Повелительница пустыни (СИ) - Рош Ярина - Страница 8

— Жалко её, — проронила я и убрала непрошеную слезу на щеке.

— Потерять всех родных — это ужасная участь, — прошептала тётушка Акас.

Наступило молчание, в котором каждый переживал рассказ, а может и свою пройденную жизнь, ведь она дарит не только радость, но и утраты, оставляющие на сердце не заживляющие раны.

В доме давно замерли голоса, а я не могла уснуть, прокручивая в сознании рассказ матери и слова провидицы.

Мысли роились в голове, как потревоженные пчелы. Каждое слово, каждая фраза из рассказов матери и провидицы, обрывки воспоминаний — всё смешалось в хаотичный вихрь.

Я пыталась найти хоть какую-то нить, за которую можно было бы ухватиться, но лишь глубже запутывалась в этом лабиринте.

Моё стремление разгадать предсказание старой женщины были безуспешны, словно тайна ускользала от меня, как нить из ушка иголки.

События тысячелетней давности и слова женщины, сказанные в настоящем, должны были натолкнуть на толику подсказки этой разгадки, но они не пролили ни капли ясности.

Наконец усталость взяла свое. Веки отяжелели, и я начала проваливаться в забытье.

Но даже во сне от меня не отступали образы, рожденные предсказанием. Они танцевали вокруг меня, причудливые и зловещие, напоминая о неминуемой встрече с судьбой.

Бывает, что происходит одно единственное, можно сказать, незначащее событие, и вся жизнь рушится, как карточный домик.

В нашей жизни всё переменилось в тот миг, когда в наш дом внесли принца Роула Ивэз.

Его ужалила змея, когда он с караваном возвращался из Кимшара, а нужного противоядия у его свиты не нашлось. И головы полетели без суда и объяснений, словно осенние листья.

Двадцативосьмилетний молодой мужчина пылал в огне агонии, и у отца, чтобы спасти не только его, но и всю нашу семью, оставался лишь один шанс — вырвать его из когтей смерти.

Мертвую змею принесли, но это не принесло облегчения. Ее вид был неизвестен, загадочен, как сама судьба.

Три дня и три ночи отец сражался не только за жизнь сына Повелителя, но и за наше будущее.

Мы едва дышали, сдавленные страхом, и молились всем богам, чтобы его усилия увенчались успехом.

На рассвете четвертого дня, когда безысходность уже поселилась в наших сердцах, отец нашел зацепку среди старых рукописей и пыльных манускриптов.

Переворачивая пожелтевшие страницы, он наткнулся на упоминание о схожем случае, случившемся в давние времена.

Прошлое протянуло руку помощи, и слезы облегчения навернулись на глазах матери, когда отец чуть дрогнувшим голосом сообщил, что есть еще один шанс.

Но этот шанс был полон риска и туманного прогноза. Нужно было приготовить снадобье, столь сложное и редкое, что его рецепт казался куском прозрачной видимости.

Каждый ингредиент был почти неуловимым, словно танцующим на грани иллюзии.

Отец работал без устали, ни на миг не покидая лаборатории. Его лицо стало каменным, а веки налились тьмой бессонницы, но он продолжал двигаться вперед, словно ведомый чьей-то невидимой рукой.

Тем временем в доме царила тишина. Мы шептались между собой, стараясь не нарушать сосредоточенности отца, и каждое шорох был, как громкий удар молота.

Всё взоры были устремлены на дверь, за которой происходило таинство спасения. Мы ловили каждый звук, каждое движение, которое могло означать исход битвы за жизнь принца.

И когда вечерние тени начали ползти по стенам, отец, наконец, появился на пороге.

В его руках был крохотный пузырек с жидкостью столь густой и блестящей, что она казалась живой.

Он медленно, но уверенно подошел к постели принца, обессилено лежащему на влажном покрывале, и, взывая к милосердию всех известных ему богов, начал приводить свой план в исполнение.

Время застыло, когда мы ожидали результат последнего испытания, и казалось, что даже ветер за окном затаил дыхание в ожидании чуда.

Принц был спасен. Постепенно юноша приходил в себя, начал выздоравливать и подниматься с постели.

