Бард - Галина Мария Семеновна - Страница 5

– Раньше, - сказал кэлпи, - мы заворачивали наших мертвых в погребальные пелены, пропитывали смолой… клали в лодку и поджигали. Ночью. Огни плыли по воде. Огни мертвых.

– У вас кончилась смола, - сказал Фома, - и погребальные пелены. Так вам и надо.

– Люди научились находить нас по огням, - пояснил кэлпи. - Огни горели ночью. Высокие огни. Люди били нас с воздуха.

– Так вам и надо, - повторил Фома.

– Теперь мы пускаем лодку по воде днем. Ставим на нее такую вашу машинку. Она срабатывает, когда лодка с мертвецами далеко. Огни загораются далеко. Нас не найти. Мы учимся…

– Все равно мы вас убьем, - сказал Фома. - Вы трусы. Вы бьете в спину.

– Мы воевали храбро, - рубиновый глаз серебряной рыбки блеснул красной искрой. - Мы стояли лицом к лицу. Против ваших ружей. Мы знали честь. Но вы превратили нас в трусов.

– Вы всегда были трусами, - сказал Фома.

– Вы сделали это, - настаивал кэлпи. - Вы убили наших бардов. - Мы стояли гордо. Мы воевали смело. Барды слагали о нас песни. И мы воевали так, чтобы песни о нас были не стыдные. Чтобы никто потом не мог петь о том, что такой-то из рода такого-то струсил. Но бардов не стало, и нам стало все равно.

– Так вам и надо. Так и надо вашим бардам.

– Вы не соблюдали правила войны. Бардов нельзя убивать. Они неприкосновенны. Но кто-то надоумил вас. Кто-то догадался стрелять в бардов. Охотиться на бардов. Барды не прятались. Их было легко убивать.

– Мне нет дела до ваших вонючих бардов, - сказал Фома.

– Ты не важен, - сказал кэлпи, - барды важны.

Фома вдруг заплакал. Ему было очень стыдно, но он ничего не мог с собой поделать.

– Отпустите меня, - всхлипнул он, размазывая слезы, - пожалуйста. Что вам стоит? Скажете, что я убежал…

– Вы нашли гнездо бардов в Дельте. Вы выжгли его с воздуха, - твердил свое кэлпи. - Больше не осталось бардов. Теперь мы воюем, как вы - подло.

– Мы не воюем подло, - возразил Фома и поскреб ложкой по дну котелка. Оказывается, он сожрал все эту их вонючую еду. И даже не заметил.

– У вас нет правил войны, - сказал кэлпи, - у вас нет чести. Но иногда… - Он задумался. - Иногда вы поете песни. Я сам это слышал. Вы поете песни.

Когда Фоме было семь, кэлпи перебили охрану и подорвали цистерны с нефтью.

Фома проснулся посреди ночи, потому что за окном было светло. Багровый колеблющийся свет заливал комнату, простыни на постели казались красными. Далеко за домами горел огонь, что-то бухало, выла сирена, перекрывая дальние людские крики. Фома слез с кровати и подошел к окну: там, вдалеке, черные деревья, крыши домов и наблюдательные вышки четко вырисовывались на фоне яркого разноцветного пламени.

– Мама, что это?

– Отойди, - тут же сказала мама, но не дождавшись, когда он послушается, подбежала, схватила его и оттащила от окна. - Ты можешь пораниться осколками.

– Окно разобьется? - поинтересовался Фома деловито.

– Не знаю, - мама повернулась к отцу, который уже натягивал куртку.

– Что случилось? - спросила она. Голос у нее стал тоненький, как у девочки.

– Похоже, горят цистерны, - сказал отец. - Цистерны с нефтью.

– Кэлпи?

– Может быть.

– Но это же совсем рядом! Как они ухитрились пробраться?

– Кэлпи не дурачки. И они гораздо хитрее, чем о них думают. Они больше не ложатся грудью на пулеметы, как раньше. А мы-то бросили все на охрану новой буровой установки! К ней-то легче подобраться; она в нескольких километрах от Территорий. А они взяли и подорвали цистерны, завтра должен был прилететь грузовоз с Суши, ну, вот…

– А если они вот так… нападут на школу или больницу?

– Зачем? - спросил отец.

– Ну… это же нелюди. Кто может знать, что у них на уме.

– Кэлпи, конечно, не люди, - согласился отец. - Именно поэтому они ничего не делают просто так. Не волнуйся, они не нападут на школу. Никогда. Зачем им это?

– Откуда ты знаешь?

– Я верю специалистам. Кому же еще верить? - он горько усмехнулся, потом сказал: - Ну, ладно, - торопливо поцеловал маму и ушел. А Фоме мама велела вернуться в кровать. Сама она осталась в комнате с ним, но на кровать не села, а продолжала ходить взад-вперед, сжимая руки. То подойдет к окну, то к двери. Так и ходила, Фома уже задремал, а все равно слышал сквозь сон ее шаги. Скрип половиц вторил им.

Во сне Фома смутно видел клубящиеся тучи огня и черных людей, которые, суетясь, как муравьи, разворачивали брезентовый рукав…

Отец вернулся под утро, от него остро пахло гарью, куртка сделалась черной, а лицо черно-красным.

– Я вызову врача, - испуганно сказала мама.

– Врачам сейчас есть чем заняться, - отмахнулся отец.

– Это и вправду кэлпи? - шепотом спросила мать.

Отец устало кивнул и начал стаскивать куртку, при этом досадливо морщась.

– Сволочи. Никого не жалеют. Ни себя. Ни нас. Мама то ли вздохнула, то ли всхлипнула.

– Что им от нас надо? Почему не оставят нас в покое?

– Это конкуренция, - пояснил отец, - за пространство и за ресурсы. Сначала проигрывали мы, но потом на Суше разработали толковую стратегию, и стали проигрывать они. Но остановиться они не в силах.

– Что же они, - шепотом спросила мама, - так и не успокоятся, пока не…

– Скорее, наоборот, - сказал отец. - После войны их и осталось-то всего ничего. Это они от бессилия.

«Вырасту и убью всех кэлпи», - подумал Фома. Он представил себе, как с настороженным оружием пробирается болотами, где в тине ворочаются огромные рыбы, как уходят вверх частоколы тростника, оставляя лишь узкую синюю полоску неба, и где-то там, в плавнях, на заросших островках, скрываются злобные зеленокожие твари, но он, Фома, сильный и смелый, и у него верные боевые друзья.

Мать звякала чем-то, вполголоса переговариваясь с отцом, пахло спиртом и дегтярной мазью, но Фома уже не слышал - он плыл на легком катере по темной воде, урчал мотор, и плавни смыкались над его головой.

Он вздрогнул и проснулся.

От прогоревшего костра тянуло кисловатым дымом, листва была черной, а небо - густо-синим; а ведь дома из окна ночное небо казалось черным, а листва - зеленой. Крупные звезды сияли разноцветными огнями, а раньше он думал, они все одинаковые - белые и холодные.