Объект «Фенрир» - Макаренков Максим "bort1412" - Страница 6
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая
Присматривались они друг к другу бережно, работали слаженно, и Михеев все больше успокаивался, привыкая и к новому кораблю, и к новому телу. Прошлое безнадежно погибло вместе с «Гамаюном», и если бы не молоденький земледел, примотавший издыхающую капсулу с пилотом к вездеходу, то не удалось бы спасти и сознание. В принципе, Михеев был готов и к этому, сам о том сказал земледелу.
Но Вселенная оказалась не то безумно милостива, не то нестерпимо жестока и дала ему возможность снова уйти к звездам. Михеев ушел, как только появился шанс – корабль, от которого отказался пилот. Ему порой казалось, что он ощущает в «Алконосте» едва заметную грусть, скрытый надлом, о котором корабль может и сам не знать. Хотя, конечно, такого не могло быть – он же прошел все возможные проверки, и его признали годным к использованию на сверхдальних маршрутах, выходящих за фронтир Сферы разума.
В этом было что-то от холодных солнечных октябрьских дней, когда золотые шапки еще не облетевших берез особенно ярко и щемяще возносятся к сине-стальному небу. Михеев любил осень.
Он скидывал очередной пакет с донесением и снова нырял к Радуге. Порой ему казалось, что служба Дальней разведки его забыла. Оказалось – ошибался.
Бортовое время воспринималось как 8:15 утра. Михеев как раз закончил любоваться рассветом. По телу прошла последняя волна тонизирующего массажа, который в его личном реале воспринимался как классическая утренняя гимнастика. Он, конечно, осознавал, что его физическое тело лежит в пилот-коконе, а мышцы поддерживают в рабочем состоянии медсистемы корабля, но воспринимал это совершенно отстраненно. Иногда он думал, что это ненормально, но, в конце концов, много ли нормального в существовании посмертника? Пользу приносит, и хорошо.
А тут еще и такие рассветы за бортом дают! Не жизнь, а сказка.
Михеев приказал выпустить «Рыбку», и юркий автоматический зонд вывалился из открывшейся в псевдоплоти корабля трещины стартового отсека. Блеснул на серо-голубой дельфиньей коже бота луч восходящего светила, аппарат ушел вниз.
Михеев решил наконец проверить развалины. Они уже почти сливались с ландшафтом, и поначалу даже исследовательский комплекс «Алконоста» их не распознал, но что-то заставило разведчика обратить внимание на холмики, которые виднелись там, где степь переходила в предгорья. Оказалось, действительно фрагменты построек. Убедившись в том, что это искусственные сооружения, они с «Алконостом» запустили стандартную процедуру проверки планеты на наличие следов разумной деятельности, но кроме этих едва заметных руин так ничего и не обнаружили.
Михеев хмыкнул и решил, что, как только «Рыбка» выполнит первоочередную исследовательскую программу, он натравит ее на развалины. Нет, правда, планета с совершенно не затронутой разумной деятельностью биосферой, и на тебе – пусть и разрушенные, но явные следы цивилизации. Причем, высокоразвитой. По шкале Евстигнеева, примерно уровня Земли эпохи Первого Исхода.
Михеев даже запустил по всей корабельной базе поиск возможных совпадений, особо указав возможное сходство с туннельными базами, на что «Алконост» медовым голосом поинтересовался, не решил ли его пилот превзойти самого Евстигнеева и раскрыть загадку «туннельщиков». Михеев смутился и сделал вид, что вопроса не понял. Но, направляя «Рыбку» к развалинам, покусывал губу. Не покусывал, конечно, это корабельный реал старался вовсю, но какая разница, если это помогает ему выполнять задачу?
Бот уже выходил на прямую видимость, и Михеев решил подключиться к его сенсорному комплексу. Переключил реал-комплекс в режим прямого соединения, увидел несущуюся ему навстречу голубоватую траву, вдохнул ее мятно-дождевой запах и… Перед глазами встал черный экран.
– Пилот, для вас аларм-пакет с требованием немедленной распаковки.
«Алконост» говорил сухим служебным голосом, и это неожиданно покоробило Михеева. Хотя он прекрасно знал, что при получении аларм-пакета корабль переключал все доступные резервы на его распаковку и уходил в готовность к аварийному старту.
«Рыбка», значит, возвращается домой. И кому принадлежат странные развалины, он так и не узнает. М-да.
