Край Земли (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич - Страница 1

Никогда не любил хейтеров, хотя за что их вообще любить? Это люди, которые проявляют только негативные и агрессивные эмоции, часто вообще без всякой причины. Причем часто используют оскорбительные и унизительные выражения, не стесняясь в личностных нападках. Хейтеры часто не могут объяснить свою неприязнь логически, а их поведение обусловлено личными переживаниями и предубеждениями. Они редко признают свои ошибки и не склонны к конструктивному диалогу. Кто-то скажет, что это просто критика, но я считаю, что эти люди просто страдают от низкой самооценки и комплекса неполноценности, что они и проявляют в агрессивном поведении. Вот и сейчас, я смотрел на такого типичного хейтера, который разносил меня вдоль и поперек, брызгая слюной на трибуну, с которой он выступает.

— Кому мы должны верить⁈ Уважаемому и всем известному полярному исследователю и ученому, и его заместителю по научной работе, или этому авантюристу⁈ — Щуплый мужичек в костюме тройке, с козлячей бородкой и в пенсне, обличительно и совсем не вежливо ткнул в мою сторону своим кривым пальцем — И мистер Соверс, и уважаемый лейтенант Гросс, указывают в своих записях на неопровержимые доказательства существования проливов и наличие архипелага, за пределами Гренландии! Целая научная группа под руководством Гросса провела в проливе Америки несколько дней, тщательно его исследовав, помимо нескольких островов, в проливе было обнаружено наличие течения с морской водой! Будь это фьорд, как утверждает Волков, ни о каком течении не могло быть и речи! И что мы имеем? Неопровержимые доказательства, представленные Гроссом, и ничем не подтвержденные слова Волкова! По-моему, совершенно очевидно, кто тут решил, за счет нашего научного сообщества сделать себе имя!

Дурак что ли? Как имя можно Сделать? Его папа с мамой дают, а не в мастерских строгают! Впрочем, они тут такую чушь несут, что я просто иногда рот от удивления открываю. И это ученые называются? Течение видите ли доказывает наличие пролива. В опубликованном мною отчете я же черным по белому написал, что в фьорд впадает несколько ледниковых рек! Оттуда и течение во фьорде. А вода там соленая, потому что он всё же в океан впадает, а не в озеро! Анализ морской воды никто не брал, на степень солёности её не проверяли, да и лагерь Чарли стоял практически в начале залива. Да я своими собственными ногами до конца этого гребанного фьорда дошел, и фотографировал каждый этап!

Но в слух я свои аргументы приводить не стал, бесполезно. Они слышали это от меня уже сотню раз, и как будто об стенку горох. Фотографии можно было сделать где угодно! Дневники липа! Да и сам ты непонятный хрен с горы, которого мы знать не знаем и хер на тебя клали! А ещё твои слова не подтверждены свидетельскими показаниями, ибо из тех, кто ходил в поход, жив только ты сволочь!

Да. Жив только я, Льюиса больше нет…

Наша возвращение на базу выдалось сложным и долгим. Два с половиной месяца мы добирались до зимовья! Как я и предполагал, лед вдоль побережья стал непроходимым в начале мая, и нам пришлось искать другой путь. В основном мы двигались по леднику, обходя всем вставшие на нашем пути фьорды и заливы. И ладно бы только это… Из-за тонкого льда, полыней, открытой воды, и крутых склонов фьордов, покрытых льдом, нам оказались недоступны продовольственные склады. Несколько попыток использования самодельного каяка, чтобы добраться до складов, ни к чему хорошему не привели. Льюис так и заболел, во время очередной попытки перевернувшись на каяке и промокнув до нитки. К тому времени керосин для обогрева и приготовления еды у нас уже закончился… Мы спалили в костре штативы фотоаппарата и других приборов, лыжи и лыжные палки, ящики от снаряжения, но этого не хватило, чтобы просушить одежду штурмана, а запасной у нас не было.

