Гусар (СИ) - Барчук Павел - Страница 11

Я сел и с энтузиазмом, которого от себя не ожидал, наложил всего понемногу. Щи оказались божественными. Кулебяка таяла во рту. Я ел с таким аппетитом, что хозяйка дома невольно заулыбалась, наблюдая за мной.

— У вас отменный аппетит сегодня, — заметила она с легкой насмешкой. — Волнение так на вас действует?

Я расправился с ножкой гуся, которая была сочной и нежной, и ответил:

— Наоборот, Антонина Мирофановна. Набираюсь сил для триумфа. Художник должен быть сытым.

Она рассмеялась — тихо, мелодично.

— Вы очень изменились, Петр Алексеевич. Прежний вы от одного вида гуся морщились и говорили, что это «слишком тяжелая, плебейская пища, недостойная утонченного желудка».

Я отпил вишневой наливки — сладкой и одновременно крепкой.

— Скажем так, — я посмотрел ей прямо в глаза, — Решил, что жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… гусей. И от прочих удовольствий.

Наши взгляды встретились, в глазах вдовы я снова увидел тот самый интерес, который был дороже любых похвал. Кажется, моя репутация в этом доме начала меняться к лучшему.

Слух о «поэтической дуэли» разнесся по полку со скоростью лесного пожара. И не только по полку. Городишко, в котором мы находились, тоже слегка взволновало предстоящее событие.

К назначенному часу на площади собралась внушительная толпа. Гусары в ярких мундирах, офицеры, лекарь, пара десятков любопытных горожан.

Орлов стоял в центре круга, самоуверенный и надменный. Он был уверен в своей легкой победе.

— Я вас уничтожу, граф! — бросил он мне, когда я подошел. — Ваше имя станет синонимом позора!

— Посмотрим, — ухмыльнулся я. — Посмотрим, кто после сражения умов будет в конюшне ночевать, прячась от стыда.

Лещин, секундант Орлова, выступил вперед.

— Господа! Правила дуэли таковы: два акта. Каждый из дуэлянтов поочередно зачитывает свой поэтический выпад. Победителя определят аплодисменты публики! Поручик Орлов, как вызвавший на дуэль, начинает первым! Граф, кто представляет ваши интересы?

— Вот, извольте, мой секундант. — Я развернулся и жестом указал на Антонину Митрофановну, стоявшую рядом со мной.

Сначала была пауза, полная недоумения, а потом раздался громкий смех. Хохотал, конечно же, этот дебильный Орлов. Остальные просто так прибалдели от моего заявления, что не до конца поверили своим ушам.

— Ха! Вы, граф, совсем отчаялись? — Мерзким голосом спросил Орлов, когда перестал ржать, как полковая лошадь. — Нашли себе секунданта, ничего не скажешь! Отличились! Или все мужчины в округе отказались связываться с таким трусом, что пришлось взять женщину? Это просто смешно! И недопустимо!

Я шагнул вперёд, сокращая расстояние между нами. Мой голос был спокойным, но в нём имелся конкретный намёк на то, что кое-кто здесь сексист и мудак. Слова «сексист», конечно, в этом времени ещё не имеется, но зато «мудак» — определение на все времена.

— Поручик, ваша смелость заканчивается там, где начинаются настоящие дуэли? Вы боитесь женщин? — Поинтересовался я с сарказмом. — Неужели вы струсили, что дама, согласившаяся на роль секунданта, окажется смелее вас, задира? К тому же, Антонина Митрофановна — дворянского происхождения. Она вполне соответствует.

Щека Орлова дёрнулась. Он сжал кулаки, но промолчал. Я видел, как в его глазах вспыхнула ярость. Этот придурок, похоже, скоро захлебнется своим же ядом.

— Именно! — продолжил я, не давая ему опомниться. — Вы заявили, что граф Бестужев-Рюмин трус, а теперь пытаетесь унизить меня выбором секунданта? Может быть, вы и вправду испугались, поручик?

Орлов побагровел.

— Черт с вами… — прошипел он, напоминая неврастеника на последней стадии обострения. — Пусть так. Давайте уже начинать.

Затем откашлялся, принял театральную позу и начал, чеканя слова:

— Вы, граф, не воин, а просто болван,

Ваш ум, как и шпага, тупой и дрянной!

