Комэск (СИ) - Башибузук Александр - Страница 31

И украдкой смотрел по сторонам. Ему очень хотелось распознать на глаз тех самых шпиков, о которых говорила Барбара. Впрочем, получалось плохо.

Под потолком плавали клубы табачного дыма, свечи в поставцах немилосердно чадили, подавальщицы метались между гостей с целыми гирляндами кружек пива, а в самом зале стоял оглушительный гул — народ в буквальном смысле орал, перекрикивая друг друга.

Говорили на обычном для этих мест суржике и Лекса все прекрасно понимал.

— Большевики исчадье диаволово, ниспосланное Господом за прегрешения наши… — скороговоркой бубнил за соседним столиком тощий ксендз, ритмично опуская свой длинный нос в кружку.

— А еще у них все бабы общие! — влез в разговор его сосед, рябой и лысый, как перепелиное яйцо.

— А вот это дело! — зычно захохотал, хлопая себя по пузу, дородный мужик с красной как знамя физиономией. — Вот это славно, я бы так пожил!

— И бабу свою отдал бы на потребу всем? — окрысился ксендз.

— А пусть ее, дерет, кто хочет, ведьму косую! — опять заржал пузатый. — У меня уже мочи на нее нет!

— Еретик! — взвился ксендз, но увидев перед носом огромный кулачище, сразу заткнулся и опять сунул нос в кружку.

— Русаки это не люди… — брезгливо вещал за другим столом плюгавенький мужчина в потертом костюме в клетку. — Они даже хуже жидов и хохлачей. Вы на них гляньте, сразу сами увидите. Вырожденцы! Поляки — благородная высокоразвитая нация, а русаки подобны дикарям. Давно пора придумать, что-нибудь такое, чтобы извести это племя с лица планеты, а их земли заселить поляками!

— Ах, какой ты кровожадный, Яцек!!! — с восхищением заохала тощая девица с плоским бюстом и дегенеративной физиономией.– Ты прав, ты прав, и женщины у них отвратительные!

— Это очень интересная идея! — поддержал соседа полный и румяный парень в жилетке поверх мятой домотканой рубахи. — И мне кажется, это время наступит очень быстро. Я, конечно, не могу вам всего рассказать, но поверьте…

Лекса навострил уши, но рядом очень некстати вспыхнул скандал, румяного пухляка случайно огрели кулаком по затылку, потом уже зряче съездили по физиономии и разговор закончился.

— Эй, пани! — мощная, щекастая молодуха окликнула Барбару. — Ваш сынок? Ну, этот, убогонький? Ай-ай, такой красивенький, жаль, умишком слаб! А не хотите его отдать его мне в услужение? Как за пазухой будет, на руках его носить буду. Мужа я недавно схоронила, а за хозяйством присматривать надо… — она пьяненько покачнулась. — И за мной…

— Окстись Марта! — толкнула ее соседка, такая же могучая и дородная, в завязанном на лбу узлом платке. — Знаю я зачем он тебе, похотливая ты сучка.

— А я что, я ничего⁈ — бурно оправдывалась Марта. — Сама знаешь, поговаривают, что у убогих весь ум в елду ушел, там, небось, такой дрын, запищишь, когда вставит! Да не шебаршись, я тебе его уступлю тоже попользоваться, как-никак кума!

— Оглоблю себе вставь! — гордо порекомендовала молодухе Барбара и скомандовала. — Дети, идем спать!

К счастью, обошлось без скандала, хотя соседка порывалась разобраться с наглой пани.

К счастью, ситуация с одной кроватью рассосалась сама по себе, служанка притащила для Лексы набитый конским волосом тюфяк.

Ночь прошла спокойно, правда заложенный нос и сопли, вконец измучили Алексея.

А поутру, все вместе отправились на рынок. Ярмарка ничем особым не впечатлила, разве что большим скоплением народа. Здесь прямо с телег торговали всем чем угодно, от пшеницы и картошки, до тарелок и плошек. Встречались даже красноармейские шинели, причем с дырками от пулевых ранений. Видимо рачительные крестьяне не гнушались обирать трупы во время войны.

Лекса побродил вместе с «матерью» и «сестрой» по рынку, а затем «сбежал». Первым делом подобрал с земли длинный граненый гвоздь, сунул его в карман и пошел шататься по городу, не переставая изображать убогого.

