Убийство с продолжением (СИ) - Юнак Виктор - Страница 48

– Илюше. Как Мишка покойный, царство ему небесное, завещал.

– А ты адрес Ильи сказать можешь?

– Так в Болотном он живет, в соседней области. А улицы я точно и не помню. Только телефон был… Да этот гад его разбил.

И вдруг до тетки Клавы дошло, что теперь и ее племяннику может угрожать опасность. Она заплакала.

– Касатики, спасите Илюшу. А то ведь не переживу, помру я. Из-за меня же он…

Ей снова стало плохо. Степан вызвал врача.

– В реанимацию ее, живо! – скомандовал врач, пощупав пульс и осмотрев белки. – А вас я попрошу больше не приходить сюда. Я вас не пущу! – врач угрожающе посмотрел на Порфирьева.

Дождавшись, когда тетку Клаву увезли на каталке в реанимацию, Порфирьев со Степаном вышли в коридор. Оба были обескуражены, долго молчали. Когда вышли во двор, Порфирьев набрал полные легкие воздуха, затем небольшими порциями выпустил этот воздух на волю.

– Болотное – это далеко отсюда?

– Километров шестьсот-семьсот будет.

Они медленно шли через больничный двор, вышли на улицу. Снег уже подтаял, но морозец все еще посвистывал в уши с легким ветерком.

– Слушай, старлей, ты можешь поговорить со своими, чтобы мне обеспечили быструю доставку с маячком и сиреной в Болотное? Боюсь, как бы не опоздать. А по дороге заодно пробили бы и адресок этого Ильи Достоевского.

– Я, конечно, попробую. Но вы же знаете, как в отделении относятся к нашему брату участковому.

– По-разному относятся, Степан, по-разному. Объясни, в чем дело, поймут. Будь проще, и народ к тебе сам потянется.

Света Ихменева незаметно стала следить за Достоевским. Она уже догадалась, почему тот отказался от преподавания в десятом классе – все из-за нее, чтобы ее реже видеть. Но она все равно в школе старалась почаще попадаться ему на глаза: то на перемене якобы случайно заденет его, то лишний раз в учительскую заглянет, либо за классным журналом, либо уточнить расписание.

Зато вне здания школы она делала все, чтобы не попасться учителю на глаза. Пока ей это удавалось. И то скорее всего потому, что у Достоевского голова была забита другим. Он понял, что влюбился в Сугробову. Сначала как в выдуманный им самим образ Анечки Суглобовой. Затем во вполне реальную Анну Сугробову, свалившуюся на его голову из своего столичного далека. Все три дня, которые прошли после их первой, как ему казалось случайной, встречи, он пребывал словно во сне. Даже в школе, на уроке иногда замолкал, сбивался с темпа и темы, затем, когда возвращался в реальность, не мог вспомнить, на чем он остановился. Просил детей напомнить ему. Правда, ребята считали, что он таким образом ловит их на внимательность, и всегда кто-то из учеников включался в эту игру и напоминал ему, где его мысль прервалась.

Ихменева же за эти дни даже похудела, стала плохо следить за собой, иногда в класс приходила, не подведя ресниц тушью. На удивленные вопросы одноклассниц отвечала невпопад. Пока ее подруга Силина не рявкнула на всех:

– Да отстаньте вы от Светки! Не видите, что ли, она сохнет по Достоевскому, а этот дурак из-за этого даже от нашего класса отказался.

В классе воцарилась тишина. Даже слышно было, как за окнами громко перекрикивались какие-то две тетки.

– Ихменева, это правда, что ли? – спросил Осипенко.

– А тебе не все равно? – огрызнулась Ихменева, тут же переключившись на Силину: – А тебя кто-то просил высказываться? Заступница!

И всем все сразу стало ясно.

Состояние Светланы, разумеется, не укрылось и от родительского внимания, но те приняли это за нервозность от приближения единого госэкзамена и, как могли, стали успокаивать дочь. Но она лишь отмахивалась и посылала их куда подальше. И только, как ни странно, брат Валя, несмотря на свое малолетство, сразу понял, в чем дело.

Однажды вечером он встал одной ногой на лестницу, другой остался на своем первом ярусе и осторожно потрогал сестрино плечо. Светлана лежала на животе, повернувшись лицом к стене.

– Чего тебе? – не поворачивая головы, грубовато спросила она.

– Свет, – зашептал он ей почти в самое ухо, – а давай мы ее проучим.

– Кого? – все так же, отвернувшись, но уже мягче спросила она.

