Сумерки войны (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 14

Вот только никакого смысла производить эти машины после «насыщения» германской пехоты длинноствольными 50 мм пушками не было, снаряды легко пробивали лобовую броню. К тому же бортовая защита так и оставалась на уровне 15 мм и поражалась вообще всеми противотанковыми средствами, что были у вражеской пехоты, и горели они как злосчастные «двадцать шестые» или «бэтушки». Да и устанавливать на каждый танк по два двигателя признали нецелесообразным — лучше изготовить пару малых бронетранспортеров на базе Т-60 взамен одного Т-70. Вот эти МТЛБ пришлись в механизированные корпуса, как говорится, ко «двору» — маленькие, низкие, всего полтора метра по кромке рубки, они представляли крайне неудобную цель, а из–под обстрела быстро выходили на скорости, стараясь спрятаться за любой складкой местности. Тонкая десятимиллиметровая броня защищала от пуль и осколков экипаж, и главное — они имели многофункциональность — перевозили десант из семи автоматчиков, являлись штабными машинами с установленной радиостанцией, а то и двумя, если убирали пулемет. Легко буксировали полковой 120 мм миномет, трехдюймовое орудие ЗИС-3 или противотанковую 57 мм пушку ЗИС-2, впрочем, последних в армии было немного, всего несколько сотен. При этом перевозили в бронированном «кузове» боеприпасы с расчетом, с «комсомольцем» тут не сравнить.

Однако в последнее время в войска по настоянию маршала Кулика стали поступать маленькие самоходно-артиллерийские установки, созданные на их базе — в рубке устанавливалось новая длинноствольная сорокапятка, превращая МТЛБ в противотанковые САУ, или 76 мм полковая пушка, хорошо поражавшая вражескую пехоту и легкие полевые укрепления. На них стали ставить и крупнокалиберные пулеметы ДШК, из которых расчеты могли стрелять и на ходу, причем использовали не только против самолетов, наступающие цепи инфантерии противника натурально «выкашивались».

Новинку оценили в ГАУ, запросы от Яковлева и Воронова превышали все разумные пределы, выполнить которые даже на четверть невозможно. На эти многоцелевые МТЛБ заявки пошли со всех сторон, особенно требовались они для стрелковых дивизий, командующие армиями настаивали и выпрашивали эти машины, только производство наркомата танковой промышленности даже первоочередные потребности одних мехкорпусов удовлетворить не могло. Кроме Москвы, Сталинграда и Горького, МТЛБ начали делать в Кирове и Свердловске, но выпуск пока не дотягивал до семи сотен в месяц. Оставалось надеяться, что к осени поставки от наркомата танковой промышленности как минимум удвоятся, и Красная армия получит дешевое и надежное вооружение в виде этих МТЛБ, к которым немцы уже относились без всякого пренебрежения, называя их «саранчой» или «чумой»…

В годы 2-й мировой войны в германском вермахте старались сделать свою бронетехнику многофункциональной — варианты одного бронетранспортера под выполнение различных задач…

— Они нас хотят живьем выжечь! Азиатская жестокость, совершенно непонятная любому цивилизованному человеку!

Генерал Брокдорф-Алефельд с нескрываемым ужасом смотрел на густую пелену черного дыма, что неотвратимо наползал с юга. На севере и западе также вставали черные столбы — леса горели и там. Разбушевавшиеся пожары сопровождались разрывами и раскатами, напоминавшими громовые, вот только ливня можно было не ожидать — на голубом небе ни облачка. Это шла война, приобретая новые для себя черты. Теперь становилось понятным, что удумал русский маршал Кулик, отличавшийся воистину византийским коварством. Он просто ожидал теплой и сухой погоды, и сама природа ему в том подыграла — целую неделю на небе было ясно, и даже кое-где подсохли болота, по которым стало возможным проходить даже машинам, правда если проложить гать из бревен.

