В постели с инкогнито - Халь Евгения - Страница 3

– В отличие от тебя я владею ситуацией, – муж и не подумал сбавить скорость. – Ладно, приемлемо, если бы ты честно в этом призналась. Мы все не ангелы.

– Что? – я аж подпрыгнула. – Ты о чем сейчас? Ага. Я, кажется, начинаю понимать. Ты мне изменил, поэтому сейчас пытаешься переложить на меня вину.

– С ума сошла? Вот это… это… наглость! – Род сначала задохнулся от возмущения, а потом язвительно рассмеялся. – Слушай, милая, пять лет живу с тобой и только сейчас начинаю узнавать тебя настоящую. Я ее с мужиком поймал, и меня же обвиняют в измене. Охренеть можно! Вот она, знаменитая женская логика в действии. Я это буду рассказывать, как анекдот. И ведь что примечательно: я был полностью уверен, что в тебе нет этой бабской дури. Аплодисменты! – он снял руки с руля и захлопал. – Продолжаешь выкручиваться, утверждая, что незнакомый мужик мог знать наш код.

– Род, верни руки на руль, умоляю тебя! – просипела я, у меня аж голос сел от страха.

Машина неслась по трассе на такой скорости, что меня начало тошнить. Я мысленно взмолилась, чтобы высшие силы сейчас послали нам гаишников. Лучше штраф заплатить, чем убиться. И, главное, как назло вокруг не было единого знака с предупреждением, что впереди полицейский радар. Местные гаишники всегда так делают: ставят знак, который предупреждает, что если обнаглеешь и превысишь скорость, то за поворотом будешь штраф платить. Им деньги не нужны. Местная мафия всю полицию пересадила на «Ламборгини». Им нужно, чтобы правила соблюдали и не убивались на дорогах.

Мы немного помолчали, переводя дух. Я уже понадеялась, что Родя начал остывать. Не тут-то было!

– Не понимаю я, Ника, не понимаю, как ты могла так лажануться с кодом? – Род в ярости ударил по рулю.

Ага, всё же начал остывать. Уже не обвиняет в намеренной измене. Пытается понять, как же так вышло.

– Может, он его подслушал? – с надеждой спросила я. – Если он был одет в твой костюм и пах твоим одеколоном, почему ему не подслушать наш код?

– Зачем такие сложности? Ника, выйди из писательского образа. Это не литература, это жизнь. Перестань на мне обкатывать сюжеты! Хочу услышать от тебя признание и получить извинения.

В этот момент в моей сумочке зазвонил тот самый дядя Сёма – старый телефон Роди.

– Вот видишь? Видишь? – ликующе выкрикнул муж. – Вот тебе подтверждение, что я прав! Сама судьба против тебя. Не говоря уже о богах сотовой связи. Потому что техника врать не умеет.

Муж всегда любил технику и воспринимал ее как живое существо. Телефон, машина и компьютер были для него добрыми друзьями. Он им давал имена. «Самсунг» был Сёмой, стариком Сёмой.

Этот телефон Родя любил особенно. Флагманская модель «Самсунга» была куплена  в успешный период жизни. И муж истово верил, что телефон приносит удачу. Конечно, потом он заменил старичка Сёму, который уже не тянул. Но всегда носил его с собой в качестве талисмана.

Когда телефон потерялся, муж очень расстроился. Самое интересное, что полоса везения немедленно закончилась и дела пошли не очень. Потому что дядя Сёма мистическим образом помогал принимать важные решения. Он звонил в самые важные моменты. Это всегда был дурацкий спам, или вообще молчание на том конце линии, или реклама. Но мы с Родей давно обратили внимание, что в спаме всегда содержался ответ на наши вопросы.

Если дядя Сёма звонил в тот момент, когда мы что-то обсуждали, значит, эта тема важная и нужная. Поэтому мы всегда его держали под рукой. Когда мы бывали в людных местах, дядя Сёма был у меня. Очень часто муж посылал мне на него сообщения, когда нужно было что-то срочно сказать, а шептаться было неудобно. Например: «Никусь, улыбнись вон тому мужику в белой шелковой рубашке, это важная шишка в издательстве, ты его должна знать, мы с ним подписывали договор». Или: «Милая, ты напряжена, расслабься, всё хорошо, я с тобой».

