Звездная Кровь. Изгой VII (СИ) - Елисеев Алексей Станиславович - Страница 6

— Ну что, хозяин, опять спасаешь мир, пока я тут от безделья помираю? — начал он, скалясь, словно пустынный гиен. — Я тут такой суп с кореньями замутил, а тебя всё нет. Не ценят меня. Где благодарность, а?

— Благодарность, Чор, будет, когда ты перестанешь воровать всё, что плохо лежит, — огрызнулся я, но без особой злобы.

Он хохотнул, ничуть не смутившись, и потёр щеку, словно размышляя, какую байку мне скормить.

— Ты ж меня знаешь, Кир, я — зоргх честный. Ну, по-своему…

— Лучше скажи, как там на стенах? Твои глаза получше моих видят. Что интересного?

Чор посерьёзнел, хотя уголки рта всё ещё подрагивали от сдерживаемого смеха.

— А что интересного? Песок, пыль, да миражи. Только эти миражи, знаешь, уж больно на живых тварей смахивают. Далеко, пока не разобрать, но чую я, не к добру это. Пустыня, она шепчет, Кир. И не ласковые слова.

Я кивнул, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Чор, хоть и жулик, в таких делах не ошибался. Если он что-то чует, значит, скоро жди беды. Пустыня действительно шептала, и её шёпот был пропитан кровью и смертью. Я взглянул на кольцо на пальце. Может, и мне пора послушать этот шёпот, прежде чем он станет рёвом, который нас всех поглотит?

— Ладно, — бросил я, хлопнув его по плечу. — Может, твой суп последнее, что я попробую перед тем, как Единство решит, что я слишком долго его копчу.

Чор заржал, но я уже шёл дальше, к кантине, где меня, судя по крикам, ждал очередной спор. Хеог Сворг, хозяин этого дырявого заведения, стоял у входа, красный, как варёный маблан, и орал на Минтена, похоже, опять что-то напортачившего. Сворг, высокий, с пузом, перетянутым засаленным фартуком, выглядел как человек, который устал от всего на свете, но готов драться за свою кантину до последнего вздоха. Минтен же, с сальной ухмылкой и сломанным носом, торчащим вбок, казался воплощением неудачника, который всё равно лезет в герои, хотя стреляет так, что лучше бы вообще не брал оружие в руки.

— Кир, скажи этому остолопу, что если он ещё раз проломит мой стол, я его самого в стену вобью! — прорычал Сворг, едва я подошёл. — Этот охламон решил, что ножи метать — его призвание. Только вместо мишени у меня теперь дыра в мебели!

Минтен хихикнул, пожав плечами, и посмотрел на меня, словно ища поддержки. Рука огладила ножны с 'медвежьим’кинжалом. Понятно, как он пробил прочный стол. Его лицо, как всегда, светилось какой-то дурацкой уверенностью, будто мир обязан его любить, несмотря на все косяки.

— Да ладно тебе, Сворг, подумаешь, стол! — он подмигнул мне. — Я ж тренировался! Если что, в бою я этот навык применю, песчаникам головы снесу одним броском.

— Ты и ложкой в суп промахнёшься, не то что ножом в голову, — фыркнул я, скрестив руки. — Лучше скажи, Минтен, ты зачем это делаешь?

Он весело хмыкнул, но в глазах мелькнула тень обиды. Однако меня это мало волновало. Если он хочет быть полезным, пусть доказывает делом, а не болтовнёй.

— Ох, Кир, ты прям как мой старый папаша, — он покачал головой. — Вечно меня пилит, что я не мужик, раз не могу ни бабу содержать, ни дело держать.

Я прищурился, чувствуя, как уголок рта сам собой ползёт вверх в кривой усмешке.

— Лучше к Чору иди, с кашей помоги.

Сворг хмыкнул, явно довольный, что я осадил этого шутника. Я махнул рукой, и вошёл в кантину, чувствуя, как жара снаружи сменяется душноватой прохладой внутри. Ами сидела за общим столом, её лицо, как всегда, было непроницаемым, но тёмные глаза следили за мной с холодной расчётливостью. Дочь степного вождя и бывший инквизитор, загадочная, далёкая, холодная. Её присутствие всегда действовало как напоминание, что союзники — это временно, а нож в спину — вечно. Я кивнул ей, и сел рядом. Задумался. Может, я и правда проклят? Или это просто мир такой, где каждый шаг ведёт к новой крови? Я хмыкнул, потягивая из кружки эфоко. Пора идти дальше.

