Анастасия. Последняя княжна (СИ) - Хайд Адель - Страница 24

Андрей сглотнул, поняв, что неверно решил начать карьеру и сказал:

— Понял, не дурак

— Вот и ложись спать, а утром скажешь, проснулся, а альтов нету, — погладила его по голове Дуся, — а я за тебя словечко атаману замолвлю, будешь у него ординарцем, он давно ищет.

У Андрея от такой перспективы даже пострадавшая от тяжёлой Дусиной руки скула перестала болеть, и он с блаженным видом кивнул и переполз на матрас.

Метод кнута и пряника сработал безотказно. И Евдокия с довольным видом вышла из сарая, не стала запирать дверь и пошла в дом, пора было разгонять разгулявшихся «братушек», а самого атамана укладывать спать.

***

Стася сперва не сильно подгоняла лошадь, хотя ночь и была лунная, но всё равно было темно и не хотелось пропустить какую-нибудь яму и лишиться средства передвижения. Тем более, что Стасе не хотелось, чтобы лошадь сломала ногу.

Впереди уже виднелась большая дорога, ведущая к Полоцку, до неё оставалось всего-то метров двести, когда из пролеска вывалился огромный мужик и остановился прямо перед ними, Стася от неожиданности дёрнула за вожжи и лошадь стала резко заваливаться на задние ноги, а мужик схватился за уздцы, останавливая вставшую на дыбы лошадь.

***

Столица Острогард. Дракон.

Дракон шёл по коридорам Кремля, по той его части вход, в которую был доступен всем допущенным в Кремль. А таких было немало. Бах Барсук таким образом демонстрировал свою приверженность отсутствию сословных различий. «Все люди рождены одинаковыми, а значит все равны».

Когда-то именно это и увлекло семнадцатилетнего Фёдора Троекурова. Ему казались душными старые уклады княжеских семей с их приверженностью традициям, постоянным воспоминанием о величии Россимской империи и её великой истории.

Речи Барсука, тогда ещё Леонида Кулёмина, о том, что империя застыла на месте, как «муха в янтаре» и всё это оттого, что нет прогресса, который возможен только, когда у всех есть равные права, показались молодому княжичу «глотком свежего воздуха». Да и так увлекательно было, в ореоле таинственности, совершать всякие вылазки. Это казалось невероятно интересным.

А потом… потом было отречение отца от него, первая ссылка, знакомство с тюремной жизнью. Уже тогда романтика начала превращаться в страшную действительность. А потом — революция. И снова казалось, что всё страшное позади, пока… пока он не увидел спешно замытые подтёки крови в том самом доме под Алапаевском, где встретила свою гибель семья последнего императора.

И осознание неотвратимой фатальной ошибки, которую нельзя исправить начало настигать Фёдора, и впервые появилась надежда на то, что ещё не всё потеряно, потому что цесаревич выжил и можно его найти и спасти.

И именно тогда, появилась она. Совершенно невозможная, как будто не из этого времени, совсем непохожая на остальных девушек-альтов, но при этом совершенно точно не баха, как она ему представилась. И после того, что она рассказала и какие вопросы задавала ему, он начал осознавать, в какую яму они «загнали» и империю и себя.

В последнее время, особенно после того, как он упустил цесаревича и Стасю, которую он почему-то всё равно узнал, несмотря на то, что она явно использовала артефакт преображения. он чувствовал себя отвратительно, и это было для него совершенно новым ощущением, потому как альты не болели вирусными инфекциями, не простывали и не мучались от высокой температуры.

Но что-то с ним определённо происходило. Кости у Фёдора выкручивало, голову будто бы сжимал тугой металлический обруч, он стал дёрганным и злым.

И сейчас он шёл по коридорам, где раньше лежали ковровые дорожки, теперь выброшенные, видимо, по причине того, что они пришли в негодность. Картины многих поколений альтов, когда-либо принадлежащих к правящим двенадцати родам, были сняты и на их месте остались провалы светлых пятен на всё ещё сохранившейся драпировки. Да и пахло в некоторых местах так, будто бы кто-то из бахов революционеров не успел добежать до туалетной комнаты.

Всё это, да ещё и то, что вчера Дракон получил подтверждение того, что бах Барсук решил обеспечить себе безбедное будущее в одной из соседних стран, сделало Фёдора ещё более злым и дёрганным.

