Последний маг Империи (СИ) - Щегулин Антон - Страница 1

Началось моё утро с письма от поклонницы из знатного рода. Звали её Лизой, а написала она довольно эмоциональное письмо.

' Дорогой, Павел Андреевич, даме моего положения подобное не дозволено. Поэтому никому не сообщайте об этом письме, молю.

Но тяжело сдержаться после такого званого ужина. Вы были любезны, приятны в общении, обходительны, а самое главное ― искренни и откровенны со мной.

Я это очень ценю.

Ко всему прочему вы прошли войну! Стрелком. Это безумно опасно и впечатляет. Я даже представить не могла, как страшно пройти через подобное.

При этом вы полны сил, уверенности и игривого блеска в глазах. Я подумала, что вы лукавите, но потом вы показали этот ужасный шрам на вашей руке…

Спасибо вам за этот вечер, надеюсь, вы ещё порадуете нас своим визитом?

С симпатией, Елизавета Водопьянова'.

С симпатией? Сильно. Я улыбнулся кончиком губ.

Скукотища. Таких писем на неделе я получаю по две, три штуки. Тем не менее, читать приятно. Они действительно жаждут моего общества. Проблема во мне. Я желаю оказаться в их обществе далеко не всегда.

Впрочем, иногда томные вечера полезно скрасить. Тогда я отвечал на одно из подобных писем.

Как выглядели дамы, я плохо запоминал, поэтому приходилось ориентироваться по почерку. Самые страстные и любвеобильные, как правило, имели совершенно дурной почерк, напоминающий танец пьяной козы.

А отличницы хорошистки, конечно, нежны и приятны, но не более того.

Я бросил бумагу в сторону, она плавно приземлилась на пол. Софья потом подберёт и сложит аккуратно в стопочку.

И стоило мне только подняться на кровати, как утро с каждым мгновением становилось всё более мерзопакостным.

Когда я спускал ноги, то наступил на осу. Почувствовал укол в пятке и чертыхнулся от неожиданности. Посмотрев вниз, понял, что чертовка раздавлена, но легче от этого не становилось.

Затем я взял портсигар, что лежал на прикроватной тумбе и обнаружил, что папиросы закончились.

А утро без папиросы ― день насмарку. Куда они могли запропаститься? Вчера же вечером целых три штуки оставалось.

Ко всему прочему я ударился мизинцем, когда хотел обойти кровать и раздвинуть шторы. Моя ругань эхом отразилась от голых стен приёмной.

Картина, висевшая на дальней стене, с грохотом упала. Последняя, картина, что оставалась на стенах имения. Подойдя к ней, я осознал, что оборвалась толстая стальная проволока.

Вот так новости. Ещё до моего рождения висела, а тут вдруг взяла и упала?

Но это всё мелочи. По-настоящему я погрузился в клоаку напряжения во время необычного ночного события.

Июньские ночи были поистине жаркими, поэтому приходилось распахивать шторы и открывать окна настежь. Что, впрочем, не спасало.

Очнувшись от жары, я осознал, что чёртова луна стоит прямо надо мной и светит в лицо. Сначала решил просто задвинуть шторы, но через мгновение прислушался.

Снаружи доносился странный звук, который превращал безмятежную, тихую ночь в напряжённую и пугающую.

Словно ребёнок языком делал «цок-цок». Затем звук сменялся скрипом гвоздя по стеклу. И снова: цок-цок, цок-цок.

Я взял револьвер, что у меня лежал в прикроватной тумбе, проверил патроны в барабане. Не знаю, на что я рассчитывал. Если это и правда был ребёнок, буду ли я стрелять? Нет, конечно. Но инстинкт самосохранения приказал взять револьвер.

На моём балконе никого не оказалось. А значит, странное явление за его пределами. На первом этаже. Я посмотрел вниз и увидел очень странную картину.

Огромное зеркало в серебряной раме лежало прямо в траве рядом с домом. На зеркале уселась белоснежная сова, которая периодически его клевала. Вот откуда и взялся скрежет.

Эта же сова издавала цокающий звук. Завидев меня, она неподвижно уставилась своими чёрными глазами. Смотрела мне прямо в душу, от чего стало не по себе.

