Император Пограничья 9 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 11

Рядом медленно растворялось тело Жнеца — трёхметровой твари с мерцающим провалом вместо лица. Из его груди торчала рукоять сабли графа, а на земле валялся вырубленный кристалл, покрытый ледяной коркой.

— Папочка… папочка, не оставляй нас… — Елизавета гладила седые волосы отца, её плечи сотрясались от рыданий.

Я опустился на колено рядом, проверяя пульс. Бесполезно. Граф был мёртв уже несколько минут.

— Лиза… — начал я мягко.

— Это всё из-за мамы! — выкрикнула она сквозь слёзы. — Жнец… он ударил магией по восточной стене… Мама была там, в музыкальной комнате… Она… она даже не успела закричать…

Девушка задохнулась от рыданий, крепче прижимая к себе безжизненное тело.

— Папа… он словно обезумел. Схватил саблю и… и просто побежал на это чудовище. Мы кричали, пытались остановить, но он… Он кричал имя мамы и просто бежал…

Теперь я понял. Потеряв жену, граф Бутурлин бросился в самоубийственную атаку. Он сумел убить Жнеца — впечатляющее достижение даже для сильного мага, но…

— Это случилось сразу после нашего разговора, — всхлипнула Елизавета. — Минут десять спустя, не больше… Вы всё равно не успели бы, даже если бы…

Она не договорила, но я понял. Даже если бы я полетел сюда на крыльях, не успел бы предотвратить трагедию. Эта мысль не принесла утешения.

Старая, почти забытая боль шевельнулась где-то под рёбрами. Та самая, что преследовала меня столетия назад после каждой проигранной битвы, после каждого павшего соратника. Граф Бутурлин погиб, защищая свой дом. Как и сотни моих воинов в прошлой жизни. Как защитники Угрюма совсем недавно.

«Больше никогда», — клялся я тогда. Глупец. Словно клятвы могут остановить смерть.

Взгляд скользнул по растворяющемуся телу Жнеца. По крайней мере, граф забрал тварь с собой. Не каждому дано умереть с мечом в руках, глядя врагу в лицо. В этом было хоть какое-то утешение — холодное, как сталь клинка в его мёртвой руке.

Сзади послышались торопливые шаги. Илья замер на пороге, увидев сестру и отца. Секунду он стоял неподвижно, затем медленно подошёл и опустился рядом с Елизаветой.

— Папа… — прошептал он сломанным голосом.

Брат и сестра обнялись над телом отца, их плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Я поднялся, давая им момент уединения с горем. Безбородко и Гаврила отошли в сторону, опустив головы.

Граф Бутурлин был хорошим человеком. Справедливым, честным, готовым защищать своих близких до конца. Он принял меня, как равного, в своём доме, поддержал в трудную минуту. Я считал его союзником, может быть, даже другом. И вот теперь…

Взгляд упал на медленно исчезающего Жнеца. Сколько ещё таких потерь принесёт этот день? Мы отбили атаку, спасли город, но какой ценой? Елизавета и Илья остались сиротами. Горчаковы потеряли давнего друга семьи. Десятки, сотни семей по всему Сергиеву Посаду оплакивали своих близких.

— Прохор, — раздался за спиной хриплый голос Константина Ольгердовича. — Рад тебя видеть. Что нам делать с…

Он не договорил, но я понял. С телами. С разрушениями. С осиротевшими детьми.

— Сначала закончим зачистку города, — ответил я устало. — Потом займёмся… остальным.

Граф кивнул и отошёл, оставляя нас наедине с горем. Я ещё раз взглянул на скорбящих брата и сестру. Битва за Сергиев Посад была выиграна, но победа оказалась горькой, как полынь.

Михаил Фёдорович Сабуров переминался с ноги на ногу перед массивными дверями княжеского кабинета, отмечая необычную деталь — стражники стояли не у самых дверей, как обычно, а в дальнем конце коридора, у поворота. Видимо, безумие князя достигло той стадии, когда он не терпел никого поблизости, опасаясь подслушивания даже собственной охраной.

Мысленно граф повторял заготовленную ложь. Новости о Платонове — единственный предлог, который мог заставить Веретинского принять опального вельможу. Больше месяца князь игнорировал все его попытки добиться аудиенции, но имя молодого воеводы действовало на правителя как красная тряпка на быка.

«Нужно выяснить, что за тайную миссию выполнили сегодня», — думал граф, поправляя манжеты.