Эфоко на вкус оказался той ещё дрянью, отдавая какой-то застарелой кислятиной. Но выбирать не приходилось. Эта бесконечная, выматывающая череда коротких, яростных стычек, за которыми следовали тягучие, напряжённые затишья, а затем — новые, ещё более страшные угрозы, напоминала дурной, липкий сон, из которого никак не удавалось выбраться, как ни старайся. Словно мы все оказались на какой-то дьявольской карусели, которая неслась с бешеной скоростью, и спрыгнуть с неё означало неминуемую гибель. Вот мне интересно, всё Единство такое — одна сплошная зона боевых действий? Или это просто я такой «удачливый», что умудрился угодить не просто в забытую выжженную пустыню на задворках цивилизации, а прямиком на гладиаторскую арену, где постоянно приходится с боем отстаивать своё элементарное право на жизнь? Отвлечённые вопросы, на которые у меня не было ответов. Да и времени на их поиски — тоже.

Ами, до этого момента молча сидевшая напротив за столом и с преувеличенным вниманием изучавшая остатки бобовой каши в своей щербатой глиняной тарелке, словно это была какая-то древняя, бесценная реликвия, не предназначенная для посторонних, любопытных глаз, бесшумно поднялась. Я невольно залюбовался. Её движения, были плавными, выверенными и хищно-точными, как у пантеры, готовящейся к прыжку, а лицо оставалось абсолютно непроницаемым, словно высеченным из холодного камня. Она подошла ко мне, её сапоги едва слышно скрипнули по затоптанному полу кантины. Не говоря ни слова, она положила передо мной мой иллиумовый полуторный меч — с виду невзрачный, тускло-серый клинок, но если присмотреться, в его металле можно было разглядеть мириады тускло мерцающих изумрудных искорок, словно вплавленных в сплав, — и мой тяжёлый, верный револьвер, в котором я с нескрываемой радостью узнал свою «Десницу». Оружие, которого мне не хватало.

— Держи, — её голос был ровным, почти механическим, без малейшей тени эмоций, как будто она передавала мне не бесценные предметы с почти волшебными свойствами, а столовый прибор. — Оружие должно быть при хозяине, особенно такое. Ценное…

Я с искренней, почти детской благодарностью кивнул, принимая свой меч. Рельефная рукоять, обмотанная загрубевшей кожей, привычно и удобно легла в мою ладонь, словно была её естественным продолжением. Этот клинок из редчайшего иллиума, не раз спасал мне жизнь в самых безнадёжных ситуациях, и я чувствовал с ним необъяснимую, почти мистическую связь. В ответ, недолго думая, я снял со своего пояса «Медвежью» саблю — ту самую, что изготовил из гигантских, острых как бритва, когтей огромного редбьёрна, который едва не упокоил меня, — и такой же «медвежий» кинжал. Положил их перед ней на стол.

— Это тебе, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более безразлично.

Что сказать ещё? Расставаться с этими трофеями было немного жаль, но Ами ни разу не дала повода сомневаться в своей лояльности.

— Подарок. Сделал из когтей той самой твари, что чуть не отправила меня на тот свет. Может, пригодятся в хозяйстве. Ну, или на память оставишь, если выживем.

Ам’Нир’Юн, как её звали на родине, удивлённо вскинула свои тонкие, изящно изогнутые брови, но, не раздумывая, взяла предложенное оружие. Её длинные, тонкие пальцы с неожиданной осторожностью коснулись грубоватой кромки широкой сабли. В её тёмных, обычно холодных и непроницаемых глазах на неуловимое мгновение промелькнуло что-то похожее на искреннее удивление и даже, кажется, благодарность, но тут же скрылось за привычной, непробиваемой маской ледяной отстранённости.

— Спасибо, — коротко, почти отрывисто, ответила она, сноровисто пристраивая тяжёлую саблю на своём бедре.

Кинжал она ловко сунула за широкий кожаный пояс, стягивавший её талию.

— Редбьёрн… Я слышала легенды, что их когти прочнее самой лучшей закалённой стали. Не знала, что ты ещё и кузнец, Кир. У тебя много скрытых талантов.

— В Легионе, знаешь ли, многому учат, — уклончиво ответил я, позволяя себе кривую ухмылку. — Выживать, например. И делать оружие из всего, что под руку попадётся.