Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель - Страница 13

— Вот, стало быть, последнее свободное место

Посторонился, пропуская в купе Михаила Ананьевича.

На этот раз господин Нуров уже не стал сохранять тайну, а сразу сказал:

— Чтобы вы не нервничали, я не просто так вас расспрашивал, Фаина Андреевна, я по долгу службы. Позвольте ещё раз представиться.

И Нуров торжественно произнёс, то, что я уже узнала от проводника:

— Городской глава Екатеринбурга.

Я улыбнулась и решила, что знакомство полезное, хотя и странно неожиданное и тоже второй раз представилась:

— А я еду за племянницей, которая в приюте вашего имени, ну, и принимать наследство брата.

Нуров задумчиво почесал бороду, произнёс:

— Спасибо, Фаина Андреевна, что не стали обижаться.

После чего замолчал на пару мгновений и произнёс:

—  Дело похвальное задумали, я вам помогу, но прежде давайте я вам расскажу, что вас там ожидает.

Девочки, дорогие! С праздником всех! Пусть в вашей душе всегда будет весна, радость, а с ясного неба вам улыбается ласковое солнышко!

Здоровья и счастья!

Алексей Порываев задумчиво крутил в руках карандаш. Сегодня утром у него была встреча с частным детективом.

Аркадий Никифорович Кошко много лет служил в сыскной полиции Петербурга, прежде чем решиться уйти на «вольные хлеба». Но в конце концов, когда вместо него на более высокий чин поставили племянника генерала Ахметова, Аркадий Никифорович понял, что выше той высоты, до которой удалось дотянуться простому крестьянскому пареньку, когда-то приехавшему в столицу из Старого Оскола с мечтой стать великим сыщиком, уже не получится.

И с лёгким сердцем, предварительно устроив скандал, и, получив за это довольно большие отступные, согласился уйти в отставку. Выслуга лет позволяла, а мечта… мечта продолжала исполняться.

Не прошло и двух лет, а имя Аркадия Никифоровича уже гремело, как имя настоящего профессионала, который может расследовать самые сложные дела, которые не в состоянии расследовать сыскная полиция.

И к нему даже начали обращаться из полиции за помощью. И своим бывшим коллегам он, конечно, помогал, и потому всегда мог рассчитывать и на их поддержку.

К нему-то и обратился Алексей Порываев, когда решил разузнать, что же случилось с семьёй его нового партнёра, Фаины Андреевны Стрешневой.

И вот сегодня Аркадий Никифорович принёс Порываеву собранный материал. И Алексей Сергеевич крепко задумался.

По всему выходило, что Фаина Андреевну застрелил не нервически настроенный поклонник, как писали в газетёнках, которые любят такие истории, а неизвестное лицо, которое лишь потому не довело дело до конца, что как раз таки «поклонник» его и спугнул.

Кстати, «поклонника» тоже не осудили из-за недостаточности улик. И здесь Аркадий Никифорович был со своими коллегами согласен, улик против молодого человека, которого схватили на месте преступления, действительно, не было, да и повода убивать девушку тоже. Потому что тот, кого «жёлтые» газетёнки назвали «поклонником», был всего на всего курьером от банка, посланным вручить извещение о том, что по невыплате дом Стрешневых переходит в собственность банка.

А вот гибель семьи брата Фаины Андреевны и поспешный отъезд её матери за границу, были как будто бы финалом в череде странностей, вокруг семьи помещика Стрешнева.

И выбивалось из всего этого то, что Фаина не умерла, а неожиданно пришла в себя, что рушило кем-то очень тщательно выстроенный план.

Так Порываеву и сказал Аркадий Никифорович:

— Понимаете, Алексей Сергеевич, не верю я в такие совпадения, и быстрое разорение семьи, и гибель всех наследников. Нюхом чую, что здесь надо искать того, кто основную выгоду получит.

«Нюхом чую» было известное выражение Аркадия Никифоровича. И когда он его произносил, то это означало, что совершено преступление.

Вот и сейчас Аркадий Никифорович «нюхом почуял». А Алексей Сергеевич, вздохнув, подумал, что не надо было ему связываться с этим делом, у самого проблем достаточно.