Его информаторы шептались о какой-то важной военной акции, но подробностей никто не знал. Настораживала сама секретность — обычно Веретинский любил хвастаться своими планами.

Сквозь двери чувствовался привычный жар. Граф активировал защитный амулет и постучал.

— Кто там? — раздался хриплый голос.

— Сабуров, Ваша Светлость. С важными новостями о Платонове.

Пауза растянулась на несколько секунд. Михаил уже решил, что князь откажется его принять, когда услышал:

— Входи, Миша, входи.

Кабинет встретил его волной раскалённого воздуха. За прошедшие месяцы разрушения усугубились — обои висели лохмотьями, обнажая почерневшие от копоти стены. Дорогой паркет превратился в мозаику из обугленных и целых участков.

Веретинский стоял спиной к двери, глядя в окно. Его некогда роскошный малиновый камзол превратился в жалкое подобие одежды — рукава обгорели до локтей, спина покрылась прожжёнными дырами.

— Ну? — князь резко обернулся. — Что там с этим щенком?

Глаза правителя полыхали оранжевым пламенем. По щекам текли струйки пота, мгновенно испаряющиеся от жара.

«Хуже, чем я думал, — отметил про себя Сабуров. За прошедшие месяцы безумие князя явно прогрессировало. — Нужно подойти издалека, не вызвать подозрений».

— Мои источники сообщают о его передвижениях, Ваша Светлость, — осторожно соврал граф, прощупывая почву. — Но прежде позвольте спросить — я слышал, сегодня произошло нечто важное? Стража болтала о какой-то диверсии…

Веретинский расхохотался — резкий, лающий смех безумца.

— Диверсия! — князь всплеснул руками, и искры разлетелись во все стороны. — Да, Миша! Великий день! Исторический! Сегодня мы нанесли удар по этим Сергиево-Посадским выродкам!

«Сергиев Посад? Но ведь между княжествами мир уже пятнадцать лет…» — Сабуров почувствовал, как внутри всё похолодело.

— Двадцать лет! Двадцать лет я ждал возмездия за моего мальчика! — голос князя сорвался на визг. — Они убили его! Подстроили всё! Заговор! Я знал, всегда знал!

«Опять эта старая рана», — подумал граф.

Смерть наследника двадцать лет назад сломала психику Веретинского, но обвинять в этом Сергиев Посад было чистым безумием.

— Ваша Светлость, — Сабуров старался говорить ровно. — Что именно произошло в Сергиевом Посаде?

Князь остановился и повернулся к нему. На его лице играла безумная улыбка.

— Мы взорвали их драгоценную стену! — он захихикал. — Прямо во время Гона! Наши люди — о, какие молодцы! — заложили взрывчатку на склад боеприпасов и БАХ! — он взмахнул руками, изображая взрыв. — Вся стена — в щебень!

«Нет… Этого не может быть…» — мысли графа смешались в панике. Он почувствовал, как земля уходит из-под ног Диверсия против человеческого города во время Гона Бездушных — это нарушение всех законов Содружества, всех неписаных правил. Это конец.

— И Бездушные хлынули внутрь! — продолжал Веретинский, расхаживая всё быстрее. — Тысячи! Они сожрут их всех! Всех до единого! Это судьба! Божья кара!

«Он действительно это сделал. Этот безумец обрёк на смерть десятки тысяч людей. И когда всё откроется…» — Сабуров с трудом удерживал маску спокойствия.

— Нет, нет, не божья… Моя кара! За сына! За моего милого мальчика! Они думали, я забыл? Никогда! — он снова засмеялся, но теперь в смехе слышались рыдания. — Оболенский получит по заслугам! Его выродки сдохнут в муках!

— Но… Ваша Светлость, — он попытался воззвать к остаткам разума князя. — Когда Содружество узнает…

— Содружество? — Веретинский презрительно фыркнул. — Плевать! Все они заодно! Все против меня! Но я умнее! Я сильнее!

Князь вскинул руки, и от его ладоней к потолку взметнулось пламя.

— Сначала Сергиев Посад! Потом другие! Все, кто против меня! Сожгу! Уничтожу!

В этот момент в голове Сабурова словно что-то щёлкнуло. Годы верной службы, попытки сдерживать безумие князя, надежды на то, что всё ещё можно исправить — всё рухнуло. Перед ним стоял не правитель, а чудовище, готовое утопить весь мир в крови ради своих бредовых фантазий. Бомба с подожжённым фитилём, чей взрыв разорвёт их всех…