Хулиган-ство мирового масштаба (СИ) - "Хаинц" - Страница 18

— Например? — поинтересовался Финес.

— Например: «А почему образование должно быть скучным?», «Почему нельзя изучать то, что интересно?», «Кому выгодно, чтобы дети не умели критически мыслить?»

Ферб записал все вопросы в блокнот и добавил: «Отличная программа для первого урока».

А я подумал, что если наши первые ученики уже думают как настоящие исследователи, то, возможно, у человечества есть шанс.

Где-то вдалеке заплакал представитель Министерства образования, но нам было на него глубоко наплевать. У нас были более важные дела — готовить революцию в головах маленьких людей.

А то, что мы называем это «злодейским образованием», так это уже детали.

---

Итак, Драккен берется за самую сложную и важную задачу — воспитание нового поколения. Впереди нас ждет столкновение с системой, которая боится детей, умеющих думать больше, чем любого суперзлодея.

Знаете, что самое сложное в карьере реформатора образования? Не придумать революционную программу. Не найти талантливых преподавателей. И даже не убедить родителей доверить вам своих детей. Самое сложное — это объяснить налоговой инспекции, почему в графе «расходы» указано: «50 000 джугурджумов на взрывчатые вещества для уроков химии».

— Господин, — невозмутимо сообщил Норман, изучая официальное письмо через увеличительное стекло, — Министерство образования потребовало немедленного закрытия всех наших филиалов.

— По какой причине? — поинтересовался я, не отрываясь от разработки учебного плана по предмету «Практическое применение физики в благотворительности».

— Цитирую: «Деятельность так называемого Института принудительного просвещения представляет угрозу психическому здоровью детей, традиционным семейным ценностям и национальной безопасности».

Я поднял глаза от чертежей:

— Национальной безопасности? Серьезно? Мы что, учим детей свергать правительство?

— В некотором смысле, да, — философски заметила подошедшая Шиго. — Мы учим их думать. А думающие граждане действительно могут быть опасны для некоторых видов правительства.

Было это через две недели после открытия наших первых «образовательных приемных». Две недели, в течение которых произошло столько событий, что хватило бы на целый учебный год обычной школы.

Флешбек: неделя назад

Все началось с того, что наши первые ученики начали приходить домой… изменившимися. Не внешне, конечно — мы же не монстры, чтобы делать детей зелеными или фиолетовыми. Хотя, признаться, идея с черно-красно-белыми волосами как знаком отличия отличников мне нравилась.

Нет, дети изменились внутренне. Они начали задавать вопросы.

Первой забила тревогу миссис Паркинсон, мать восьмилетней Эмили:

— Доктор Драккен! — заявилась она прямо в наш миддлтонский филиал, размахивая блокнотом дочери. — Что вы сделали с моим ребенком?!

— А что случилось? — невинно поинтересовался дежуривший там преподаватель физики, бывший научный сотрудник НАСА.

— Она… она спросила, почему наша семья платит за медицинскую страховку больше, чем зарабатывает мой муж! А потом предложила рассчитать, сколько мы сэкономим, если будем лечиться в клиниках Лиги Зла!

— И? — не понял преподаватель.

— КАК «И»?! Восьмилетний ребенок не должен разбираться в семейной экономике! Это подрывает родительский авторитет!

Или вот случай с десятилетним Томми Андерсоном. Мальчик пришел домой после урока «Экологии для начинающих злодеев» и заявил родителям:

— Мама, папа, а почему мы выбрасываем пластиковые бутылки в обычный мусор? На уроке сказали, что их можно перерабатывать и делать клумбы для бездомных цветов!

— Бездомных цветов? — переспросила мать.

— Ну да! Цветов, у которых нет дома! Мы можем им построить домики из переработанного пластика!

Родители были в ужасе. Ребенок не только заботился об экологии, но и придумывал творческие решения!

