В постели с инкогнито - Халь Евгения - Страница 5

Я выдохнула, взяла себя в руки, спустилась с лестницы и зашла в кухню.

– Доброе утро, – ни на кого не глядя, бросила я, налила себе кофе и направилась к лестнице, чтобы подняться в кабинет и поработать.

Вернее, обдумать всё случившееся и поплакать всласть.

– А я вот с утра блинчиков напекла, – Аня бросилась мне наперерез, держа в руках тарелку с тонкими кружевными блинчиками, политыми сметаной и украшенными свежими ягодами.

Взять бы эту тарелку – да на башку тебе опрокинуть. Чтобы горячее тесто поставило клеймо бесстыжей гадины на твою физиономию. Держись, Ника! Нельзя показывать, что ты что-то видела. Во всяком случае, пока не разберешься, что здесь происходит.

– Не голодна, благодарю, – я сглотнула собственный яд, чтобы не подавиться им, и осторожно обошла ее сбоку.

– Что с тобой, Ник? – муж поднялся из-за стола и подошел ко мне. – Что за кисляк на лице с утра? – он взял чашку с кофе из моих рук, обнял меня и прижал к себе. – Это с голодухи. Тебе нужно поесть.

– Голова болит, пойду поработаю. Работа – лучшее лекарство, – осторожным движением я высвободилась из его объятий.

– Ну уж нет, так не пойдет, – решительно возразил он, увлек меня к столу и силой усадил за него. – Аня вон как старалась. С утра сока надавила, салат сделала с морепродуктами, блинчики к кофею. Витаминная бомба, а не завтрак.

– Потом поем, – отмахнулась я. – Сейчас голова болит. Не выспалась, – я встала из-за стола. – Пожалуйста, не мучай меня. Мне хочется побыть одной.

Я поднялась на второй этаж в свой кабинет. Не успела закрыть дверь и сесть за стол, как тут же пришел Род.

– Ну что с тобой, моя капризная принцесса? – он поднял меня из кресла, сел в него и посадил меня к себе на колени. – Только не рассказывай сказки, что голова болит. Я же вижу, что ты надулась. Что случилось?

– Честное слово нет. Просто устала. Энергетика на нуле. Это бывает.

– Тогда нужно зарядить батарейки, – он поцеловал меня в губы и одновременно погладил по спине.

Я сначала невольно отпрянула, но вдруг успокоилась, когда почувствовала его сильные пальцы на позвоночнике. Это был типичный жест Роди. Он знал, что меня это успокаивает. Не может чужой человек знать такие подробности.

Это он. Мой Родя. А то, что кажется чужим – это последствия травмы, усугубленной моей болезнью. Это его тепло, его движения. Голос, правда, чуть-чуть другой. Но это у всех бывает. Голос часто меняется даже в течение дня. Становится выше, ниже, у мужчин часто появляется хрипота.

И там, в кухне Аня и Родя просто стояли рядом. А то, что он к ней прикоснулся, мне показалось со сна. Не может он мне изменять. И с кем? С помощницей? Он же кинопродюсер. Если бы захотел изменить, то с красавицей актрисой, а не с невзрачной Аней. Вечно сама себе придумываю. Профессиональная деформация. Писатель он и есть писатель. Видит то, чего нет. Все писатели психи. Разве может нормальный человек придумать то, чего нет? А мы не просто придумываем. Мы в это еще и верим. Как барон Мюнхгаузен.

– Барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал на Луну. А тем, что он никогда не врет, – говорил персонаж знаменитого советского фильма о бароне.

Подпишусь под каждым словом. Мы, писатели, живем нашими фантазиями. Мы сами настолько в них верим, что даже очевидные для других вещи видим по-другому. Просто понимаем, что это нужно скрывать. Иначе нас объявят сумасшедшими. У меня во ВГИКе был одногруппник, который писал научную фантастику про инопланетян. Естественно, он утверждал, что их не существует. Но как-то Юра случайно узнал, что он активный член общества уфологов, которые сутками неустанно ищут этих самых инопланетян.

Так и я. Сама себе придумала, что это не Родя. Сама поверила. А ведь врачи меня предупреждали, что последствия травмы после аварии непредсказуемы. Особенно с моим диагнозом. Хорошо, что я еще не перешла ту писательскую красную линию, за которой собственные фантазии становятся реальностью. Моя мама сейчас бы сплюнула три раза через плечо и постучала бы по дереву. А еще перекрестилась бы и прошептала:

– Далеко от нас, далеко.