Только сейчас я обнаружил в зеркале огромную трещину, которая тянулась из одного края в другой. Видимо, сова его повредила, пока клевала.

К слову, в зеркале отражалась полная луна, которую трещина рассекала напополам.

― Кыш отсюда! ― cказал я. ― Напугала меня!

Но сова не двигалась. Наоборот, теперь она повернулась ко мне полностью, а не только головой.

― Улетай уже. Уселась тут. Спать мешаешь!

Внезапно она действительно взлетела. И полетела не туда, куда я предполагал, а прямо ко мне на балкон. Сова села на балюстраду и превратилась в Лесьяну Романову ― мою возлюбленную.

Я потерял дар речи, даже ничего сказать не смог, только стоял, как вкопанный и смотрел ей в глаза.

Одета она была в прекрасное белое платье, голова облачена в белую вуаль. Лесьяна подошла ко мне, нежно и страстно поцеловала.

На несколько мгновений мы растворились друг в друге, и я даже забыл о сове.

― Пришло время. ― тихо прошептала она.

― Что?

― Пришло время.

Лишь после этого я открыл глаза, пребывая в недоумении. Это был сон? Или реальность? В реальности совы в людей не превращаются.

Но если это был сон, я не мог задвинуть шторы. А они меж тем полностью закрывают окно. Может Софья с утра закрыла?

Сердце колотилось, как бешеное.

Повертев головой, чтобы выбросить навязчивые мысли, я встал во весь рост и потянулся. Солнечный июньский день был прекрасен. Лучи заботливого светила пробивались меж штор.

Однако, меня они не грели и не радовали. Ведь на рабочем столе лежала огромная кипа писем, заботливо разложенная по назначению Софьей Марковой ― моей служанкой.

В глубине души я бы хотел увидеть среди них хоть одно, что поднимет мне настроение. Но прекрасно понимал, что меня ожидает сплошное разочарование.

― Софья! ― крикнул я так, что эхо зазвенело по всему имению.

― Да, Павел Андреевич. ― появилась служанка в дверном проёме.

То была женщина пятидесяти пяти лет, держала осанку, смотрела прямо, идеально исполняла свои обязанности. Но глаза словно стеклянные. Без души.

― Кофе мне. С сахаром. Да побольше!

― Побольше кофе или побольше сахара?

― Побольше всего! Да поскорее, иначе я от злости начну на людей кидаться.

― Опять госпожа Романова будоражила ваше воображение? ― спросила она, будто специально хотела позлить.

Я повернулся и гневно посмотрел на неё. Стоической выдержке Софии можно было позавидовать.

Обычно люди пугаются, когда я на них так смотрю, но только не она. В светло-серых глазах не промелькнула даже тень страха. Точно бездушная, подумал я.

― Я крайне зол, Софья. ― прошипел я.

Пятка начала предательски ныть от укуса осы.

― Поняла вас, Павел Андреевич. ― сказала она и едва заметно улыбнулась ― Сейчас всё принесу.

Она уже было закрыла двери в приёмную, как вновь вернулась, видимо, забыв что-то сказать.

― Ах, да. Приходил странный человек, передал письмо. Оно где-то в этой стопке. ― она нахмурилась. ― Просил передать вам, что: «пришло время».

У меня в груди ёкнуло. Плохое настроение будто водой смыло, на его месте появилось жгучее любопытство и нотки страха.

― Пришло время? ― переспросил я.

― Да, да, так он и сказал. Голос ещё такой странный. Из-под маски плохо было слышно.

У меня глаза из орбит повылезали.

― Из-под маски? Какой ещё маски?

― Белая, круглая карнавальная маска. Видимо, что-то намечается. Вы не в курсе часом?

― Нет. ― сухо ответил я.

В голове переполох. Неужели время закончилось, и я должен предстать перед Беклемишевым?

Нет, быть того не может. У меня ещё месяц должен быть. Неделю назад же проверял сроки долговых обязательств.

Но Беклемишев человек, который может вызвать и раньше срока. Чтобы удостовериться, что всё в порядке и деньги будут.

Тогда к чему эти карнавальные маски? Ничего не понимаю.

Софья захлопнула двери и ушла, чтобы сварить мне кофе. Я же плюхнулся на винтажное кресло с «ушками» и погрузился в раздумья.