Читаете книги, забыв про устав,

И трусостью полон ваш гордый состав!

Публика вежливо, приличия ради, рассмеялась. Несколько гусар одобрительно закивали. Стандартные оскорбления, ничего особенного. Теперь — мой выход. Я шагнул вперед, поймал ритм в голове и, глядя Орлову прямо в глаза, начал говорит, четко выбивая словами бит:

— Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту!

Сейчас я сниму спесь с этого франта.

Хотели дуэли, как повод для славы?

Но лезете к тем, кто слабей, для забавы.

Мундир так и блещет, штанишки — в обтяжку,

А смелости в сердце — не больше, чем у дворняжки!

Вы машете железом, а я — головой,

Посмотрим, поручик, кто нынче живой!

Воцарилась гробовая тишина. Гусары смотрели на меня с открытыми ртами. Захар побледнел и перекрестился. Орлов побагровел. Он явно не ожидал такого. Ну что ж… Это только цветочки, ягодки ждут его впереди.

Глава 6

— Второй акт! — выкрикнул Лещин, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, а это, скажу я вам, было не так уж просто.

Народ, собравшийся на площади, после моего первого же выступления своей реакцией дал понять, кто настоящий король на этом празднике жизни.

Да, им все это было непривычно. Особенно, на фоне того же Александра Сергеевича с его «выпьем няня, где же кружка». Но тут еще немаловажный момент — ритм. Он задавал моему «рэпу» тот самый запал, который так ошарашил зрителей. В хорошем смысле этого слова.

Орлов попытался ответить. Он снова начал в своей классической манере, но теперь это звучало жалко и неубедительно. Поручик скорее мямлил, чем говорил.

— Сударь, вы хам, и ваша речь — позор…позор…

Для дворянина… это… приговор…

Он сбился. Его мозг, привыкший к размеренным ямбам, не мог тягаться с ураганом моего речитатива. Я не дал ему опомниться и добил:

— И это всё? Ваш запал иссяк?

В стихах вы, мой друг, — не гусар, а босяк!

Вас бы на парад, чтоб пугать воробьёв,

Иль в цирк шапито — развлекать простаков!

Вы думали, честь — это шпоры и сабля?

А в голове — пустота да бумага!

Запомните правду, дуэлянт наш столичный,

Ваш гонор для нас — аттракцион цирковой, самый обычный!

Ступайте Орлов, осушите бокал

За полный провал. Финал. Я сказал.

Закончив, я вскинул руку. И после секундной паузы толпа взорвалась. Это был не вежливый смех, а настоящий рёв — смесь шока, восторга и хохота. Гусары хлопали, кричали, кто-то даже присвистывал. Орлов стоял белый как полотно, сжимая кулаки. Он проиграл. Вчистую.

Поручик молча развернулся и, сгорая от стыда, стал проталкиваться сквозь хохочущую толпу. Его секунданты поспешили за ним.

Я победил. Все. Дело сделано.

Но главное — это реакция зрителей. Однополчане смотрели на меня совершенно другими глазами. В их взглядах больше не было насмешки. Было удивление, смешанное с новообретенным уважением. «Зануда» и «душнила» оказался способен на такое.

Я нашел взглядом Антонину Мирофановну и она медленно, с задумчивой улыбкой, кивнула мне.

В этот момент я уловил обрывки слов одной из компании, посетивших дуэль, их восторженное обсуждение:

— … черт побери, видали, как он его? «В голове — пустота да бумага!» Ай да Бестужев!

— А манера-то какая! Странная, дерзкая, но как действует! Орлов слова вымолвить не мог! Не припомню такого прежде.

Я оставил гусар переваривать произошедшее и направился прямо к своему секунданту. Шум толпы стихал за спиной, уступая место звенящей тишине между мной и Антониной Мирофановной. Она смотрела на меня не моргая, и в глубине её тёмных глаз я видел бурю эмоций: удивление, смех и что-то ещё, совершенно новое — уважение.

Не успел я и слова сказать, как сзади подлетели мои верные слуги. Первым, конечно же, был Прошка. Его лицо сияло так, будто он только что получил чин генерала.

— Барин! Пётр Алексеевич! — задыхаясь от восторга, выпалил Прохор. — Я так и знал! Я верил! Как вы его! «Пустота да бумага»! Я всем перескажу, каждому! Вот это по-нашему, по-бестужевски!