Комэск (СИ) - Башибузук Александр - Страница 5

Назад шли в полном молчании. Лекса с Гулей позади, под ручку, Сашка с Машкой впереди, с гордо вздернутыми головенками и руками за спиной, словно на расстрел топали. Гуля счастливо поглядывала на мужа и деток, а у Алексея, в буквальном смысле, руки чесались, потому что он всегда придерживался простого и действенного понятия — битие определяет сознание. Но при этом, прекрасно понимал, что лупасить Сашку с Машкой в данном случае нельзя. Обозлятся и окончательно уйдут. В первый раз они сбежали уже на третий день после спасения на вокзале. Сбежали, начисто обчистив флигелек. К счастью, Лекса догадывался, что так произойдет и перепрятал оружие с ценностями. А всего побегов случилось четыре. Последний раз, два месяца назад. Но тогда вернулись на следующий же день, Машка притащила на себе подрезанного брата. Сашку Гуля выходила, с тех пор дело вроде бы наладилось, детки вернулись в школу, вели себя почти хорошо, слушались, даже по вечерам уроки делали и помогали Гуле по хозяйству.

«Вот какой кобыльей сиськи им надо? — размышлял Лешка на ходу. — Хотя, с хрена ли, я спрашиваю? Сам таким был, до последнего бунтовал и проверял дядьку Михея на слабость. Сам того не хотя, натура срабатывала. Может и сейчас эти проверяют, не придуриваемся ли мы со своей отеческой заботой? Недолюбленные, недосмотренные, не верят никому, жизнь поломала, такое сразу не проходит. Нет, мне лупасить их ни в коем случае нельзя. Гульке можно, они ее уже больше чем меня за родителя воспринимают, но не сейчас. Сейчас только терпение. Вот какого черта, я согласился? Знал же, что так будет, но нет, пошел на поводу у любимой женушки. Каблук, ети меня в душу, образцовый каблук… »

Дома, Сашка и Машка сразу ушли к себе в комнату. Алексей с Гулей сели на кровать и посмотрели друг на друга.

— Ничего не говори, — тяжело вздохнула Гуля. — Да, да, я все сама знаю. Просто… по-другому не могу. Все получится, они исправятся. Я чувствую, что все получится.

— А я ничего тебе не говорю, — улыбнулся Лешка. — Какой смысл, все равно бесполезно. Ты упрямая, как барашка.

— Сам ты барашка! — возмутилась Гуля. — Ничего я не упрямая.

— Еще какая. Ладно, пойду огород копать…

— И я с тобой! — обрадовалась Гуля. — Может, успеем картошку посадить до ночи. Там всего-то полведра. А на ужин суп с пшеном и Семкиной птицей остался, ничего готовить не надо. Знаешь, чего сейчас я больше всего хочу? — Гуля положила голову на плечо Лешке. — Куда-нибудь в деревню! Чтобы птички пели, чтобы на речку ходить, чтобы вечером на лавочке сидеть. С тобой вдвоем!

— А этих уголовников возьмем с собой? — Алексей улыбнулся.

— Идут они к иблису! — фыркнула Гуля. — Могу я с мужем побыть вдвоем или нет? Хотя… — она состроила забавную рожицу. — Куда без них? Возьмем, конечно.

Дверь неожиданно распахнулась и в комнату вошли Сашка и Машка. Остановились перед Гулей и Алексеем, немного помедлили, переглянулись, а потом Сашка положил на стол толстенную пачку денег. Новеньких, послереформенных совзнаков достоинством по десять червонцев.

Лешка с удивлением уставился на деньги, такого количества он еще в глаза не видел. На хозяйстве до зарплаты оставалась сущая мелочь, если сравнивать с этой суммой.

— Вот, берите! — радушно сообщил Сашка. — Берите, не стесняйтесь. Здесь много, надолго хватит. А потом мы еще дадим.

— Где вы их взяли! — взвилась Гуля. — Украли? Отвечайте… — она недоговорила, потому что Лешка взял ее за руку и посадил обратно на кровать.

— Да какая разница, где взяли? — Сашка пожал плечами. — Там где взяли, больше уже нет. Берите.

— Забери обратно, — тихо сказал Алексей. — Забери, сказал.

— Но почему? — искренне удивился Сашка. — Мы от чистого сердца. Мы же видим, как вы на всем экономите, лучшее нам отдаете, а сами недоедаете. Вы хорошие, мы просто отблагодарить хотим. Вы же совсем еще молодые, ненамного старше нас, живите, наслаждайтесь.

