Аттестат зрелости 2 (СИ) - Рюмин Сергей - Страница 5

— Окна в трех комнатах выбиты, мебель раскурочена, — ответил капитан. — Посуда вся побита. Телевизор разбит. Кто это сделал, даже экспертиза не нужна. Только в одном месте забор разломан, будто кто-то залез к ним. Но если кто-то и был, то всё равно следов нет, — капитан развел руками, — снегопад всю ночь шел.

— Ладно, иди! — полковник махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Капитан кивнул и вышел. Он прошел по коридору, спустился на этаж ниже, зашел в свой кабинет. При дефиците помещений в здании РОВД у начальника уголовного розыска района имелся свой, пусть небольшой, но отдельный кабинетик. Сел за стол. Тут же к нему ввалился участковый, пожилой старший лейтенант Гущенко, на подотчетной территории которого и произошло данное ЧП.

— Ну, что тебе, Степаныч? — Лысков устало взглянул на участкового. Они с давних пор были в приятельских отношениях.

— Вот что я тебе скажу, Дим Димыч, — ухмыльнулся участковый. — Есть бог на небе! Получила шпана по заслугам! И папы с мамами их не спасли! Сколько они кавна людям сделали! Салюков, которого Грач по пьяни на машине сшиб, так инвалидом и остался. Клавка Зорина, которую они ссильничали все вместе, повесилась, её мать с ума сошла. А им как с гуся вода. Булкин всех прикрывал. Есть бог на небе! Он им амнистию не подпишет.

— И не говори, Степаныч, — засмеялся Лысков. — Батон-старший сидит, икру мечет. А младшенький в психушку поедет!

— Это точно!

Глава 3

Школьные будни

После ночных приключений я даже полтора часа поспал. Maman разбудила меня:

— Когда вернулся? Как себя чувствуешь? В школу пойдешь? Что с Альбиной?

Я открыл глаза, сфокусировал взгляд:

— Всё нормально, мэм. Вернулись в пять. Алька спать легла, сказала на работу не пойдёт. Всё у неё хорошо.

Я сел, спустив ноги на пол, широко зевнул, потянулся. Maman стояла рядом, видимо ожидая подробностей.

— Это её бывший жених был, — сообщил я тогда. — Ребятишки берега попутали. Мэм! Всё хорошо! — повысил я голос, успокаивая maman. — Мы всех победили. Жертв и разрушений нет. С нашей стороны потерь не было.

Кажется, я немного переборщил. Maman фыркнула, нахмурилась, бросила:

— Балабол!

И вышла. Я кое-как встал, сходил в ванную, умылся. Поплелся на кухню. Maman как раз наливала себе кофе. Я подошел к ней со спины, обнял, чмокнул в шею пониже уха:

— Ма, извини… Ну, прости нас, Леопольд! Устал как собака. Сама понимаешь, всего полтора часа спал.

Maman развернулась, выдала мне символический подзатыльник:

— Не ходи на занятия! Я разрешаю.

— Ерунда, мэм! — отмахнулся я. — Переживу как-нибудь.

Как только maman ушла на работу, я сразу вошел в Астрал, несколько раз прогнал по каналам «живую силу». Сделал пару записей в «дневник наблюдений» о событиях прошедшей ночи и вышел в реал — отдохнувший и посвежевший.

Даже на автобус успел. На «Космонавтов» ко мне привычно подсела Ленка (я, конечно же, ей место занял заранее, нагло положив на сиденье свой дипломат), весело поздоровалась, поинтересовалась, как мне спалось.

Я с подозрением посмотрел на неё.

— Ты что? — удивилась она.

— Да так, — я отвёл взгляд. — Ничего… Не выспался просто.

И пошутил, сглаживая ситуацию:

— Ты мне всю ночь снилась в весьма фривольных нарядах.

— Тьфу, дурачок! — Ленка весело пихнула меня локотком в бок. Мир был восстановлен. А я подумал, что нельзя быть таким параноиком.

Мы с Ленкой ехали, болтали ни о чём. Время пролетело незаметно.

— Ты, как всегда, к Сове? — мило улыбнулась Жазиль, едва касаясь своей рукой моей руки. Её руки были в мягких пушистых варежках, а я не успел надеть перчатки. Не скрою, её прикосновение вдруг оказалось мне приятным. Я даже поймал себя на мысли, что общение с ней мне доставляет удовольствие. Интересно…

— Ага, — согласился я. — Не бросать же его!

