Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 7

Пока Валерия отвлекается на близняшек, я с облегчением использую эту паузу, чтобы успокоить вставших в глазах, мать его, кровавых мальчиков.

И понятия не имею, как выдавить из себя: «Да без проблем, конечно, приезжай за Стасей».

Потому что у нас с Шутовым типа договоренность, которую этот придурок соблюдает так, что приебаться не к чему. Никаких попыток хотя бы намекнуть Стасе, что он — не то, чтобы только и исключительно крестный папа. Дочка от них с Валерией всегда приезжает довольная, веселая, не припомню, чтобы хоть раз привезла простуду или аллергию. И по-хорошему, конечно, вполне справедливо, что какой-то из зимних праздников Стася будет проводить с ними.

Но я все прошлое долбаное Рождество тупо провел один.

Одиночество пяти дней немного скрасило то, что на этой планете есть еще люди, которые работают даже в рождественские каникулы, и по счастливому стечению обстоятельств, некоторые из них — мои партнеры по бизнесу.

Еще одно долбаное Рождество в пустом доме.

— Прости, Булки требовали срочные обнимашки, — смеется Валерия.

Вряд ли осознает, что ласковые нотки в ее голосе еще не до конца выветрились, и на меня это действует как ржавыми иглами в сердце.

Она называет близняшек Булки Круасановны.

А как называла бы нашего ребенка?

— Так что насчет Рождества? — перестраивается на привычный тон, но чуть более осторожный. Наверное, очень переживает, что я откажу.

А я и хочу отказать.

Но не могу.

Не имею права.

Должен соблюдать договоренность.

А еще так у Стаси есть хотя бы какая-то мама, потому что родная уже давно ее не узнает, и даже не помнит, что у нее есть дочь.

— Хорошо, конечно, — я говорю это спокойно и убедительно.

Но либо все-таки промахиваюсь, либо Валерия тоже успела неплохо забраться мне под кожу, и считывает то, что не в состоянии заметить даже Вика, которая, конечно, проводит со мной гораздо больше времени.

— Вадим, а у тебя какие планы на Рождество?

— Сплавлю тебе дочь и высплюсь на год вперед, — пытаюсь отделаться шуткой.

Пауза.

— Значит, Вадим Александрович, я приглашаю вас на Рождество в наши северные края, — уверенно подводит черту Валерия. — Отказ не принимается.

— Лоли…

— Не принимается, Авдеев, — мягко, но хорошо мне знакомым тоном той стервы из спортзала, у которой я когда-то почти как зеленый пацан выбивал шанс на второе свидание. — На Шутова смотреть не обязательно — можешь смотреть на снег!

Когда на поздних сроках беременности она уже явно не рисковала прилетать за Стасей, за ней приезжал Шутов. Мы, конечно, как взрослые мужики, жали друг другу руки, обменивались парой дежурных фраз и разбегались. Так же и когда он привозил дочь обратно.

Валерию я не видел уже полгода.

И было бы огромным лицемерием перед самим собой, считать, что увидеть ее я не хочу.

Но это какой-то ёбаный пиздец — смотреть, но не трогать, даже не дышать в ее сторону.

А может, мне просто надо один раз увидеть, что у нее все супер-отлично — дочки, коты, муж, снег этот ебучий. Один раз выпить коктейль с напалмом, сгореть, перегореть и истлеть?

Прижимаюсь лбом к шершавой поверхности груши.

— Вадим, слушай… Хочешь ты этого или нет, но мы — семья, а Рождество — семейный праздник.

— Стрёмная семья. — Сарказм вырывается из меня раньше, чем я успеваю прикусить язык. На всем ходу врубаю тормоза, выхолаживаю голову до звенящей ледяной пустоты.

Она же старается. Сглаживает углы. Пытается найти баланс.

— Научишь Стасян лепить снеговика, — продолжает «соблазнять» Валерия. — Димка учит ее лепить геометрические фигуры, представляешь? Они в прошлом месяце равнобедренный треугольник разучивали.

Я смеюсь.

Не хочу, но смеюсь.

Странное чувство — когда вроде и полегчало, но сдохнуть хочется почему-то еще больше.

— Правильно я понимаю, что этот вопрос ты с мужем еще не обсудила?

— Этот вопрос мы обсудили еще в прошлом году, когда я не была уверена, что ты захочешь ее отпустить. Это был план «Б».

— Как я мог забыть, что у Шутовых семейная традиция — всегда иметь запасной план.

— Сдавайся, — коварно подталкивает к пропасти Валерия. — Я сделаю лютефиск[2].