— Знаешь, мальчик… — Гуля грустно улыбнулась. — Любовь и забота не нуждаются в благодарности. Хочется надеяться, что ты это когда-нибудь поймешь.

— Да какая любовь⁈ — вдруг зло отчеканила Маша. — Какая такая любовь? Вы завели нас как щеночков, завели, потому что своих детей не можете иметь! Вот почему! Вам просто нужны домашние питомцы, игрушки! А мы тоже люди, не игрушки!

В голосе девочки сквозила такая жуткая ненависть, что даже Сашка на нее испуганно покосился.

По щеке Гули потекла слеза. Алексей с трудом удержался, чтобы не ударить Машку, даже прикусил губу до крови. Вскоре после приезда в Москву выяснилось, что Гуля не может иметь детей из-за какой-то врожденной патологии. Лешка отнесся к известию спокойно, можно даже сказать, философски, на отношение к жене страшная новость никак не повлияла. Но Гуля очень переживала, стала на глазах угасать, Лешке с большим трудом удалось ее успокоить. С тех пор эта тема в семье стала безоговорочным табу. А эта мелкая мерзавка резала по живому, специально, чтобы сделать побольней.

— Вы врете! Сами себе врете! — с надрывом цедила Маша. — Любовь! Нет никакой любви, сплошные враки. Вы выросли на всем готовом, вокруг вас вились, целовали, тетешкались, уси-пуси, трали-вали, наши золотца, наши пупсики. А мы никогда не будем другими, никогда, поняли? Вы не знаете, что это такое, когда все вас ненавидят! Не знаете, как это, собирать на помойке сгнившую требуху и драться за нее насмерть с такими же маленькими голодными зверями! — она топнула ногой. — Не знаете!

— Знаем, — спокойно ответил Лешка. — Все мы знаем…

За все время с детьми ни Алексей ни Гуля даже словом не обмолвились о своем прошлом. Просто посчитали лишним, не хотели опускаться в общении до уровня найденышей и давить авторитетом прошлого.

— Откуда? — ахнул Сашка.

— Еще несколько лет назад меня самого топтали ногами на том самом базарчике, где мы вас нашли, — начал буднично рассказывать Алексей. — Каждая сволочь считала своим долгом пнуть ногой и хлестнуть батогом маленького грязного, завшивевшего заморыша. Не верите? Старый Аким Татарин еще заставляет детей воровать по карманам? А Матрена Дыра скупает краденое? А Левка Безносый жив или сдох уже? Вижу, что слышали о таких. Да, я тоже воровал, да, я тоже дрался за корку хлеба и тоже ночевал где придется, поэтому знаю, как это. В это самое время, Гуля, совсем еще маленькая, гнула спину на поле под палящим солнцем, стирала в кровь руки и ноги за кусочек черствой лепешки, которую ей бросали, как собачонке.

— Не надо! — всхлипнула Гуля. — Пожалуйста, азизим…

— Надо! — жестко оборвал Лекса. — Пусть знают!

— Но почему вы не говорили… — растерянно прошептала Маша.

— И ничего, выжили, не сломались, как вы, — Лешка не стал ей отвечать. — Нашлись хорошие люди, которые помогли, научили верить. Люди мерзкие сволочи, сволочей и уродов очень много, но хороших людей больше. А вы слабые, вы трусы. Вы живете тем, что причиняете боль другим. И не надо говорить, что вы стали такими из-за других. Идите с глаз моих долой…

Повисла мертвая тишина, а потом Машка с криком сорвалась с места, упала перед Гулей и Лешкой, схватила их за колени и запричитала.

— Простите нас, мама Гуля, папа Лекса, простите, пожалуйста…

Сашка просто стоял с потерянным лицом, по его щекам ручейками текли слезы.

Посадка картошки, очень ожидаемо, попала под угрозу, но Лешка своим волевым решением, все-таки выгнал всех в садик, где жильцы дома нарезали себе огородики. Люди использовали любую возможность, чтобы разнообразить питание.

Вечер провели за морковным чаем и сухарями, Гуля читала детям сказки, а Лешка все еще показательно и фальшиво дулся, сам не понимая зачем, но исправно отыгрывая роль. Он прекрасно понимал, что ничего еще не решилось, главные трудности еще даже не начались, но все равно радовался, оттого, что впереди забрезжил лучик надежды.

А рано утром в воскресенье случилось то, чего Алексей все это время сильно опасался.

Заявился ординарец Семка Ненашев. Стал на входе и радостно осклабился.