Предать сердце. Спасти сына - Вестова Лея - Страница 5

– Полностью согласен, – он откинулся в кресле, сложив длинные пальцы домиком, внимательно изучая моё лицо, и от его взгляда, спокойного и проницательного, захотелось съёжиться, спрятаться, забиться в угол как раненое животное. – Особенно в свете последних… инцидентов в банковской сфере. Скажите, почему именно наш банк? С вашим опытом могли бы претендовать и на международные компании.

– Репутация, масштаб, перспективы роста… – я начала перечислять заготовленные причины механическим голосом, чувствуя, как каждое слово звучит всё менее убедительно, превращаясь в пустой набор звуков, но он мягко перебил, чуть наклонившись вперёд, и в этом движении было что-то почти интимное, какая-то искренняя заинтересованность:

– Нет, Ольга Андреевна. Почему на самом деле? Не нужно стандартных ответов. Я вижу, что вы не из тех, кто идет по проторенной дорожке.

Его проницательный взгляд, казалось, видел меня насквозь, проникал в самые тёмные уголки души, где застыл первобытный ужас за жизнь моего ребёнка, где скрывались мои настоящие мотивы, мой страх, моя беспомощность. На миг захотелось рассказать всё – про похищение, избиение, угрозы, сына… Про то, как дрожат руки каждый раз, когда звонит телефон, как я вздрагиваю от каждого шороха, каждого внезапного звука. Про то, как я проверяю дверные замки по десять раз за ночь, прислушиваясь к дыханию спящего Дениса. Про то, как просыпаюсь в холодном поту от кошмаров, в которых снова и снова переживаю те часы в бетонном подвале.

Я до боли сжала пальцы под столом, ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы следов на нежной коже:

– Я… мне нужно начать всё заново. После развода. – Это была почти правда, горькая крупица искренности в океане лжи, и почему-то ложь, приправленная крупицами искренности, далась легче, как если бы я нашла способ дышать под водой. – Муж… у нас был непростой разрыв. Мне нужно что-то стабильное, надёжное. Что-то, что позволит обеспечить моему сыну нормальное будущее.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, возможно, даже сочувствие, теплое и настоящее. На долю секунды маска уверенного профессионала приоткрылась, показывая что-то глубоко человеческое, что-то, что отозвалось во мне неожиданной симпатией, опасной и неуместной. Как я могу испытывать симпатию к человеку, которого собираюсь обмануть, использовать и, возможно, уничтожить?

– Знаете, – он помолчал, постукивая кончиками пальцев по столешнице, – обычно я не принимаю решений сразу. Стандартная процедура – несколько этапов собеседований, проверка службой безопасности, рекомендации… Но в вашем случае сделаю исключение. – Он слегка улыбнулся, показав белоснежные зубы и чуть наклонив голову, как если бы мы делились каким-то секретом. – Когда сможете приступить?

– С завтрашнего дня, – выдохнула я, не веря своей удаче, чувствуя, как от облегчения подрагивают ноги под столом. Так легко, слишком легко. Словно кто-то расстелил передо мной красную дорожку прямо к цели. Сердце ёкнуло от смеси облегчения и нового страха – это только начало, первая ступень моего падения, первый шаг на пути, откуда нет возврата. Где-то в глубине сознания зашевелилось подозрение, червячок недоверия, грызущий внутренности – почему он так быстро согласился? Неужели и здесь замешаны люди босса? Может быть, сам Роман Черных – часть этой игры, зловещий кукловод, управляющий моими нитями?

– Отлично, – он поднялся, протягивая мне руку через стол в уверенном, почти дружеском жесте. Рукопожатие было крепким, но не грубым, его ладонь обхватила мои пальцы с неожиданной деликатностью. Тепло его ладони странным образом успокаивало, как если бы я прикоснулась к чему-то надежному, к якорю в бушующем море страха и отчаяния. – Вениамин проведёт инструктаж и покажет ваш кабинет. И, Ольга… – он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, и на мгновение мне показалось, что он видит мою настоящую душу, видит боль и страх, скрытые за маской деловой женщины, – если вам понадобится помощь – любая – мой кабинет всегда открыт. В нашем банке ценят не только профессионализм, но и человеческие отношения.