— А если нас твой муж за этим застукает? — Изображаю тот пофигистический тон «матрешки» который всегда ее успокаивает, и в нашем с ней общении все расставляет на свои места.

— Ну, тогда заранее договоримся, что выживший закапывает второго, — почти без заминки находит решение. Уверен, что и переговоры на работе она ведет точно таким же тоном.

Маленькая деловая соска.

Чужая жена.

Я вздыхаю, но на этот раз немного раздраженно, потому что слышу рваное шипение в затылок.

Вика зашла в зал пару минут назад — я увидел ее отражение в зеркалах.

Уже около минуты стоит у меня за спиной, но только сейчас начинает дышать слишком выразительно. Поворачиваюсь к ней, смотрю сверху вниз на плотно сжатые губы и взбешенный взгляд.

— Давай мы потом созвонимся, — говорю Валерии, — договоримся, когда ты приедешь.

— Авдеев…

— Прости, я сейчас уже занят.

Она сбито говорит «извини, поняла», и я первым тыкаю в наушник, чтобы закончить разговор. Музыка, которую перебил звонок Валерии, взрывается с паузы. Вика что-то говорит, но я не слышу ни слова. Просто позволяю ей сбросить пар. Что она услышала? Что я шучу с какой-то женщиной насчет ее ревнивого мужа?

Хочется сказать: «Вик, не заплывай за буйки, не надо, ну вот какого черта?»

Но я помню, через что ей пришлось пройти, поэтому нарочно терпеливо жду, пока выскажется. Потом еще пару секунд.

Вынимаю наушник.

— Ты меня даже не слушаешь, Вадим, — язвит Виктория.

— Зато ты меня подслушиваешь, стоя у меня за спиной, — спокойно отвечаю я.

— Ну, зато теперь я знаю, что ты обсуждаешь свидание с чужой женой!

— Я тебе никогда не изменял, Вика, не изменяю и не собираюсь изменять. Мы договорились кое о чем, помнишь? — Пытаюсь мягко напомнить, что выкатывать ревность в такого формата отношениях — прямая дорога на выход из этих отношений.

— Своим ушам я тоже верю, Авдеев! Ну и когда она приедет? Твоя немножко замужняя блонда.

Я понятия не имею, что она знает про Валерию. Свою личную жизнь я никогда и ни с кем не обсуждаю, а тем более не посвящаю никого в нашу «стрёмную семейную историю», потому что мы втроем нашли приемлемый компромисс, а всех остальных это в принципе ебать не должно.

— Вик, тебе лучше сейчас уйти. — Из состояния адской боли меня, с легкой подачи Виктории, швыряет в точку тотального разрушения. Я отсюда таких дров наломать могу, что хватит сжечь весь земной шарик. Поэтому я уже просто мастер жесткого торможения. — Успокоишься — и мы обо всем поговорим, хорошо?

— Ты ее любишь, да?! Ту блонду? Ждешь ее? А я так, убить время, пока она не даст «зеленый свет»?

— Ты делаешь обо мне какие-то свои выводы, которые ко мне не имеют никакого отношения, Виктория. — А я этого терпеть не могу. Справедливости ради, Валерия тоже этим грешила, но ей я прощал, потому что любил.

Любимой женщине можно любую хуйню простить.

Буквально. Вообще все. Я бы все простил. Любой косяк. Любую дичь.

Кроме предательства.

Предательство я не прощаю вообще никому.

Вика отступает на шаг назад, но в ту минуту, когда я начинаю верить в ее благоразумие — снова подается вперед. Протягивает руки, обнимает меня за талию. Жмется очень плотно. Упирается лбом мне в грудь.

Я потихоньку сцеживаю злость через зубы.

Точно так же, два с небольшим года назад, она сделала, когда пришла на встречу, которую сама же и назначила, рассказала, что ей нужна помощь. Я тормознул, потому что хоть Таранов к тому времени уже успел как следует насрать мне за воротник, вот так в омут с головой бросаться вытаскивать дев из беды я не привык. Тогда Вика очень смело сняла пиджак, расстегнула блузку, позволила белоснежной ткани сползти по телу и выдержала мой наверняка не самый приятный в мире взгляд, пока я смотрел на ее покрытое ожогами и шрамами тело. Некоторые были такими свежими, что оставили следы на шелке. А когда я встал, чтобы помочь Вике одеться, она потянулась, обняла, и очень долго, без остановки, повторяла: «Вадим, спасите меня, спасите меня…»