Многие не знают о моем диагнозе. Ненавижу афишировать эти подробности. Поэтому часто кажусь высокомерной, не узнавая людей. Но удивительным образом сообщения от дяди Сёмы всегда меня успокаивали. Честно говоря, только с Родом я начала ходить на вечеринки, в клубы и в парки солнечным утром. Юра не раз пытался куда-то меня вытащить, но с ним я не чувствовала себя так уверенно, как с Родом. И в парки мы с Юрой ходили гулять только по вечерам, когда темнело, и почти не было людей.

– Начнем с самого начала, – сказал муж. – Давай-ка выдохни и признайся. Понимаю твои чувства. Крутая киностудия подписала с тобой контракт. Ты выпила шампанского…

– Не пила я ничего, кроме коктейля, который ты мне принес. Вернее, не ты, а…

– Ага, значит, ты все-таки выпила с ним что-то.

– Там не было алкоголя.

– Ну конечно, там был только свежевыжатый сок. В Италии. Где даже за обедом пьют вино. Тем более, на шумной вечеринке. Тем более…

И тут я почувствовала, как всё скопившееся напряжение, что свернулось в тугую пружину внутри, вдруг начало прорываться наружу.

– Хватит! – закричала я. – Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком или сумасшедшей! Я не больная на голову. И не подстилка, которая вешается на мужиков при первой возможности. Не желаю больше стоять у голой стены на допросе. Довольно, Род! Ты пережал. Ты…

И в это момент нас ослепил свет фар на встречке и раздался страшный удар.

Я очнулась в больнице. Муж сидел рядом и держал меня за руку.

– Ника, милая моя, любимая, дорогая. Ты пришла в себя. Какое счастье! – он целовал мои руки, шепча нежности.

А я вся сжалась в тугой комок. Потому что сразу поняла: это не он. Этот мужчина не мой муж. Я услышала чужую мелодию. Для меня люди звучат разными мелодиями. Каждый по-своему. Наверное, бог так компенсирует то, что все они выглядят для меня одинаково.

Род – это Вивальди, «Летняя гроза». Стремительная, яркая, чувственная. Вечно куда-то бежит и торопится. Налетела, как вихрь, заколдовала, подхватила и унесла, даже не спрашивая: хочешь или нет? Тебя просто несет вместе с этим вихрем.

Отец – «Болеро» Равеля. Идеальная, как робот, мелодия. Точно доходит до конца, не теряя ритма и ноты, добивается своего и начинает сначала. С ровным сердцебиением, с одной интонацией. Как конвейер, штампующий гайки, без сбоев и спотыканий.

Юра – Бах, «Ария на струне соль», более известная как «Воздух». Неспешная, медлительная, успокаивающая уже на первых аккордах. Но… предсказуемая и всегда одинаковая. Как космос, как звездное небо над головой. Просто то, что всегда есть и никуда не исчезнет. Без взлетов и падений, без вихря, как Род. Но и без давления, как отец и «Болеро». Светлая и хрустальная, вся на виду, как сам Юра. Но часто ли мы смотрим на звездное небо?

Там, в больнице, когда муж целовал меня, радуясь моему возращению из небытия, я поняла, что не так. Я не слышала «Летнюю грозу» Вивальди. В голове звучала совсем другая музыка.

«Танго смерти» Карла Дженкинса, «Палладио», которое ошибочно приписывают Вивальди. Боюсь этой мелодии. Всю жизнь боюсь. Она заставляет сжиматься от ужаса. От отчаянной тревоги. От запредельной красоты, которой нет в нашей жизни. Она оттуда, из другого мира, из ада или рая. Нет. Для рая она слишком яркая. Она из ада, манящего и ужасного.

Дождавшись, когда придет врач, я шепнула ему, что не знаю этого человека. Что это не мой муж. Мне, конечно, никто не поверил. Врачи говорили, что травма усугубила мою болезнь. И что потребуется время на восстановление. Отец немедленно нанял самого лучшего психиатра. И после трех сеансов я поняла, что нужно просто молчать. Мне никто не верит. И не поверит никогда. Этому незнакомцу каким-то непостижимым образом удалось обмануть моего отца и всех окружающих. Все в один голос твердили, что это мой муж, и что я просто схожу с ума. Не понимаю, как ему это удалось. Но факт остается фактом: я в ловушке. Выхода нет.

Я проснулась рано утром. Итальянское солнце способно разбудить даже такую заядлую сову, как я. Спальня была залита золотыми лучами. Деревянная кровать нагрелась от солнца. Свежие простыни упоительно пахли травами. Из открытого окна доносились пение птиц и аромат цветов. А главное: деревенская тишина, скроенная, как лоскутное одеяло, из птичьего щебета, скрипа старого дома и дуновений ветра, обволакивала меня успокаивающим коконом.