– Распаковывай.
По черному экрану побежали зеленые буквы:
«Банев – Михееву.
Звездоход, возвращайся немедленно».
– Н-да, – уже вслух сказал Михеев.
Очень в духе начальника Дальней разведки и, по совместительству, службы обеспечения безопасности Сферы разума. Максимум конкретики, минимум информации. Банев не доверял любым видам связи. Говорил, что дело не в недоверии людям, а в желании оградить их от ненужного беспокойства. Но Михеев думал, это говорит в нем та часть, что помнила старый мир. Была тем, старым Баневым, который – боги, когда же это было? – сидел напротив Михеева в пустом утреннем кафе на окраине Москвы и, не веря своим глазам, смотрел на корпуса кораблей Исхода смотрел, и плакал, оттого что дожил.
Михеев не плакал, слишком погано было на душе. В то утро он окончательно осознал, что творил вещи, которым нет места в этом новом мире, открываемом кораблями, и решил уйти. Банев, наоборот, решил остаться. В итоге, оба оказались там, где оказались. И оба не помнили как…
Пришло ускорение. Михеев ощутил его не телом, не чувствами – он сам и был кораблем. Стал в тот момент, когда принял решение уйти. Проклятье, как же он не любил возвращаться в Обитаемый космос. Надо посмотреть по дороге, что успела записать «Рыбка».
Почему проект системной станции решили назвать «Водолей», уже никто и не помнил. Конечно, можно было послать запрос к Мировому информаторию, но это считалось как-то не комильфо. Один из многих обычаев, сложившихся за века освоения космоса. Даже сам Михеев, который присутствовал при зарождении первой станции, уже точно не помнил, кто и почему решил так назвать проект. Часто говорили, что название идет от созвездия Водолея, якобы в одной из его систем и была выращена первая станция, но Михеев точно помнил, что нет, не там.
Произошло это гораздо ближе к Старой Земле, в системе Альфа Центавра, и сейчас станция, наверное, уже слабо напоминает тот изящный росток, что появился волей человека в центре звездной системы и стал развиваться, выбрасывать ветви, посадочные листья для внутрисистемников, мощные узлы живых помещений, огромные, тут же повернувшиеся к звезде цветки энергоприемников.
В любом случае название прижилось. «Водолей», который делили между собой служба Дальней разведки и «безопасники», был модернизированным – техноселекционеры выли, когда Банев выдал им желаемые характеристики, смотрели на него умоляющими глазами и шепотом спрашивали: «На черта тебе такое?», но Банев на то и Банев, он был неумолим, и «мичуринцы», стеная, сделали то, что ему было надо. Начальник «звездоходов» злопамятным не был, поэтому просто добродушно посмеивался, припоминая безудержную ругань, стоявшую у него в кабинете при зарождении проекта «Водолей».
Толком вникнуть в записи «Рыбки» Михеев не успел. Хватило времени только просмотреть панорамы облета и основные данные комплекса. Подтвердилось, что это искусственное сооружение и что, как Михеев и предполагал, большая его часть находилась ниже поверхности планеты: не заглубилась в результате оседания, а изначально размещалась ниже уровня почвы. На этом – все. Даже помоделировать внешний облик на основе снимков не успел.
«Алконост» вынырнул в трехмерность, и прямо по курсу Михеев увидел систему, где его с нетерпением – а как же еще? – ждал Банев. Хоть и не любил Михеев эти возвращения, но честно себе признавался: зрелище обжитой системы каждый раз повергало его в восторженно-юношеское состояние, когда любое достижение человечества воспринимаешь как свое.
Отсюда, с границы, система для пилота, находящегося в навигационном реале, напоминала драгоценный камень, переливающийся волнами успокаивающего зелено-голубоватого света. Михеев воспринимал и видимые в обычном спектре «грибы» орбитальных лифтов, шляпки которых светились бело-голубыми и зелеными огнями причальных огней, и синие с фиолетовым отливом обозначения внутрисистемных трасс, и, совсем уже на грани восприятия, спокойно-деловитый насыщенный синий с медвяно-солнечными мазками эмофон системы. Судя по состоянию эмофона, все в порядке, и Михеев облегченно выдохнул. И тут же напомнил себе, что Банев его вызвал явно не для того, чтобы побеседовать о несвоевременных отчетах.
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая