного божества (что очень и очень вряд ли, кто он такой, в конце концов, чтобы специально по его душу пьяного водителя «жигулей» посылать), то где инструкции? Хотя Спар говорил, что Путники просто так в этом мире не оказываются, всегда в нужный момент… Может ли это действительно быть распоряжением кого-то власть имеющего?

«Хватит думать о себе больше, чем ты есть».

Максим вздрогнул, проигнорировав боль в висках, и приподнялся.

Он уже очень давно не слышал голоса брата в своей голове.

Если верить умным книгам, особенно сильные по воздействию на психику воспоминания могут звучать как посторонний голос. Наорал на тебя кто-нибудь в течение дня, скажем, а потом лежишь вечером в кровати и будто бы слышишь, как до сих пор орут. Но это не правда, на самом деле никакого крика не существует, конечно же — просто сознание подкидывает вот такие подлянки, прокручивая и воспроизводя события прошлого… для лучшего запоминания, так сказать.

А Стёпка был прав, кстати. Тогда, конечно, ситуация случилась дурацкая — маленький Максимка, ему лет пять было, на площадке со сверстниками поссорился и случайно обмочился, когда его начали запугивать и толкать, а потом неделю боялся на улицу выходить, думал, что все над ним смеяться из-за этого станут. Причём, не столько другие дети, сколько взрослые. И Макс вдруг вспомнил тот день очень хорошо, словно заново его проживал. Он плакал в коридоре и отказывался обуваться, а Стёпа (ему тогда уже было десять) стоял в кухне и с очень странным выражением лица наблюдал за чужой истерикой. Потом подошёл (мама уже тогда не хотела подпускать старшего сына к младшему, уже тогда брат вёл себя странно), игнорируя её взволнованное «не надо, Стёпушка», и спокойно сказал: «Хватит думать о себе больше, чем ты есть. Ты боишься, что тебя начнут дразнить, но на самом деле им нет до других людей никакого дела».

Странное воспоминание холодом растеклось по его лицу. Максим вытер ладонями щёки — они оказались мокрыми — и понял, как сильно скучает по этому страшному, жестокому человеку, которого считали сумасшедшим и боялись даже в родном доме. Скучает по тому, как чувствовал себя особенным рядом с ним: ведь Стёпа только с братом был адекватным, только с ним играл и искренне улыбался.

И да, чёрт возьми. Стёпка был прав. Не стоит думать о себе больше, чем ты есть.

— Чего притих? — спросил Спар: они как раз проезжали мимо странной постройки, отдалённо напоминающий древнегреческий храм Афины, только очень маленький. — Спишь сызнова?

— Нет, — вяло ответил Макс. — Думаю.

— Ну, поделись думами. В тишине ехать утомительно.

— Думаю о том, что никогда не был сильным.

Каглспар хлопнул Плушу по крупу вожжами и обернулся.

— Если волнует, что хилый, иди ко мне подмастерьем в кузню на первое время. Там железо потаскаешь и быстро окрепнешь, заодно и долг отдашь, да и под присмотром останешься.

Фраза «потаскать железо», пусть и произнесена она была в совершенно другом контексте, прозвучала так душевно, словно он на мгновение вернулся в родной город. Его одноклассники любили проводить свободное время в одном из немногочисленных спортзалов Ярославля, так что к выпуску выглядели как взрослые дяденьки. Макс усмехнулся; голова от перепада давления заныла. Теперь понятно, откуда у его громилы-спутника ожоги на руках. Да и мускулы откуда.

— Я не про мышцы, Спар, — ответил он, подумав. — Я про характер.

— А что не так с твоим характером?

— Слабый я, вот что. Реву постоянно, атаки эти панические… — почему-то Максиму теперь не было совестно и стыдно говорить о своей уязвимости, хотя раньше он, пожалуй, даже маме в подобном не признавался. — Я никогда не был лидером, всегда искал себе кого-то, кто будет меня защищать. Брат говорил, что это не по-мужски, что нужно жизнь в свои руки брать. А теперь я здесь и… — он вздохнул. — Теперь я здесь и снова пользуюсь чужой помощью. Тебя вот эксплуатирую, как бесплатное такси… ну, то есть, извозчика. Или как это раньше говорили… Короче, лежу и жалею себя, вместо того, чтобы действовать, и сам с себя бешусь. Словно ни на что не годен, понимаешь?