Измена. Ты больше не моя (СИ) - Ярина Диана - Страница 4

Недавно так думала, пересматривая детские фотографии детишек.

Сын уже совсем мужик, дочь тоже — невеста, в универе учится, а так хотелось бы нянчиться с малышом!

Я, помню, еще Роме сказала о своем желании, он фыркнул, хлопнув меня по бедру:

— Мамуль, ты что? Куда нам третьего? Давай жизнью наслаждаться… А не эти пеленки-распашонки, ночные крики и вечный недосып в первые года полтора, а то и два! — поморщился. — Не фантазируй. Хочешь тискать детишек, иди к каким-нибудь волонтерам в семьи малоимущих, понянчись там!

Все ясно, ему хотелось только одно — насладиться этой жизнью и, кажется, он нашел способ это сделать.

Муж завел роман на стороне.

И, судя по всему, с той, которая моложе меня.

Есть у меня такое предчувствие, интуиция.

— Кстати, я как-то видела Романа с одной девицей. Они выглядели такими… увлеченными друг другом. Если бы не знала, что вы идеальная парочка, подумала бы, что он от тебя гуляет! — неожиданно добавляет Настя. — А еще это было бы так позорно!

— Что ты имеешь в виду? — похолодела я.

Настя на несколько мгновений замолкает, а мне хочется ее в этот момент встряхнуть и неожиданно дернуть за волосы.

Она сейчас для меня олицетворение всех тех нахалок, которые лезут в семьи, разрушают отношения между и женой, она для меня живое воплощение наглых тварей с рабочими дырками, которые отворачивают мужчин от их родных детей.

На того же Леху посмотреть и вот она, картина, каким может стать мой муж в будущем.

Разница между ним и Лехой только та, что у Лехи дети маленькие, потому что женился он в первый раз намного позже, чем Рома, а в остальном они похожи.

Роме, наверное, даже проще, ведь дети выросли и уже совершеннолетние, просто мечта! Гуляй, не хочу.

Так что на Настю я смотрю, тяжело дыша.

Она даже делает шаг назад, неловко поднявшись на одну ступеньку выше, и вытягивает руки вперед, будто в защитном жесте.

— Я просто сказала, Вероник! Ты чего такая злая?

— Ты просто… сказала? Нет, Настя! Ты накинула говна на вентилятор, а теперь говорить отказываешься! Или, может быть, тебе нечего говорить. м? Может быть, в тебе горит банальная зависть?

— Зависть? — взвизгивает она немного пьяно.

— Да. Зависть, — говорю я четко и холодно, я ведь ни капельки не пила, ага.

Я ведь, дура такая, до сегодняшнего дня, все еще пребывала в мечтах о маленьком и думала, может быть, получится? Роман в сексе не всегда бывает осторожен, наш второй ребенок — это результат его уверенного «успею выйти». Но я все равно забеременела, и дети у нас погодки. Ох и помотали она нам нервов тогда, первые несколько лет были безумно сложными…

— Ты завидуешь нам, ведь все кругом твердят, что мы с Ромой — идеальная пара. А еще… — делаю паузу. — Еще твой Леха постоянно о нас твердит, вот ты и решила, как говорится, просто подговнить! Сочинила прямо сейчас.

— Нет! Ничего я не сочиняла! Я видела твоего Ромку с другой! И даже сначала подумала, что это его любовница. Смотрю, как он трется с сыкухой и думаю, вот это скандал в идеальном семействе! Они сидели за одним столиком, шушукались, а потом… Потом подошла твоя дочь, обняла ту девушку, и они ушли вместе! Вот я и поняла, что речь идет о подруге вашей дочери! Потому ничего и не сказала. А позорно…. Да, это было бы позорно, — хмыкает она. — Иметь такую соплюху. Ты на Рому посмотри объективно, Вероник. Он выглядит старше своих сорока пяти. Правда-правда! Мой Леха — свеж, как огурчик, и седина только кое-где проглядывает, а у твоего? И щетина седая, и полголовы. Да, буду честной, с этой девочкой рядом он смотрелся бы как ее папаша! Или даже дедушка, — хихикает. — Вот и говорю, позорно было бы, если бы он с такой мокрощелкой связался, позорно было бы, если бы твоего мужа увела сопля такая… Они ведь нам не соперницы! — подбоченилась она. — Мужика ведь надо брать чем? Не только молодой писечкой, нет… Дело не в том, сколько лет твоей писечке, а в том, как грамотно ты ее используешь. И не только ее, — подмигивает. — В этом весь секрет! Ну да, о чем я тебе рассказываю? Судя по тому, как Рома за тобой ухаживает, у тебя со знанием постельных утех все на высоте!

