Дикое желание (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 26

Нет.

Он оторвал от нее взгляд и продолжил движение. Юри была его центром, его равновесием. Единственным, что удерживало его на земле. Она не станет мишенью для его Ярости. Он сдержится ради нее, защитит ее, как только сможет… даже если это означало защитить ее от самого себя.

И только ради нее он сопротивлялся желанию ударить головой о решетку, кричать и рычать, разорвать путы и заставить контрабандистов прийти и разобраться с ним. Это принесло бы только страдания и боль — потому что они не открывали дверцу клетки. Им и не нужно было этого делать, пока они не доберутся до места назначения. И когда Тарген не мог вырваться из клетки, не мог обрушить свою Ярость на похитителей, что ему оставалось?

Как бы сильно он ни боролся с этим, в конце концов он обратится к Юри. И это будет хуже, чем все, что ей пришлось пережить до сих пор.

Сражаться, а не трахаться.

Сражаться, сражаться, сражаться.

Сражаться с чем? С ебаной клеткой?

Блядь, блядь, блядь.

Нет, черт возьми! Это не ебанаяклетка!

Рычание вырвалось из его груди, и губы растянулись вокруг стиснутых зубов. Ему нужно было ударить кого-нибудь, что угодно, но его руки были скованы, и было не время освобождать их. В любом случае, что хорошего это ему дало бы? Его тело сломалось бы под усиленными прутьями клетки.

Он обвел взглядом комнату, но не позволил ему остановиться ни на ком из других пленников — даже на Илджиби, который стал бы идеальным выходом для его Ярости. Перебранка — это было не то, в чем Тарген нуждался прямо сейчас; ему нужно было действовать. Крен особенно остро осознавал, что находится в безопасности в своей клетке, и он стал довольно искусным в том, чтобы действовать Таргену на нервы. Провоцирование Илджиби привело бы лишь к тому, чтобы спровоцировать самого Таргена.

Черт.

Дома у Таргена всегда были способы выпустить Ярость до того, как она достигала этой точки. Конечно, иногда это приводило к поломке тренажеров, дырам в стенах, в которых не должно было быть дыр, или к избиению до потери сознания незнакомцев прямо на улицах, но, по крайней мере, он выплескивал ее до того, как она достигала убийственного пика, к которому стремилась в настоящее время. Он всегда оберегал тех, кто был ему небезразличен, от необходимости сталкиваться с правдой о том, кем он был.

Ярость была частью его до травмы головы. После она стала им самим.

Тарген услышал свист поднимающейся двери в помещение, почувствовал легкое дуновение на коже, когда в коридор ворвался более свежий воздух, почти сразу ощутил разницу — хотя он в значительной степени блокировал это, в камерах пахло телами, мочой и дерьмом.

Он опустил подбородок, оскалился и встал перед Юри. Даже если бы это, скорее всего, был Фириос, пришедший с пайками, Тарген не рискнул бы оставить ее беззащитной перед еще одной струей из этого гребаного шланга. Ее бледная кожа была испещрена синими и фиолетовыми пятнами в тех местах, куда попал поток.

Мортаннису предстояло страдать из-за этого, но недолго. Тарген не смог бы сдерживаться настолько, чтобы продлить его мучения.

К счастью, сейчас в комнату вошел Фириос, неся ведро с батончиками и кубиками воды. Когда он начал выбрасывать скудные пайки, он сказал:

— От вас, воняет больше, чем от зверинца диких животных.

— Иди сюда, — прорычал Тарген. — Я покажу тебе дикое гребаное животное.

— Вижу, ты все еще не усвоил урок, воргал, — сказал волтурианец. Он бросил кубик воды в клетку самки ажеры. — Возможно, нам следует закончить ваше путешествие без еды и воды, чтобы посмотреть, будете ли вы более сговорчивыми после?

— Тарген, не надо, — сказала Юри с ноткой беспокойства в голосе.

Но он не мог остановиться сейчас. Он не мог держать рот на замке. Ему нужно было высказать это, ослабить давление, найти выход. Ему нужно было воспользоваться бесконечно малым шансом на то, что Фириос окажется настолько глуп, чтобы открыть дверь камеры.

Если бы Юри подошла ближе и положила на него руку, этого могло бы быть достаточно, чтобы временно успокоить бушующего зверя внутри.

