Я обязательно вернусь. Книга 2 (СИ) - Ольвич Нора - Страница 32

— Вставай Анна и скажи всё, что ты хочешь, но только у меня в кабинете, смотря мне в глаза. А не лёжа на песке, как растоптанный и безвольный никчёмный человечек. Вставай!

И я ушла, бросив полотенце, что было у меня в руках на песок. К нам бежала сеньора Бланка. Понятно, защитница тут как тут. А где графиня? О! На месте. Давайте, теперь можно и пожалеть её.

— Ты должна сделать мне маску! — а Анжелик и вовсе не собиралась уходить. Выслушав взрослых, она, вероятно, поняла, что и ей можно повысить голос. Ещё немного. И грозно смотря на Анну, она собиралась заплакать.

Я как-то спросила девочку, на правах старшей сестры, так сказать: — Ты чего орёшь, если что не так?

— Когда я начинаю плакать, вы всё сразу делаете, как я хочу, — спокойно ответил ребёнок. И ведь логика-то железная.

А дальше раздался такой вопль! Что бедная монашка уже не знала, кому оказывать первую помощь.

Через полчаса в кабинет вошла собранная Анна, с тёмными кругами под глазами, похудевшая. Опрятная, и это была та самая женщина, которую я знала до её развода. За ней шла группа поддержки — виконтесса Бланка д’Льетуаль и графиня Жанна делла Гутьеррес. Они шли оберегать несчастную Анну от меня. Ну что же сейчас я вас всех заставлю или ценить себя как положено. Или нам не по пути!

Решительно попросила их закрыть входную дверь, прошла к сейфу и достала оттуда чёрную бархатную коробку. Вскрыла замок маленьким серебряным ключиком. Раздался тихий вздох.

Ожерелье «Соната» лежало на голубом атласном шёлке, и сияло в лучах полуденного солнца. Несравненные бриллианты без всякой луной примеси, они завораживали своим совершенным блеском. Сапфиры таинственно мерцали в обрамлении золота высшей пробы.

— Я обещала, что эти камни никогда не уйдут в королевский дом Франции. Они будут историческим наследием твоих детей Анна, ты должна быть достойна такой награды! Люди умирали под пытками, но не открывали своих секретов. Они не были слабы, как мы. Они шли на костёр за веру. И знаешь, за эти четыре месяца много чего произошло, ты присядь дорогая. Пусть присядут и твои защитницы.

Я убрала со стола всё тяжёлое, а украшение спрятала в сейф и тоже присела.

— Понимаешь, во Флоренции умирал младший брат моего мужа и просил навестить его, прислав письмо с нарочным. Так как у него осталась на попечении маленькая внучка, Элеонора, мне пришлось срочно выехать. Ребёнку всего пять лет, и родственников больше нет. Мой муж в странствиях. Я не могла отказать умирающему человеку в последней его просьбе. И также не могла отдать малютку на воспитание в монастырь. Я прожила там всё своё детство. Мне было очень жаль девочку.

Хорошо, что подвернулось судно, выходящее из порта Салерно, наше то на реконструкции. Ухаживая за маркизом Динадано-де Аулестия, я рассказала ему про твою историю. Сказав, что мы, скорее всего, очень скоро потеряем тебя. Он очень проникся твоей участью. Его волновали все подробности твоих отношений с королём. Я описывала тебя ему, твой характер. Твой смех и небывалый талант рифмовать слова и то, что ты взялась вопреки всему сама вести дела своих мастерских. Даже портрет набросала грифелем. А до этого и про своего мужа ему говорила, как он дал мне защиту, оберегая от всего мира только именем своим. Не имея в помыслах ничего отвратного.

И вот, маркиз, он… ну, в общем, Анна, он очень благородный человек, да упокой его душу Господь. Он сделал тебе предложение, и я не отказала! На тот момент я являлась твоим опекуном. Я вступила в брак от твоего имени по доверенности, ты писала её, когда-то очень давно. Не на брак, конечно, но тем не менее. Мы беседовали с местным падре. И решили, что ты должна уйти из этого мира, нося благородную Флорентийскую фамилию. Знаешь, Франциска недолюбливают в Европе. Он не может держать слово. А я, я сохранила эту доверенность, я тогда закупала для твоего производства серебро и поделочные камни.