Я украдкой наблюдала за ним, плененная его красотой. Стройный, с волосами, черными как смоль, и карими глазами, которые, казалось, светились, словно янтарь на солнце и хранили отсвет далеких миров.

Когда он улыбался, весь мир, будто озарялся ярче, словно само солнце уступало ему в сиянии.

День за днем я изучала его жесты, ловила каждое слово, и даже старалась проникнуть в суть его мыслей.

Естественно, это было сделано в строжайшей тайне и с большой осторожностью.

Всегда улыбчивый и доброжелательный с моим отцом, с которым он проводил длительные беседы на разные темы, он покорил мое сердце, и мне хотелось, чтобы спутником моей жизни был бы вот такой человек: красивый, добрый и начитанный.

И я выстроила в своей голове идеализированный образ: образ рыцаря без страха и упрека, героя, способного на самопожертвование и преданность.

Как же я была наивна, ослепленная его внешним совершенством, не разглядев тьмы, что таилась в его сердце, потому что позже реальность оказалась жестокой и разрушительной.

— Амия, что случилось? Ты вся побелела и дрожишь, — мама подошла к Амии, которая стояла, прислонившись к косяку двери, а у ног лежала выпавшая корзина из рук, рассыпав орехи.

Она отводила глаза, а из глаз текли слезы.

— Мама. Он меня видел. Прости, я не прикрыла лицо. Позор! Какой позор! Что скажет Рашид, узнав, что я показала лицо чужому мужчине? Он отвернется от меня, — прошептала она, заливаясь слезами.

— Ну ничего, ничего.

Мама ее обняла, стараясь утешить и прикрыть от окружающего мира.

Её руки, дрожащие от волнения, мягко гладили дочь по голове, как будто это могло стереть воспоминания о случившемся.

Мама старалась подобрать слова, чтобы объяснить, что всё будет хорошо, но каждое слово казалось в такой момент пустым.

Она понимала, что как только дойдет слух о неподобающем поведении Амии, то Рашид вправе отказаться от её дочери.

И тогда позор ляжет на всю семью, и нам уже не будет покоя в этом городе, а о создании семьи её детям придется забыть.

— Иди в комнату и больше оттуда не выходи. — Решительным голосом она отдала указание Амии. — Ты, Олика, даже в доме будешь ходить с закрытым лицом. Это всех касается.

Она глубоко вздохнула и отправилась к отцу. Все, кто был на кухне, переглянулись.

По сути, наша семья состояла из родственников. Кто-то близкий, а кто-то дальний.

В основном мы приютили одиноких людей, оставшихся без близких людей.

Многие семьи принимали таких родственников, постепенно превращая их в слуг, обязанных отрабатывать свой кусок хлеба всю жизнь.

Но только не у нас. Отец и мать приняли их как полноправных членов семьи.

Мы вместе трудимся и вместе радуемся жизни. В нашем доме под одной крышей на данный момент проживают двенадцать человек.

Кроме нас пятерых: Моего отца Карима, мамы Фатимы, старшего брата Ахмеда и сестры Амии, и меня, с нами прожили шесть двоюродных тётей и троюродный дядя.

Сейчас на кухне собрались все женщины, и хотя их взгляды пересекались между собой, ни одна не решалась заговорить первой.

Каждая, казалось, была погружена в тревожные думы о судьбе Амии.

Я в ярости шинковала зелень для обеда, а в голове, словно вихрь, крутились мысли об отце и его неизвестном решении.

Но больше всего злости вызывал принц, которому вдруг вздумалось подняться с постели и прогуляться по комнате, и рассмотреть, что же за окном.

Кто его просил? Лежал бы себе спокойно, не привлекал внимания. Видимо, ему не по нраву скромный дом бедняков, вот и решил осмотреться, как на базаре.

А мы так старались не попадаться принцу на глаза, но, видно, глаза и существуют для того, чтобы смотреть.

Я украдкой бросила взгляд на остальных женщин, собираясь с духом сказать то, что у всех на уме, но так и не решилась.

Да я вообще кто? Пока ещё ребенок по меркам родных, и никто слушать меня не будет, ещё и упрекнут в плохом воспитании и непочтении.