Император Пограничья 9 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 25

Я усмехнулся:

— Да, безусловно, не имея склонности к ментальной магии, я мог бы изучить и использовать заклинания из этой школы. Примерно на уровне Ученика. Вы же не хотите сказать, что у вас настолько слабая психика, что ментальная магия ранга Ученика смогла бы сломить волю двух Мастеров?

По залу прокатился сдавленный смех. Даже один из юристов Бутурлиных не смог скрыть ухмылки, и ему повезло, что его наниматели в этот момент пялились на меня с ненавистью в глазах. Илья откровенно расхохотался, а Елизавета прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.

Корнилов поправил очки:

— Маркграф абсолютно прав. Маг без природной склонности к определённой школе может использовать её заклинания лишь на несколько рангов ниже своего уровня. В случае маркграфа Платонова — максимум на уровне Ученика второй-третьей ступени. Подобное воздействие не смогло бы преодолеть естественную защиту разума даже Подмастерья, не говоря уже о двух Мастерах третьей ступени.

Сергей Бутурлин торопливо зачастил:

— Это ничего не доказывает! Он мог использовать артефакт или эликсир! Факт остаётся фактом — он применил ментальную магию!

— Кто-то видел какие-либо артефакты в руках моего клиента? — громко осведомился Стремянников.

Напряжённая тишина была ему ответов.

— Я так и думал, — сухо резюмировал он.

Граф Скавронский кивнул:

— Благодарю вас, Магистр Корнилов. Полагаю, вопрос исчерпан. На основании экспертного заключения я отклоняю жалобу Сергея и Аделаиды Бутурлиных как необоснованную. Маркграф Платонов, вы свободны от обвинений.

— Это ещё не конец, — прошипел Сергей, поднимаясь. — Вы ещё пожалеете, что связались с нашей семьёй!

Я встретил его взгляд и медленно кивнул:

— В этом вы абсолютно правы, Сергей Михайлович. Это действительно ещё не конец.

В моём голосе не было угрозы — только спокойная констатация факта. Но что-то в моём тоне заставило Бутурлина попятиться. Он схватил жену за руку и поспешно покинул зал, сопровождаемый своими юристами.

— Благодарю вас за профессионализм, Ваше Сиятельство, — обозначил я поклон графу Скавронскому.

— Долг службы, маркграф, — сухо ответил он. — Надеюсь, подобные недоразумения больше не повторятся.

Выходя из зала, я остановился рядом с Ильёй и Лизой:

— Спасибо за поддержку. Это многое значит.

— Мы не могли поступить иначе, — твёрдо ответил юноша. — Вы защищаете нас, мы защищаем вас.

Елизавета молча сжала мою руку, и в её глазах я увидел искреннюю благодарность.

На улице Стремянников позволил себе сдержанную улыбку:

— Хороший был план, Ваше Сиятельство. Особенно момент с проверкой — они явно не ожидали такого поворота.

— Это только начало, Пётр Павлович, — ответил я, глядя на удаляющийся экипаж Бутурлиных. — Настоящая битва ещё впереди.

На следующий день около четырёх часов дня наш небольшой отряд вновь направился в здание княжеской канцелярии. На этот раз нас ждал княжеский совет по делам несовершеннолетних. Со слов моего юриста я знал об этом органе — ещё одном подразделении бюрократической машины, призванном защищать права юных аристократов. Смешанный состав из представителей чиновников, церкви и дворянства должен был обеспечивать объективность решений. По крайней мере, в теории. На практике этот совет имел почти неограниченную власть в вопросах опекунства — мог назначать опекунов, контролировать их деятельность, распоряжаться судьбами детей. И обжаловать их решения было практически невозможно.

Илья шёл рядом со мной, сжав челюсти, а Елизавета держалась за руку брата. Стремянников нёс толстую папку с документами.

Нас провели в небольшой зал на втором этаже. За длинным столом восседали пятеро: чиновник в мундире с золотыми пуговицами, священник в рясе, две пожилые дамы в строгих платьях и седобородый боярин. Атмосфера была гнетущей — тяжёлые бархатные портьеры, потемневшие от времени портреты на стенах, запах старой бумаги и воска.