До обеда Алексей успел благополучно осмотреть ратушу, бургомистрат, полицейский участок, железнодорожный и речной вокзалы. К счастью, никто на него не обращал особого внимания, а сердобольная старушка даже угостила каменной твердости бубликом.

А когда Алексей собрался обратно к постоялому двору, позади вдруг раздался оклик.

— Эй, хлопчик, смотри, что у меня есть! Иди ко мне, конфетку дам…

Лекса не обернулся и ускорил шаг, мыча себе под нос и судорожно дергая головой.

— Да стой ты! — его обогнал высокий парень, с рваным шрамом на щеке.

Говорил он на чистом русском языке.

— Ыыыы… — Алексей замычал, скорчил рожу, попытался парня обойти, но в спину вдруг уперлось, что-то острое и уже другой голос злобно прошипел на ухо.

Тоже по-русски.

— Только дернись, убогий, вспорю от шеи до горла! Понимаешь меня, дурак?

Лекса опять замычал, замахал руками, но ему врезали под дых и куда-то потащили.

Глава 13

— Не упирайся, дурашка! Говорю, гостинца дам…

У Лексы слегка отлегло от сердца. Судя по всему, его брали именно, как убогого дурачка, а не как партизана и не представителя Штаба РККА.

Дальше все произошло очень быстро, Алексея затащили в переулок, а потом втолкнули в неприметную калитку в каменном заборе. Неподалеку мелькнул полицейский, но не обратил никакого внимания на Алексея и его похитителей. Лексе даже показалось, что тот одобрительно кивнул.

— Вот же зараза шелудивая! — на голову Алексея обрушилась увесистая оплеуха, от которой он полетел на пол и, наконец, смог рассмотреть своего второго похитителя.

Правда сразу выяснилось, что похитителей не двое, а трое. А точнее, третий встречал первых двух.

В небольшом дворике у стены стоял огромный детина, с длинными как у гориллы руками и бочкообразной грудью. Его лысый череп бугрился шишками, челюсть выдавалась вперед как у кабана, а спрятанные под развитыми надбровными дугами маленькие глазки не выражали вообще ничего, словно пластмассовые глаза у куклы.

Алексей сразу опознал великана. Есаул упоминал его, как телохранителя ближайшего подручного Булак-Балаховича, Тадеуша Ясницкого — командира того самого отряда балаховцев в Столбцах. И характеризовал, как крайне опасного и злобного садиста. Причем, вдобавок очень хитрого и коварного человека, несмотря на примитивную внешность.

— Вот, смотри, Гнат, еще одного поймали, — второй похититель, крепкий, белобрысый парень поднял Лексу на шиворот и радостно ощерил густо покрытую оспинами физиономию. — Убогий, такого точно искать не будут, даже перекрестятся на радостях.

Лекса задергался и замычал, великан кивнул и небрежно отмахнул огромной кистью.

Алексея тут же затащили в дом, а потом сволокли вниз в подвал по крутой лестнице. С противным скрипом захлопнулась железная решетка, лязгнул замок, рябой дурашливо хохотнул и ушел.

Лекса быстро крутнул головой по сторонам.

Свет проникал внутрь через маленькое зарешеченное окошко под потолком, так что получилось все хорошо рассмотреть.

Он оказался в небольшой каморке с кирпичными стенами и сводчатым потолком. Пол был притушен гнилым сеном, в правом углу валялась дурно смердевшая куча тряпья, а в левом сидела девочка лет десяти или одиннадцати, перевязанная крест-накрест старым пуховым платком, в капоре и аккуратном передничке. Ее бледное лицо словно окаменело, а в руках девочка держала маленький узелок.

Куча тряпья внезапно зашевелилась и оказалась непонятным патлатым субъектом с испитым, опухшим лицом и мясистым носом радикально сизого цвета.

— Гх-ррр! — субъект гулко откашлялся, смачно сплюнул, подозрительно уставился на Алексея и прохрипел. — Ой вей! Убогого притащили, чтоб им кобыла сиську дала! Совести у шлемазлов нет…

Алексей сразу почувствовал к персонажу некоторую приязнь и симпатию, одновременно удивился тому, как он распознал в нем дурачка, а только потом уже обнаружил, что до сих пор машинально корчит рожи и трясет башкой.

— Эй, начальник, чтоб тебя! — заревел носатый. — Когда пайку раздавать будешь, бен зона⁈