За это время русские подтянули тяжелую артиллерию, завезли побольше снарядов, к ним подошли части огнеметчиков, а также прибыли десятки танков, которые метали адские воспламеняющие смеси на сотню шагов. Но основной удар наносили исключительно по большим площадям лесов своими реактивными минометами, которые ни на что больше не годились. Их ракетные снаряды из них летели куда угодно, кроме самой цели, относительно недалеко и с большим разбросом. Зная это, немецкие артиллеристы быстро накрывали огнем позиции этих самых «катюш», над которыми в сухую погоду поднимались столбы дыма и пыли, и горе им, если сразу после залпа машины не успевали быстро покинуть позиции. Хотя зрелище сотен летящих по воздуху в ночном небе рукотворных «комет» с огненными «хвостами» было удивительным и устрашающим, вот только воздействие на солдат было больше психологическим. Может быть, какие-то недостаточно обученные войска эти дьявольские приспособления и напугали бы, а дикие азиатские и африканские племена привели в ужас, но не стойких духом германских солдат, к тому же хорошо окопавшихся. Но когда накрывались сразу огромные площади в глубину на пять — восемь километров, тут все зависело от калибра самих ракет в 8 или 13 см, вот тогда становилось по-настоящему страшно. И можно было только с едва сдерживаемым страхом гадать, сколько «органов Сталина» подвезли большевики на этот раз.

— Они снаряжают их термитом специально, что бы было как можно больше пожаров, не жалея собственное население, которое здесь проживает. Какие бессердечные и жестокие твари!

Генерал выругался, не сдерживая эмоций. Аристократа раздражало такое варварское отношение русских к своим соотечественникам, что не успели эвакуироваться. И в то же время, точно такое же отношение к «склавенам», то есть славянским рабам, было у его предков, которые добрым рыцарским мечом приводили языческие племена к покорности. А еще больше бесило то, что, не проявляя жалости к своим, русские ясно показывали, что всех немцев, что пришли на их землю, они истребят до последнего человека, и с собственными потерями считаться не будут. И запугать их невозможно, хотя входившие в состав окруженной группировки эсэсовцы из дивизии «Мертвая голова» Теодора Эйке проявляли максимальную свирепость, расстреливая захваченных в плен красноармейцев, а попутно, из опасений перед партизанами, уничтожая деревушки вместе с жителями, не жалея стариков, женщин и детей. Так что за эти зверства пощады никому не будет — это окруженные под Демянском германские солдаты отчетливо понимали, просто никто не ожидал, что их начнут вульгарно выжигать, причем буквально жечь. Пожары разрастались, кое-где загорелись торфяники — удушливый дым стелился над землей, люди буквально задыхались. Но отчаянно сражались, стараясь отбивать русские атаки, однако бесплодно — кольцо окружения медленно сжималось, будто гигантская анаконда обвивала свою несчастную жертву, душа ее в смертельных «объятиях».

Германские дивизии медленно пятились, сдавая позицию за позицией, но все же отходили к Демянску, сражаясь ни столько с противником, сколько с чудовищным огнем. Русские действовали решительно — вначале пускали пал, потом добавляли «жару» огнеметами, а там быстро продвигались вперед по выжженной земле, пуская вперед танки, что оставляли на пепелищах характерные «рубчатые» следы. А затем вперед продвигалась пехота, подтягивалась тяжелая артиллерия, подвозились боеприпасы и снова выдвигались в одну из ночей реактивные установки.

И все начиналось сначала…

— Прах подери, если фон Кюхлер затянет с помощью, нас тут всех превратят в обжаренное мясо!

Генерал Брокдорф прекрасно понимал, чем закончится сопротивление его войск в «крепости Демянск» — еще пара недель, и девяносто тысяч хороших немецких солдат будут полностью истреблены, убиты или сгорят в пламени. Самолеты в «котел» уже не летали — оба аэродрома обстреливались советской артиллерией днем и ночью, до взлетно-посадочных полос уже добивали 152 мм гаубицы. И хотя люфтваффе отчаянно боролась за господство в воздухе, большевики тоже наращивали свои военно-воздушные силы. И действовали необычайно смело, вели настоящую охоту не только за германскими самолетами, но и за планерами, в результате чего поступление пополнений практически прекратилось — никто не собирался отправлять солдат в их последний полет, в котором девять из десяти, поджидала в конце «путешествия» неминуемая смерть.