С души упал камень размером с Эверест. Аж дышать стало легче. В кармане мужа пискнул телефон, принимая сообщение. Род достал телефон, мельком взглянул на него и вздохнул.

– Труба зовет. Вот же чёрт! Ни минуты для личного счастья, – он припал к моим губам долгим поцелуем. – Но до того, как убежать, я успею принести тебе завтрак сюда. А то ты совсем истаешь. И что я буду обнимать вот этими самыми рукамы?

– И нахамы, – засмеялась я, подхватывая шутку.

В бассейне нашего с Родей любимого фитнес-клуба одно время работал тренер с очень забавной манерой разговора.

– Рукамы хребите, рукамы, и помохайте себе нохамы, нохамы, – кричал он, бегая по краю бассейна.

Не может чужой человек знать таких подробностей. Никак не может.

– Насчет этого можешь не волноваться. Не нужно ничего нести. Позже спущусь вниз и поем, обещаю, – я обняла его за шею, прижалась к щеке и потерлась лицом.

Как же мне хочется хотя бы один раз увидеть его лицо! Я столько раз пыталась представить себе, как оно выглядит. Я гладила его, ощущая пальцами каждую ямочку на коже, каждую иголочку щетины, когда он не побрит. Но ничего не получалось. Разрозненные детали даже в воображении не складывались в целостную картинку. Просто мне не с чем сравнивать. Не понимаю, как выглядят лица. А ведь приходится их описывать в книгах. Это гадко, признаю, но описания лиц я ворую у других писателей. Мне очень стыдно, но выхода нет. Люди не понимают, какой подарок они получили от бога. Ведь они могут просто любоваться дорогими им лицами.

– Хочу шоколадного шоколада в шоколаде, – прошептала я, целуя его в шею. – И пирожных. Килограмма два. А лучше три.

– Будет сделано, ваше величество. Закончу дела, запрягу коня и поскачу в Неаполь, в ту самую кондитерскую, что ты любишь. Ограблю их полностью. Вечером будем валяться в кровати и ложкой есть торты и пирожные в шоколадном шоколаде, пока липа не спопнется. А потом я тебя обмажу этим шоколадом и…

– Извращенец! – я легонько хлопнула его ладонью по губам. – Как я могла выйти замуж за такого озабоченного эротомана?

– Ты Моцарта любишь? – совершенно серьезно спросил он.

Но мое чуткое ухо уловило скрытый смех в его вкрадчивой интонации.

– Чего? – понимая, что нужно подыграть, искренне удивилась я.

– Мужик приходит домой. Жена ставит перед ним ужин. Он ест и говорит ей: «А теперь в койку». На следующий день всё повторяется. На третий день жена не выдерживает и возмущается: «Вася, ну что мы, как животные? Поели и в койку. Нужно же как-то культурно развиваться». Вася промолчал. На следующий день пришел домой, поел и спрашивает у жены: «Ты Моцарта читала?». «Да», – отвечает она. «Хорошо, а теперь в койку».

– Вот дурак! – на этот раз я засмеялась искренне.

– Так, у меня есть еще минут пятнадцать, – он взглянул на часы. – Предлагаю почитать Моцарта в койке. Нужно же как-то культурно развиваться.

– Иди уже, извращенец.

Род вышел. Я села в широкое кожаное кресло и облокотилась на спинку, глядя в открытое окно. Всегда ставлю стол возле окна. Не могу работать, уткнувшись в стену. Легкий ветерок принес сладкий аромат медовых трав.

За окном раскинулись зеленые от высокой травы холмы. Яркие цвета начали постепенно отцветать, уступая место золотистым и багряным тонам ранней осени. Сентябрь в Италии особенно прекрасен. Светло-голубое небо постепенно наливается бирюзой, готовясь к зиме. Еще тепло, но уже не душно. Под холмами весело переливается яркими заплатками крыш городок Санти-Козма-э-Дамьяно. Оттуда не доносится ни единого звука. Слишком далеко. Какое же это счастье! От этого благостного пейзажа все мои страхи померкли и исчезли. Я, наконец, расслабилась.

Из ящика стола послышался писк эсемэски. Я открыла ящик и достала дядю Сёму. На экране высветился текст эсемэски. Короткий и емкий. Но мое сердце заметалось в груди, а рука с телефоном задрожала.