Но потом вспомнил тонкую фигурку и упрямый взгляд и понял, что вариантов-то у него и не было.

Подумал: — «Интересно, как там она? Доехала ли до Екатеринбурга?»

***

Фаина

«Куда я еду?» — думала я, выслушав рассказ Михаила Ананьевича, который сейчас, прикрыв глаза либо делал вид, либо и правда дремал.

По всему выходило, что семейное поместье Стрешневых, было передано сыну Андрея Стрешнева по дарственной от отца. В поместье входила земля, на которой стояли две деревни Становская и Пышминская, между деревнями протекала река Берёзовка, и на реке стоял семейный дом помещика. Неподалёку от дома была пасека, которой как раз занимался брат Фаины Иван Андреевич Стрешнев.

Ну, это я всё примерно знала из тех документов, которые мне передал нотариус.

А вот то, чего не было в документах, мне поведал городской глава.

— Брат ваш с супругой были найдены застреленными в начале февраля. Да и обнаружили их не сразу, только спустя несколько дней. Зима.

— А ребёнок? — похолодев от ужаса, спросила я, — Неужели никого рядом не было? Слуги?

— Так из слуг у брата вашего только старый Кузьма оставался, он то как раз и сообщил, что в доме хозяина беда.

Михаил Ананьевич тяжело вздохнул, и потёр лоб рукой, словно вспоминая, что там было, после чего продолжил:

— Просто сразу добраться до города никто не мог. Снегом дороги завалило. А у нас, знаете ли, не как в Петербурге, если завалит, сразу не расчистить.

— Так, а ребёнок? — повторила я свой вопрос, начав нервничать, а то, что он мне всё про снег.

— А-а, — спохватился Михаил Ананьевич, — так со старым слугой она была. Кузьма так и рассказал, что мать собрала и отправила его с девочкой в ближайшую деревню.

Я задумалась, так живо представила себе, как старик в тулупе идёт через сугробы с маленькой, тоже в тулупчике, из-за чего она похожа на бочонок, девочкой в платочке и тёплой шапке.

У меня сразу возник вопрос, но я не стала задавать его вслух: — «Почему мать отправила старика с малышкой в деревню? Почему они сами остались в доме?»

Выяснилось, что пасекой с тех пор никто не занимался, дом никто не охранял, старый Кузьма продолжал жить там же при доме, но чем занимался и на что жил никто не знает.

На мой вопрос, а почему?

Господин Нуров ответил:

— По закону, если наследники не находятся в течение шести месяцев, то землица продаётся с молотка.

— И, если на земле никаких дорогих строений нет, то и цена соответственно невысокая, — продолжила я незаконченную, как мне показалось, мысль градоначальника.

Нуров очень внимательно на меня посмотрел:

— Правда ваша, Фаина Андреевна.

А потом вдруг сказал:

— А на землицу эту много кто целился, да я бы и сам был не прочь прикупить.

Взглянул так остро, что мне даже неприятно стало, ощущение, как бумагой порезалась, и спросил:

— Может подумаете насчёт продажи? Зачем вам столько земли одной-то?

Я решила всё перевести в шутку, чтобы не отвечать:

— Михаил Ананьевич, я ведь ещё даже не доехала, а вы уже такие серьёзные вопросы задаёте. Доеду, осмотрюсь и поговорим.

После такого ответа, Нуров как-то даже повеселел. Может решил, что это скрытое обещание с моей стороны. А я в свою очередь подумала, что никому там особо доверять нельзя, даже этому «добренькому» градоначальнику. Который так удачно вдруг оказался именно в этом поезде и именно в моём купе.

Теперь вот я размышляла, а Нуров дремал. Вдруг дверь в купе распахнулась и проводник произнёс:

— Собираемся, в течение часа прибываем в Екатеринбург.

И, поклонившись, вышел.

Нуров так быстро открыл глаза, что я поняла, не дремал, притворялся.

Почему? Чтобы вопросы не задавала? Или чтобы на них не отвечать?