Эти слова, сказанные с искренней заинтересованностью, вонзились в сердце словно тонкие иглы, пробуждая странную, почти забытую теплоту. Как давно никто не смотрел на меня так – с вниманием, с уважением, как на человека, а не как на пустое место или инструмент? Как давно я не чувствовала этого – ощущения, что кто-то видит во мне не просто функцию, а личность? И как жестока судьба, столкнувшая меня с этим человеком при таких обстоятельствах!

Я почти бегом выскочила в коридор, ощущая, как подгибаются колени. Сердце колотилось как сумасшедшее, грозя проломить рёбра, выстукивало бешеный ритм, в котором смешивались страх, облегчение и что-то еще – что-то непозволительное, неуместное, опасное. Первый шаг сделан. В голове мелькали обрывки мыслей: «Почему так легко? Он что-то заподозрил? Или он действительно просто… добрый человек? Существуют ли еще такие люди в этом мире? Есть ли вообще что-то настоящее в этом мире обмана и предательства?»

Но почему от тепла и участливости в его взгляде на душе стало ещё тяжелее? Почему при мысли о том, что мне придётся предать этого человека, использовать его, обмануть его доверие, внутри всё переворачивалось от отвращения к самой себе? Кем я стала? Чудовищем? Лгуньей? Преступницей? Или просто матерью, готовой на все ради своего ребенка?

Телефон тихо завибрировал в кармане, заставив меня вздрогнуть. Сообщение с незнакомого номера, короткое, но пробирающее до костей: «Неплохое начало. Но не забывай – времени мало. И за мальчиком присматривают. Он сейчас играет с красной машинкой. Очень милая у него шапочка с динозавром».

Воздух застрял в лёгких, перед глазами поплыли чёрные пятна, застилая реальность вуалью страха. Я прислонилась к прохладной стене коридора, пережидая приступ удушающей тошноты. Они рядом. Они рядом с ним. Прямо сейчас. Смотрят на моего маленького мальчика, могут дотронуться до него в любую секунду. Денис действительно сегодня надел свою любимую шапку с тираннозавром, темно-зеленую, с красными шипами на спине… Тошнота подступила к горлу при мысли о том, что чужие, жестокие глаза наблюдают за ним, что чужие руки, способные причинить боль, находятся так близко к моему ребенку…

– Прости меня заранее, – прошептала я, глядя на закрытую дверь кабинета Романа, чувствуя, как что-то внутри трескается и осыпается. Последний кусочек той прежней меня, для которой существовали моральные принципы и границы, которых нельзя переступать. – У меня нет выбора. Клянусь, если бы он был… я бы никогда… но я не могу иначе. Не могу допустить, чтобы мой мальчик пострадал.

Я смахнула предательскую слезу, скатившуюся по щеке, словно последнюю каплю человечности, выпрямилась и, глубоко вдохнув, пошла к Вениамину, который должен был показать мне мой новый кабинет. Мой плацдарм для операции, которая либо спасёт жизнь моему сыну, либо…

Нет. Я не буду думать о «либо». Я просто сделаю всё возможное и невозможное. Я стану кем угодно – воровкой, лгуньей, соблазнительницей, предательницей. Я переступлю через любые моральные принципы, через любые границы. Что бы ни потребовалось. Какую бы цену ни пришлось заплатить.

Потому что нет такой цены, которая была бы слишком высока за жизнь моего сына.

Неделя в банке пролетела как один бесконечный день, растянутый во времени, словно кадры замедленной съёмки, где каждая секунда превращается в мучительную вечность. Каждое утро я просыпалась с первыми лучами солнца, ещё до звонка будильника – измотанная кошмарами, в которых Денис исчезал в бездонной темноте, а я бежала за ним, разрывая лёгкие от крика, но никак не могла догнать, ноги словно увязали в вязком, засасывающем болоте. Я просыпалась с колотящимся сердцем и мокрым от слёз лицом, с невыносимым чувством беспомощности, разъедающим душу словно кислота. Каждый вечер возвращалась домой с гудящей головой, в которой пульсировала боль, и ощущением невидимого ножа у горла, готового в любой момент оборвать тонкую нить моей жизни – и что страшнее, жизни моего сына.