Цветы для Элджернона - Киз Дэниел - Страница 13

– Брось. Он прекрасно может сам пользоваться ванной. В книге сказано: это придаст ему уверенности в себе и он будет чувствовать, что чего-то добился.

Чарли боится оказаться один в холодной ванной комнате. Он тянется к маминой руке и всхлипывает:

– Ту… туа…

Но мать шлепает его по руке.

– Нет! – резко бросает она. – Ты уже большой мальчик. Можешь справиться сам. А теперь иди в ванную и спусти штаны, как я тебя учила. Предупреждаю: сделаешь в штаны – отшлепаю.

Я почти чувствую сейчас, как завязываются в узел его кишки, когда они оба выжидательно стоят над ним. Хныканье переходит в тихий плач, он больше не может себя сдерживать, закрывает лицо руками и пачкает штанишки.

Смесь облегчения и страха. Оно мягкое и теплое. Это принадлежит ему, но мама все заберет, как всегда, и оставит себе. А его отшлепает. Мать подступает к нему, крича, что он плохой мальчик, и Чарли кидается за помощью к отцу.

Внезапно я вспоминаю: ее зовут Роза, а его – Мэтт. Странно, что я забыл имена своих родителей и так долго о них не вспоминал. А что там с Нормой? Вот бы сейчас увидеть лицо Мэтта и узнать, о чем он тогда думал. Помню только, что, когда Роза начала лупить меня, Мэтт Гордон повернулся и вышел из квартиры.

Жаль, что я не могу разглядеть их лица более отчетливо.

Почему я никогда не замечал, какая Элис Кинниан красивая? У нее карие глаза, как у голубки, и пушистые каштановые волосы ровно такой длины, чтобы любоваться впадинкой на шее. Когда она улыбается, ее губы складываются бантиком.

Мы сходили в кино, а потом поужинали. Первый фильм я почти не смотрел, потому что слишком остро ощущал ее близость. Дважды ее обнаженная рука касалась моей, лежащей на подлокотнике, и оба раза страх, что она рассердится, заставлял меня отстраниться. Все, о чем я мог думать, – это о ее нежной коже в нескольких дюймах от меня. Потом я увидел, как молодой человек в соседнем ряду обнимает свою девушку, и мне захотелось обнять мисс Кинниан. Страшновато. Но если делать это медленно… сначала положить руку на спинку ее сиденья… продвигаясь вверх… дюйм за дюймом… чтобы коснуться ее плеч и затылка… как бы невзначай…

Я не осмелился.

Самое большее, на что я посягнул, – это опереться локтем о спинку ее сиденья, но тут же пришлось передвинуться, чтобы утереть пот с лица и шеи.

Однажды ее нога случайно коснулась моей.

Это стало таким болезненным испытанием, что я заставил себя не думать о ней. Первым был фильм о войне. Все, что я увидел, – это финал: солдат возвращается в Европу, чтобы жениться на женщине, которая спасла ему жизнь. Второй фильм меня заинтересовал. Психологическая драма о мужчине и женщине, которые вроде бы влюблены, но на самом деле губят друг друга. Все идет к тому, что мужчина собирается убить свою жену, но в последний момент она что-то выкрикивает в кошмарном сне, и это заставляет его вспомнить случившееся с ним в детстве. Внезапно ему открывается, что на самом деле его ненависть направлена на развратную гувернантку, которая повлияла на его личность, пугая страшными историями. Взволнованный этим открытием, он вскрикивает от радости, и его жена просыпается. Он заключает ее в объятия, и получается, что все его проблемы решены. Такой примитив! Наверное, я не смог сдержать недовольства, и Элис захотела узнать, в чем дело.

– Это вранье, – объяснил я, когда мы вышли в вестибюль. – В жизни все не так.

– Конечно! – засмеялась она. – Это мир фантазии.

– Нет, это не ответ! – настаивал я. – Даже в условном мире должны быть правила. Из частей должно закономерно складываться целое. А тут весь фильм – ложь. Все притянуто за уши, просто потому что сценаристу, режиссеру или кому-то еще захотелось, чтобы было так, а не иначе. А это неправильно.

Элис задумчиво смотрела на меня, пока мы брели среди ярких огней ночной Таймс-сквер.

– Ты так быстро двигаешься вперед.

– Я сбит с толку. Сам себя не понимаю.

– Не бери в голову, – настойчиво сказала она. – Ты начинаешь все видеть и осознавать.

Элис повела рукой, будто хотела собрать все неоновые огни по пути к Седьмой Авеню.

– Ты начинаешь прозревать, что скрывается под поверхностью вещей. То, что ты сказал о связности частей, целого, – это понимание самой сути. Прямо в точку.

– Да ладно. У меня вовсе нет ощущения какого-то прогресса. Я ничего не понимаю ни о себе, ни о своем прошлом. Даже не знаю, кто мои родители и как они выглядят. Когда я вижу их в воспоминаниях или во сне, их лица размыты. Даже выражений не распознать. Я ни в чем не смогу разобраться, пока не увижу их лиц…

– Чарли, успокойся. – На нас уже оглядывались прохожие. Она взяла меня под руку, чтобы успокоить. – Наберись терпения. Не забывай: ты за недели проходишь путь, который у других занимает всю жизнь. Ты как огромная губка, впитывающая знания. Скоро все начнет складываться воедино, и ты увидишь, как связаны друг с другом разные области познания. Все уровни, Чарли, – словно ступени огромной лестницы. Чем выше поднимаешься, тем больше мир, который открывается вокруг.

Мы вошли в кафе на Сорок пятой улице, взяли подносы, и Элис оживленно продолжила:

– Обычные люди видят очень немногое. Они не могут сильно меняться или ощутимо расти над собой, но ты – гений. Ты будешь подниматься выше и выше и видеть все больше и больше. И с каждой ступенью будешь открывать для себя миры, о существовании которых даже не подозревал.

Люди в очереди оборачивались и глазели на меня, пришлось слегка толкнуть Элис локтем, и тогда она понизила голос и прошептала:

– Просто молю Бога, чтобы тебе не было больно.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.