Всё было по закону, мы приглашали в дом священника, и он освятил ваш брак. От имущества у маркиза мало чего осталось. Маркизет весь разграблен. Много денег высосали военные действия. Его сын погиб на войне с Францией, невестка после известия о гибели мужа ушла за грань в течение месяца. Маркиз, он давно уже был вдов, угас древний род — в принципе это только титул.

И ещё остался дом с небольшой деревенькой. Я, как смогла, попыталась хозяйничать там, но торопилась обратно на остров. Он умирал и смотрел на твоё лицо на портрете и говорил, чтобы ты обязательно воспользовалась этой возможностью, если придёшь в себя. И что он даёт тебе своё имя в защиту от такого жесткого мира этого века.

Получается, теперь вы флорентийская маркиза Анна-де Аулестия, вдова этого прекрасного человека, а девочку я воспитаю сама. Ты не беспокойся, она же мне как-никак родня. И да дом в Венеции куплен и зарегистрирован на вас маркиза.

Тишину и напряжение в кабинете можно было просто мешать ложкой, или резать ножом, маркиза пожирала меня глазами. Я не знала, что от неё ожидать.

Получается, я её выдала замуж, не успела она и развестись толком. Что подумает король Франциск. Мне, если честно всё равно что подумает мой дядюшка. Раньше надо было думать!

Тишину разбавил тихий шум открывающейся двери, и в кабинет зашла маленькая девочка. Локоны нежного серебра обрамляли её личико, зеленоватые глаза смотрели по-взрослому очень серьёзно. Худенькая и такая трогательная, в тёмном платье она присела в реверансе:

— Тётя Каталина, я маску принесла, Анжелик, она боится сама идти, — девочка положила на стол украшение — но она просила передать, что очень хочет пойти на бал. И обязательно в маске.

— А ты хочешь, Элеонора? — я смотрела на неё с доброй улыбкой.

— Да, но мне пока нельзя, я в трауре, потому что дедушка ушёл на небо, там его ждали Ангелы, — тихо ответил ребёнок — я пойду к морю, ты пойдёшь со мной? А та тётя грустная она теперь моя мама? — девочка повернулась на шорох и увидела Анну. — Простите синьора.

Смена чувств на лице женщины, отражаются бесконечной гармонией, где смешиваются радость, грусть, улыбки, слёзы, и все они становятся частью того, что делает её уникальной и прекрасной. Она просто картина, на которой написаны все её переживания, эмоции и опыт; каждая деталь этой картины отражает истинную сущность её души.

— А ты возьмёшь меня к себе Мамой, — вдруг раздался тихий голос Анны.

— Возьму, если мы будем вместе. Тогда не так страшно. А вы сможете меня полюбить? — Элеонора смотрела на Анну очень, серьёзно в глазах её был немой вопрос. Для неё это было очень важно.

— Иди ко мне моя девочка, — слёзы текли по лицу Анны.

— Я обязательно буду тебя любить, обещаю.

Климат средиземного моря: он действительно творил чудеса. Мадам Анна постепенно восстанавливалась. Тот её порыв в отношении Элеоноры я сочла за временное проявление чувств. Трогательный, конечно, но слегка преждевременный. И была готова к охлаждению со стороны бывшей герцогини. Маленькая девочка жила с нами уже несколько месяцев и служила живым примером для несдержанной и взбалмошной Анжелик. Юная маркиза была уверенно спокойной и весьма рассудительной малышкой. Она не говорила, как надо вести себя. Всем своим поведением девочка просто показывала, как это, должно быть. Тихий взор, полный достоинства — синьорина Элеонора была естественно аристократична, что вызывало уважение у окружающих. И мадемуазель Анжелик видя это, пыталась ей подражать.

Как ни странно, но Анна потянулась к этой уравновешенному ребёнку, потерявшему так много в этой жизни. В ней возникла естественная потребность о ком-то заботиться. Если бы не Элеонора, то Анна бы начала, думаю, заботится только о себе самой. И жалеть, естественно, только себя, обвиняя в произошедшем разводе, и пренебрежении бывшего любовника, весь окружающий мир. Нанося своему сознанию, таким образом, непоправимый вред.

А так они всегда с Элеонорой были вместе. И очень часто мы с графиней наблюдали как две дамы из флорентийского рода де Аулестия в траурных одеждах, которые необходимо было носить ещё целый год, ранним утром, два раза в неделю, отправлялись в город в мастерские. Охрана сопровождала их на работу, которая им обеим доставляла удовольствие ещё и тем, что они просто были рядом. Были у друг друга всегда. Ведь потери сближают иногда, казалось бы, совершенно чужих людей.