– Ну, эту, очкастую… которая с Ильей Ивановичем.

Светлана улыбнулась, перевернулась на бок, похлопала ладошкой по освободившемуся месту на кровати.

– Залезай сюда!

Валя не заставил себя упрашивать, тут же забрался на второй ярус и сел, поджав под себя ноги. Светлана, по-прежнему улыбаясь, погладила брата по голове.

– Ты хороший, Валик! Умница.

Она приподнялась на локте и поцеловала брата в щеку. К счастью, было темно в комнате, и сестра не заметила, как щеки брата зарделись алым цветом: то ли от смущения, то ли от счастья.

– Как ты понял, почему у меня такое настроение?

– Ну, как же! Я же вижу, как ты на него смотришь. Ты его любишь, да?

– Да. Но только тс-с-с! – она приложила свой палец к его губам. – Ни папе, ни матери об этом ни слова.

– Что я, маленький, что ли? Я и заметил, – продолжал Валя свою мысль, – что, когда появилась эта… он вообще перестал тебя замечать.

– Ты знаешь, из-за меня он даже перестал появляться в нашем классе. Теперь у нас уроки литературы и русский директриса ведет. Она же и к ЕГЭ нас готовит.

– Да я знаю. Он же у нас классный. Раньше иногда оставался после уроков, со мной разговаривал. А теперь перестал. Думаю, тоже из-за того, чтобы я про тебя ничего ему не рассказывал.

– Послушай, – переменила тему Светлана. – А как ты думаешь проучить эту залетную девицу?

– Ну, мало ли способов? Например, узнаем, где она живет, встретим ее вечером и обольем чем-нибудь.

– Не годится! Я знаю, где она живет. В заводской общаге на втором этаже. Там что-то типа гостиницы. Но ничем облить ее не получится, поскольку ее каждый раз провожает Достоевский и заходит с ней внутрь. Ну, или она к нему домой тоже с ним вместе идет.

– Да, это осложняет дело! – совсем по-взрослому рассудил Валя, чем вызвал умиленную улыбку сестры. – Но есть и другой способ.

– Какой?

– Можно ночью, когда она будет спать в своей общаге, подкрасться к ее окну и разбить его. Пусть потом объясняет, почему у нее окно разбито.

Ихменева засмеялась этому детскому предложению, а потом подумала, что в качестве первой и небольшой пакости сгодится и это.

– А ты сможешь?

– Да я из рогатки, знаешь, как метко стреляю! – начал хвастаться Валя, но тут же спохватился: – Не бойся, не промахнусь.

– Договорились! Давай завтра же и сделаем это. Днем я уточню, какое у нее точно окно, вечером проследим, чтобы она вошла внутрь и осталась там, а ночью наступит уже твоя работа.

– Договорились! – обрадовался брат.

– А теперь – катись вниз. Поздно уже, спать давай.

Анна Сугробова пока еще не отдавала себе отчет в том, что Достоевский тоже ей начинает нравиться своей непосредственностью, открытостью. Впрочем, не до конца. Пока она никак не могла заставить его хотя бы случайно проговориться о рукописи Федора Достоевского. И она решила немного изменить тактику.

Достоевский в очередной раз пытался уговорить Сугробову заглянуть к нему домой. Она, как и прежде, отказывалась, но на сей раз как-то довольно вяло. И Достоевский понял, что ее можно «додавить».

– Хорошо, но только с одним условием – ко мне не приставать.

– Анна, вы все-таки меня еще плохо знаете.

– Увы! Но признаюсь честно, я соглашаюсь только потому, что хочется помыться. Все-таки в этой гостинице… или общежитии, черт его знает, удобства в коридоре, а мне такое – не комильфо. Но для начала мне нужно заглянуть в свой номер, взять кое-какие вещи.

– Не проблема! Я с удовольствием составлю вам компанию.

Они так были увлечены беседой, что не замечали, как за ними, крадучись, следили два человека – девушка и мальчик, брат и сестра Ихменевы. Им казалось, что пока все идет по придуманному ими плану.

Вот Сугробова вместе с Достоевским вошли в здание общежития. Ихменевы остановились, отошли немного подальше, на другую сторону тротуара, прижались к стволу толстого дерева, укрывшись в его тени. Впрочем, в наступивших вечерних сумерках их и так не было видно. Они подняли голову и смотрели, когда загорится свет в одной из комнат. Ждать пришлось недолго. И вскоре за задернутыми шторами замелькали тени женской фигуры.