Тарген подошел к передней части клетки раньше, чем она успела это сделать. Ярость шептала в глубине его сознания, чей голос был грубым и соблазнительным, побуждая его врезаться в решетку, колотить по ней телом, подчинить ее своей воле. Жар вырвался из его центра, наполняя тело и усиливая каждое ощущение.

— Тебя не будет рядом, чтобы узнать.

Слегка наклонив голову, Фириос остановился перед Таргеном.

— Ты проиграл, воргал. Все кончено.

— Я кажусь тебе мертвым?

Фириос ухмыльнулся и неопределенно пожал одним плечом.

— Нет. Но ты действительно выглядишь так, словно тебя связали и заперли в клетке по пути на калдорианский рынок рабов.

— Очень жаль, что ты умрешь прежде, чем почувствуешь боль, которую заслуживаешь.

— Тебе действительно следует более творчески подходить к угрозам, воргал. Сделай усилие и гордись этим.

Таргену не нужно было изобретательно подходить к угрозам, ему просто нужно было убивать.

Волтурианец подошел ближе, прижавшись лицом к решетке.

— Я тебя раскусил. Ты простое создание. Я могу лишить тебя еды и воды, мы можем избить тебя, заставить спать в твоей собственной моче и дерьме, но это тебя не сломит. Это даже не будет тебя беспокоить. Но если я сделаю то же самое, — его неземные фиолетовые глаза переместились, чтобы посмотреть мимо Таргена, — с ней…

Тарген с рычанием бросился вперед, ударившись головой и грудью о решетку. Он ощутил удар только как глухую вибрацию в костях. Его руки напряглись в кандалах так, что металлические оковы впились в плоть.

— Сделаешь с ней хоть что-то…

Приглушенный, но мощный грохот потряс корабль, сотрясая клетки и заставляя огни мерцать. Тарген почувствовал, как взрыв отдался в его ногах сквозь пол, только искусственная гравитация корабля удержала его на ногах.

Жужжание невидимых механизмов, которое он ощущал на протяжении всего пребывания здесь, внезапно превратилось в пыхтящую, лязгающую, вибрирующую какофонию, от которой дрожал пол. Даже если он не мог видеть повреждений, он побывал на достаточном количестве поврежденных шаттлов, чтобы по звукам понять, что двигатели поражены и находятся в процессе выхода из строя.

На потолке замигали сигнальные лампочки, заставляя все мерцать от грязно-белого до панически красного.

Широко раскрыв глаза, Фириос изрыгнул проклятие, которое явно выходило за рамки его достойного поведения, уронил ведро и побежал к двери.

Несколько пленников вскрикнули — пара в садистском восторге, большинство в ужасе.

В своем обостренном состоянии сознания Тарген почувствовал изменения в поврежденном двигателе. Слабый электрический разряд распространился по воздуху и покалывал его кожу. Механизмы внизу завыли, издавая звук такой пронзительный, что Тарген не мог быть уверен, действительно ли он его слышит или нет.

Ужас сковал его внутренности, он не испытывал подобного чувства дольше, чем мог вспомнить. Ярость, как правило, оставляла мало места для настоящего страха.

Он повернулся лицом к Юри. Ее глаза были круглые и расфокусированные, они метались повсюду, как будто она не могла выбрать одно место, чтобы сосредоточить свое внимание, а ее кожа была еще бледнее, чем обычно.

Внутренний толчок сотряс корабль с такой силой, что, казалось, он вот-вот разорвется на части. Основное освещение на потолке погасло, остались только пульсирующие сигнальные огни.

У Таргена затрепетало в животе. Знакомый, успокаивающий вес его тела внезапно исчез, и ноги оторвались от пола. Мгновение спустя гравитация вновь проявила себя. К счастью, он был всего на сантиметр или два над полом.

Гребаные гравитационные генераторы выходят из строя.

Тарген отбросил сознательные мысли, не было времени планировать и оценивать. Только одно имело значение — Юри. Ярость огнем наполнила его вены, и он взревел, разводя руки в стороны. Кандалы сопротивлялись, но он был уже слишком далеко от боли, чтобы понять, порезали ли они плоть. Оковы слегка подались, позволив запястьям разъехаться на несколько миллиметров. Эта крошечная свобода действий была всем, что ему было нужно.