Пищу для себя и собак нам приходилось добывать охотой, тратя на это много времени. Мы голодали. Вскоре в ход пошло собачье мясо. С каждым днем, после того самого не запланированного купания Льюису становилось всё хуже и хуже, а я ничем ему помочь не мог. Через неделю мой спутник окончательно утратил способность к самостоятельному передвижению и слег с жесточайшей пневмонией.

Умер Льюис у меня на руках еще через три дня, когда до базы оставалось идти всего ничего. Всё это время, я, впрягшись в нарты вместе с оставшимися в живых собаками тащил его по леднику, напрягая остатки сил и надеясь, что он продержится до прихода в зимовье. Не продержался…

Но самый большой удар меня ждал, когда я всё-таки дошел до базы. Людей на ней не было!

В оставленном на столе пустого домика послании, почерком Чарли было написано, что корабль снабжения прибыл на базу двенадцать дней назад, и Соверс, учитывая плачевное состояние полярников, большие потери и учитывая достижение результатов экспедиции, принял решение об эвакуации. Корабль отплыл из фьорда всего за два дня до моего возвращения!

Передать словами отчаяние, которое охватило меня в тот момент, когда я прочитал эту записку, не получится. Так хреново и одиноко мне не было никогда! Даже когда умер Льюис, я не терял самообладания, я знал, что спасение рядом, и я всё равно дойду, а сейчас все мои надежды рухнули в одночасье.

Я помню, как рыдал, уткнувшись лицом в пустой матрац своих нар, и мне было так жалко себя, что я едва не решился на самоубийство. Положить конец моим страданиям было легко, у меня ещё оставались патроны, да и веревок в зимовье осталось достаточно.

И вот когда я был на уже на тонком волоске, который отделял меня от необдуманного поступка, я решил перечитать послание второй раз, а затем и перевернуть страницу. Оказалось, что пустым описанием фактов Чарли не ограничился, на обратной стороне было моё спасение!

Продолжая письмо, Чарли уже обращался лично ко мне.

'Сидор, я не верю, что ты и Льюис погибли! Ты столько раз выбирался из разных передряг, столько раз спасал нам жизни, что умереть сейчас, когда мы сделали великое открытие, ты не имеешь права! На базе оставлены припасы, чтобы вы смогли продержаться до прихода помощи. По словам капитана судна, что забирает нас с собой, второй корабль снабжения, который принадлежит твоему дяде, должен прийти к берегам Гренландии примерно в конце июля или начале августа этого года. Если тот корабль, на котором отплываем мы вышел из Дании, то второе судно пойдет к Гренландии напрямую от берегов России, где провело всю зиму. Дождитесь его! Надеюсь на скорую встречу!

П. С. Я могу ходить!'

И я ждал. Ещё полтора месяца в одиночестве, в пустом зимовье. Продуктов и топлива у меня было более чем достаточно, охотится больше не было необходимости, и я, чтобы чем-то себя занять, писал свой отчет, который теперь так лихо разносят на этом собрании.

Корабль «Единорог» бросил якорь в моем одиноком фьорде второго августа 1890 года. К тому времени я уже втянулся в работу, и мой отчет о проведенных исследованиях и походах, в которых я участвовал, был уже почти готов. Пользуясь лабораторией, оставленной на зимовье, я смог распечатать и фотографии нашего с Льюисом последнего путешествия. Насколько я знал, американцы планировали вернутся на эту базу, и вывезли отсюда только личные вещи полярников, оставив в моем распоряжении кучу приборов и оборудования.

— Где Матвей? — Это был мой первый вопрос морякам, которые причалили на шлюпке к каменистому берегу.

Моего «родственника» среди них не было, зато присутствовал знакомый эскимос по имени Тимоха.

— Живы Иссидор Константинович! Слава тебе господи! — Эскимос, не ответив на мой вопрос первым выпрыгнул из шлюпки, и низко мне поклонился — Радость то какая!

— Ты чего это Тимоха, белены объелся? — Моему удивлению не было предела. — Где Матвей я тебя спрашиваю!?!

Я помню, как мы общались с этим аборигеном в прошлом году. Тогда он пренебрежительно называл меня по имени и не стеснялся подколоть при любом удобном случае. А теперь по имени отчеству и на вы… Подозрительно!