На противоположной стороне зала уже расположились Сергей и Аделаида Бутурлины. Сам «Кровопийца» выглядел до отвращения самодовольным, а его супруга едва сдерживала торжествующую улыбку.

— Прошу садиться, — сухо произнёс неизвестный мне чиновник, не поднимая глаз от бумаг. — Рассматривается дело об установлении опеки над несовершеннолетними Ильёй Николаевичем и Елизаветой Николаевной Бутурлиными в связи с трагической гибелью их родителей.

Мы заняли места на скамье для просителей. Я заметил, как побелели костяшки пальцев Ильи, когда он сжал кулаки.

Чиновник откашлялся и начал монотонным голосом:

— Совет рассмотрел все представленные документы и заслушал ходатайства заинтересованных сторон. Принимая во внимание кровное родство, материальное положение и социальный статус претендентов, а также руководствуясь действующим законодательством…

Он сделал паузу, перелистнув страницу. Лиза едва слышно вздохнула.

— Совет постановил: назначить опекуном над несовершеннолетними наследниками графа Николая Константиновича Бутурлина его двоюродного брата, Сергея Михайловича Бутурлина, до достижения подопечными совершеннолетия. Решение вступает в силу немедленно.

Тишина в зале была оглушающей.

Я улыбнулся.

Днём ранее

Вечер после победы в арбитраже княжеской канцелярии о применении ментальной магии я провёл в кабинете, обсуждая со Стремянниковым результаты его юридических изысканий. Пётр Павлович выглядел утомлённым — видно было, что адвокат не жалел времени, роясь в старых судебниках и уставах, а в его возрасте такие подвиги давали о себе знать.

— Итак, Ваше Сиятельство, — начал юрист, откладывая толстую папку с документами, — начну с неутешительных новостей. Я проверил генеалогическое древо юных Бутурлиных. У них действительно нет иных родственников, которые могли бы взять над ними опеку. Материнская линия пресеклась, а по отцовской остался лишь тот самый господин, — собеседник вложил в голос всё доступное ему презрение.

Я кивнул. Этого следовало ожидать — Николай Константинович не раз упоминал, что его род сильно поредел в последние десятилетия.

— Что касается возможности назначения опекуна не из числа родственников, — продолжил Стремянников, поправляя очки, — я проверил все возможные варианты по действующим законам. Здесь закон категоричен. Пока имеются родственники, пусть даже двоюродные, опекунство может быть передано только им. Единственное исключение — если все родственники откажутся от опеки в письменной форме или будут признаны недееспособными. Но Сергей Михайлович явно не собирается отказываться…

— А эмансипация? — спросил я, хотя по выражению лица юриста уже догадывался об ответе.

Пётр Павлович тяжело вздохнул:

— Вот тут ситуация особенно сложная. Видите ли, процедуру эмансипации наследников аристократов недавно существенно ужесточили. И произошло это конкретно в Сергиевом Посаде, в связи с парой громких случаев.

— Расскажите подробнее.

— Два года назад юный боярин Кротов, едва получив эмансипацию в шестнадцать лет, за полгода промотал часть своего родового состояния игрой в карты и кутежами. А в прошлом году боярыня Соловьёва, также прошедшая процедуру досрочного совершеннолетия, влюбилась в проходимца-авантюриста и переписала на него всё имущество. Оба случая вызвали большой скандал в высшем свете.

— И теперь?

— Теперь для эмансипации требуется выполнение целого ряда условий. Во-первых, наследник должен доказать свою финансовую состоятельность — иметь собственный доход не менее пятисот рублей в месяц. Во-вторых, необходимо пройти экзамен на знание законов и основ управления имуществом перед специальной комиссией. В-третьих, требуется поручительство не менее трёх знатных особ знатного достоинства. И в-четвёртых — что самое сложное — нужно личное одобрение князя.

Я откинулся в кресле, обдумывая услышанное. Условия действительно были почти невыполнимыми для молодых Бутурлиных, особенно в краткие сроки.