Но апогеем стал случай с двенадцатилетней Сарой Джонсон. После урока «Критическое мышление и анализ информации» она пришла домой и заявила:

— Пап, а ты знаешь, что в новостях часто врут?

— Что?! — поперхнулся отец, который как раз смотрел вечерние новости.

— Ну да! Нас научили проверять источники информации, анализировать мотивы журналистов и искать альтернативные точки зрения. И я обнаружила, что половина того, что показывают по телевизору, — это либо реклама, либо чья-то пропаганда!

После этого родители собрали экстренное собрание и потребовали от властей «немедленно остановить образовательный терроризм Лиги Зла».

Возвращаемся в настоящее

— Итак, — продолжал читать Норман, — Министерство образования обвиняет нас в «подрыве авторитета взрослых», «пропаганде независимого мышления среди несовершеннолетних» и «незаконном обучении детей полезным навыкам».

— Незаконном обучении полезным навыкам? — переспросила Шиго. — А разве есть закон, запрещающий учить детей полезному?

— Оказывается, есть, — мрачно подтвердил дворецкий. — Статья 15.4 Кодекса об образовании: «Образовательные программы должны соответствовать стандартам, утвержденным Министерством». А наши программы… как бы это сказать…

— Не утверждены? — предположил я.

— Министерство отказалось их даже рассматривать. Сослались на то, что «программы с названиями вроде 'Злодейская химия для добрых дел' не соответствуют образовательным традициям».

В этот момент в кабинет ворвался один из наших гастарбайтеров с видом человека, который только что увидел приближение армии:

— Насяльника! Большие проблемы! К филиалу в Миддлтоне подъехали автобусы с надписью «Министерство образования — служба экстренного реагирования»!

— Служба экстренного реагирования? — удивился я. — На что они реагируют? На детское счастье?

— Видимо, да! Они привезли с собой какие-то приборы и говорят, что будут «измерять уровень образовательной опасности»!

Я и Шиго переглянулись. Ситуация становилась абсурдной даже по нашим меркам.

— Норман, — сказал я, вставая из-за стола, — готовьте вертолет. Едем разбираться с этой «службой экстренного реагирования». И захватите камеру — если они собираются изображать из себя спецназ против детского образования, это нужно задокументировать.

Через час, у филиала в Миддлтоне

Картина, открывшаяся нам по прибытии, превзошла все мои ожидания. Перед небольшим зданием нашего филиала стояли три черных автобуса, два фургона с научным оборудованием и… карантинная палатка.

Да, карантинная палатка. Словно наша школа была очагом эпидемии смертельно опасного образования.

Люди в белых костюмах химзащиты ходили по территории с приборами, которые что-то пищали и щелкали. Один из них размахивал датчиком и кричал коллеге:

— Здесь зашкаливает! Уровень критического мышления превышает норму в пятнадцать раз!

— А тут вообще ужас! — вторил ему другой. — Датчик творческого потенциала просто сошел с ума!

Я наблюдал за этим цирком из кустов (да, мне пришлось прятаться в кустах рядом с собственной школой — ирония зашкаливает) и думал: неужели система образования настолько боится думающих детей, что создала специальную службу для борьбы с обучением?

— Дрю, — прошептала Шиго, — они что, серьезно считают образование заразной болезнью?

— Судя по всему, да. Смотри, они же измеряют «уровень опасности знаний».

В этот момент из школы вышел наш преподаватель математики — добродушный пожилой профессор Эйнштейнович (да, это его настоящая фамилия, потрясающее совпадение). В руках у него был обычный учебник по арифметике.

— СТОЯТЬ! — завопил один из «экспертов». — НЕ ДВИГАТЬСЯ! У ВАС В РУКАХ ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ!

Профессор Эйнштейнович остановился и с недоумением посмотрел на учебник:

— Это… это обычная арифметика для третьего класса…

— ОБЫЧНАЯ?! — эксперт чуть не подавился от возмущения. — Вы учите детей самостоятельно решать задачи! Это подрывает их зависимость от взрослых!