От этого разговора меня уже тошнит.

Писечки, утехи, развлечения…

Неужели только на это мужики и ведутся?

А как же любовь? Забота? Верность?

Как же годы, прожитые душа в душу и поддержка, а?

Кто бы Рому поддержал, кроме меня, когда он прогорел?

Его даже родители не поддержали, родной отец обругал последними словами и заупрямился, не желая помочь, а мог бы тогда продать одну из их квартир, чтобы поддержать сына, но он этого не сделал! Он до последнего за свое имущество цеплялся, хранил его для кого-то, держал.

Так вцепился в эти квадратные метры, никого туда не подпуская, что после его смерти родственники приобрели не шикарную трешку в центре, а проблемную квартиру, без ремонта, старую, распиленную более, чем на десять долей! Предмет вечных споров и разногласий.

Но, выходит, это ничего не значит — ни моя верность, ни любовь, ни уважение.

Все ерунда, а какая-то молодая писечка, девочка огонь, рядом с которой муж чувствует себя хищником, сейчас для него важнее.

За этим негодованием на мужа я упускаю деталь.

Деталь, которая отзывается будто удар осинового кола в сердце, когда я снова и снова прокручиваю этот разговор между нами несколькими минутами позднее.

«Вот я и поняла, что речь идет о подруге вашей дочери!» — звенят в моей голове слова Насти.

Я даже застыла на месте.

Застыла так, словно меня сковало приступом, спину заломило, колени стали деревянные. Пальцы, схватив простынь, держат ее туго, и я не в силах их разжать.

Меня трясет.

От шока.

Накрывает осознанием всей мерзости и глубины этого предательства.

Мой муж и подруга нашей дочери?!

И, если Настя видела их всех втроем, если заметила, как дочь подошла позднее и не выглядела удивленной, значит, дочь знает?

Дочь в курсе, что Рома от меня гуляет с ее подругой и молчала про это?

Обнимала меня каждый день со словами: «Люблю тебя, мамуль!»

Смотрела мне в глаза и прятала гнусную правду за теплыми улыбками.

Ах ты…

Я с трудом делаю шаг, опускаюсь на кровать, матрас скрипнул подо мной.

Дышу рвано.

Сердце — на вылет.

Мне совсем нечем. Дышать.

Перед глазами пляшут цветные пятна, и вдруг…

Дверь в комнату раскрывается, на пороге взбудораженный Рома стоит.

Сжимает телефон в кулаке, сердитый и злой.

Ах, телефон.

Мне хочется смеяться над собой, смеяться до горьких слез.

Я закрыла неверного мужа в бане, думая, что он просидит там до утра.

Так надо было перед этим отобрать у него телефон! Кому-то позвонил и попросил его вызволить!

— В чем дело? — интересуется он.

Подходит ко мне и заглядывает в глаза.

Чертов телефон из рук не выпускает, кладет в карман легких брюк и только после этого наклоняется надо мной.

— Ты бледная очень. Плохо стало?

— Д-да, — киваю. — Голова закружилась.

И правда, голова кружится. Роман дотрагивается до моего плеча, а мне мерзко…

Мерзко, что он трогает меня своими пальцами, которыми только что гонял по прибору, фантазируя о другой.

— Уйди, — глухо выталкиваю.

— Вероника! — вздыхает. — Ну, что ты себе надумала? Глупая.

Его пальцы стискивают мои плечи сильнее, он целует меня в лоб.

Будто покойника.

А еще так целуют детишек или престарелых родителей.

Меня корежит от того, какой уродливой и неправильной стала наша любовь, во что она превратилась.

— Мамуль, я же говорил, не перетрудись. Давай я постелю, идет? — спрашивает Роман мягко, забрав у меня из рук простынь. — Ты, как всегда, обо всех позаботилась, а о себе в последнюю очередь.

— Какая я тебе мамуля?! — злюсь я. — Ты во мне маму свою увидел, что ли? Давно не был на кладбище? Забыл, как она выглядела? Или что?!