Поход до школы прошел без особых приключений. Сначала я «подобрал» Мишку, потом мы «подобрали» Андрея.

Андрюха направился на урок, мы с Мишкой в кабинет директора для проведения ежедневной радиопередачи.

— Что-то, кажется, выходной усилитель хреновато работает, — задумчиво сказал Мишаня после того, как радиопередача закончилась, а диктор Валера Лыгин из 8-го «А» класса ушел на урок. — Надо проверить. Бери микрофон.

Я взял микрофон. Мишка отключил динамики во всех помещениях школы, оставив лишь контрольный, размещенный на панели усилителя.

— Говори, — приказал он.

— Что говорить? — не понял я.

— Считай вслух в микрофон!

Я стал считать:

— Раз, два, три. Три, два, раз. Раз, раз, раз…

Мишка сделал звук потише, прислонился ухом к динамику, стал щелкать тумблерами и крутить ручки настройки.

— Говори, говори! — повторил он и с досадой заметил. — Наверное, разбирать придётся. Кажется, резистор погорел или кондёр (конденсатор — прим. авт.) накрылся.

Разумеется, устранять поломку директор бесспорно поручил Мишке.

— Тут главное, полюса у кондёра не перепутать, — ухмыльнулся я, намекая на случай годичной давности, когда я дал Андрэ схему одного из видов цветомузыки «мерцающего света». Даже дал детали — диоды, электролитический конденсатор. Андрей ухитрился перепутать полярность у конденсатора при сборе схемы. В результате, когда он включил схему в розетку, конденсатор взорвался, разбрызгав электролит по комнате. Андрюха долго на меня обижался. Влетело ему тогда от родаков сильно.

Мишка даже не улыбнулся. Я продолжал повторять в микрофон:

— Раз, раз, раз. Раз, раз, раз…

И пошутил:

— Раз, раз, раз. Мишка — прендергаст!

Мишаня развернулся, чтобы выдать мне подзатыльник, но в этот момент зазвенел звонок вызова. Система школьного радио использовалась еще и как система двусторонней связи. Из каждого помещения школы, исключая, конечно, всякие подвалы да туалеты, можно было связаться с директором напрямую. Вот и сейчас откуда-то шел вызов. Мишка пригляделся. Вызов шел с учительской.

— Блин! — в сердцах выругался он. — Единственный динамик не отключили, и тот в учительской!

— Валим! — предложил я. Мишка одним махом обесточил аппаратуру. Мы выскочили из кабинета директора, пробежали через канцелярию, благо секретарь приходила только после первого урока, и бегом рванули на занятия.

Первым уроком была «алгеброметрия». Наташки, к моему удивлению, еще не было. Мы проскочили на свои места: Мишка — к Андрею, я — к Юрке Никитину. Только я вытащил учебник с тетрадью из дипломата, как в класс зашла улыбающаяся Наталья Михайловна. Она с ходу поздоровалась с классом, махнула рукой, сидите, мол, и с усмешкой взглянула в мою сторону. Я почему-то покраснел. Наталья Михайловна засмеялась.

На этом уроке вообще не было ни проверки домашнего задания, ни вызовов к доске. Видимо, предновогоднее настроение охватило и математичку.

Что нельзя было сказать о Молекуле. Сразу после начала урока химичка вызвала меня к доске и гоняла по всем темам, а «на закуску» дала еще и задачу. Конечно, я справился со всем (в очередной раз спасибо Герису!), но настроение упало в район плинтусов. Плюс еще и оценка — «четыре с минусом» — за все практически правильные ответы и решение задачи.

— Ответы неполные, — пожевав губами, ответила Молекула на мой возмущенный вопрос «за что⁈».

Хорошо, хоть из учителей в этот день она одна была такой злобной и недовольной.

На уроке литературы Нина Терентьевна решила нам почитать отрывок из «Четыре урока у Ленина» Мариэтты Шагинян. Поначалу нас это было устроило. Домашнее задание Лавруха спрашивать не стала, к доске никого не вызвала.

Но, как назло, после пяти минут меня начала разбирать зевота. Да такая, что потекли слёзы. Наверное, всё-таки сказалась беспокойная ночь. Нина Терентьевна стояла передо мной, держа в руках красную книжицу, и с выражением, старательно декламируя каждую фразу, читала.

На Сен-Катаяме и его мнении об ораторском искусстве Ленина мне стало особенно тяжко. Я едва держался, чтобы не раскрыть рот, не обращая внимания на текущие по щекам ручьём слёзы.