Он решил сам поговорить с Барсуком, спросить, глядя ему в глаза: «Почему?»

Барсук сидел в кабинете, где было чисто, вся мебель была целая, а о том, что что-то не так говорила только разогревающая плитка, на которой бах Барсук кипятил себе воду. Вряд ли эта вещь была здесь при прежнем хозяине кабинета, который в любой момент мог вызвать слугу с напитками или едой с кремлёвской кухни.

— Это правда? — сразу задал он вопрос Барсуку, едва только вошёл в кабинет.

Барсук же, который что-то писал, поднял голову, посмотрел на Дракона, затем отложил перо, закрыл тетрадь и спокойным голосом произнёс:

— Здравствуй, бах Дракон

Но у Дракона сегодня не было сил на эти игры, и он снова, довольно резко спросил:

— Так правда или нет?

— О чём ты, мой друг? — несколько покровительственно спросил Барсук. И обычно это работало. Когда Барсук начинал говорить таким тоном, Дракон всегда чувствовал себя провинившимся ребёнком и ему обычно становилось «стыдно» за своё поведение. Но не сегодня.

В последнее время Дракон стал видеть многое из того, на что раньше по какой-то причине не обращал внимания. И сейчас он видел, стареющего, лысоватого, человека, который умело манипулировал и им и другими. Но именно сейчас на Дракона это не действовало.

— Не стоит, Леонид, я всё знаю, — сказал Дракон и получил в ответ

— Ну если ты всё знаешь, Фёдор, — уже совсем другим тоном ответил ему Барсук, — то зачем спрашиваешь?

— Хотел, чтобы ты мне сам сказал, глядя в глаза, — Дракон подошёл ближе и бах Барсук засунул одну руку под стол.

— И что это тебе даст? Убьёшь меня? — продолжал задавать вопросы лидер революции, одновременно снимая с предохранителя пистолет, который всегда лежал на потайной полке под столом.

Дракон сделал ещё один шаг по направлению к столу и бах Барсук уже приготовился выстрелить, как дверь в кабинет распахнулась и с возгласом:

— Дракон, вот где ты, чертяка!

В кабинет ворвался бах Полоз.

Хлопнул по плечу Дракона:

— А я его везде ищу, а он сразу к вождю пошёл, — потом посмотрел на напряжённые лица соратников по звезде и спросил:

— А что это с вами? Чего это вы такие напряжённые, стряслось что-то?

Ответил Барсук, не вынимая руку из-под стола:

— Всё нормально, Полоз, просто Дракон устал после поездки, посмотри, совсем плохой

А Дракону и правда в этот момент стало сложно дышать, сердце начало биться с перебоями, в глазах потемнело и он завалился прямо в руги Полоза.

— Да ты весь горишь, брат, — взволнованно произнёс Полоз, пытаясь перехватить Дракона, чтобы не дать ему упасть на пол.

Дракон ещё оставался в сознании, когда его подхватили два дюжих баха и понесли в комнаты, где он проживал, когда находился в столице.

Когда Полоз выходил из комнаты, Дракон ещё успел схватить его за руку и пытаясь удержать уплывающее сознание прохрипел:

— Проверь куда пойдёт поезд… золото и…проверь Барсука

После чего глаза его закатились, и он впал в беспамятство.

Полоз посмотрел на всегда рассудительного Дракона и попытался понять, что могло его так взволновать.

— Ладно, Дракон, — сказал он, — я проверю.

После чего вышел из комнаты и поставил двоих у комнаты с наказом не пускать никого, даже самого Барсука.

— Кирилл! — вскрикнула Стася, когда увидела, знакомый «орлиный профиль» — нельзя же так пугать, а если бы я выстрелила?!

Кирилл Демидов, выскочивший на дорогу перед Стасей и Алёшей весело рассмеялся. Он так боялся опоздать и разминуться, что даже не подумал о том, как это могло выглядеть со стороны, когда в ночи из пролеска выскакивает здоровый мужик.

Он искал Стасю и Алёшу весь день, и немного прикорнул на полянке возле дороги, как вдруг словно что-то кольнуло прямо в сердце: «здесь, просыпайся», и он спросонья вскочил и ломанулся сквозь деревья по направлению, которое «горело» прямой стрелой перед его глазами.