Энчантра (ЛП) - Смит Кейли - Страница 43

Теперь она села, раздражённо перебирая стебли у себя в руках. Роуин тоже поднялся, подтянул колени к груди и, подперев щёку кулаком, уставился на неё.

— Полагаю, дальше всё пошло наперекосяк?

Она горько рассмеялась:

— Он вернулся так, будто ничего не произошло. Будто он не разорвал мне сердце, а я не пыталась годами вычистить его из себя. Я велела ему оставить меня в покое. У меня были другие друзья — Люси, Айрис, Базиль — и мне было хорошо без него. Это была первая компания, где я чувствовала себя своей. И он отравил это. Он с Базилем стали неразлучны. Айрис он познакомил со своим братом, и она влюбилась по уши. Постоянно умоляла меня ходить с ними. Люси была на моей стороне, но у её семьи начались проблемы, и она немного отдалилась.

— Не говори, что ты просто сдалась, — лениво произнёс Роуин.

— Конечно, нет, — фыркнула она. — Я заставила его выпрашивать. Три месяца. Прежде чем согласилась увидеться снова.

— Три месяца? Это почти вечность, — заметил он, пропитав голос сарказмом.

— Без хорошего секса — точно, — буркнула она.

Уголки его губ поползли вверх:

— Попробуй пять лет — и потом поговорим.

Она вытаращила глаза:

— Пять лет?

Он отвёл взгляд:

— У меня были дела поважнее, помнишь? Ну так вот — к твоей истории.

Она почти и забыла, что рассказывала всё это вслух.

— Да. Я согласилась, и он поклялся, что пришёл надолго. Начал работать с дедом, говорил, что готов к серьёзным отношениям. Месяцами я засыпала рядом с ним под его обещания. Что он сделает мне предложение. Построит дом моей мечты. Поможет с семьёй. Потому что Офелия ещё не знала, но мама собиралась ввергнуть нас в полное банкротство. — Дыхание сбилось. — А двадцатого февраля прошлого года он передумал.

Она бросила траву в ручей, наблюдая, как каждый стебелёк оставляет за собой рябь. Разговор с Фэрроу в тот день, она знала, не сотрётся из памяти, пока не станет прахом.

— Он сказал, что его семья слишком благородная, чтобы пустить в родословную кого-то с паранормальной кровью. Что я сошла с ума, если считала иначе. Сказал, что обручен с какой-то девицей в Лондоне. И что мы можем провести ещё две последние ночи. — Лицо её пылало от стыда. — Я написала ему записку: хочу напоследок устроить весёлый вечер, попросила встретиться в шесть ровно внутри одной из платформ для парада Марди Гра. И потом… очень, очень сильно напилась.

— Виски, — догадался Роуин.

— Да, — на глаза навернулись слёзы. — Он нашёл меня с Базилем… в довольно компрометирующем положении. Я хотела, чтобы он почувствовал себя так же отвратительно, как заставил чувствовать меня. Доказать, что я первая забыла.

Глаза Роуина сузились, челюсть сжалась:

— И что он сделал?

Женевьева сглотнула слёзы:

— Назвал меня всеми грязными словами, какие только знал. Шлюхой. Тварью. Демоншей. Какая разница. Эти слова не важны. — Она обняла себя руками. — Я его унизила. А он в ответ поджёг платформу. Запер нас с Базилем внутри.

Губы Роуина приоткрылись в шоке:

— Женевьева…

— Я была слишком пьяна, чтобы использовать магию. Думаю, именно из-за этого в первую ночь я потеряла сознание — когда магия исчезла, нахлынуло то же самое чувство беспомощности. Я это ненавижу.

На лице Роуина промелькнула тень вины.

— Когда нас нашли, у Базиля было обожжено больше половины тела. Я, конечно, восстановилась. Но это заняло недели. А отец Фэрроу заплатил полиции, а потом чек пришёл и в Гримм-Мэнор.

Она снова глубоко вдохнула.

— Базиль попросил меня помочь — вложить деньги из этого «молчаливого» фонда в дорогое зелье, чтобы убрать шрамы. Зелье сработало. А вот чувство вины — нет.

— И ты просто позволила Фэрроу уйти безнаказанным?

— К счастью, теперь у меня есть связи, которых раньше не было. И я использовала их, чтобы отомстить — по-настоящему.

— Надеюсь, ты сожгла его заживо, — жёстко сказал Роуин.

— Почти, — пробормотала она.

Сейлем, если честно, оказался даже слишком воодушевлён идеей сжечь поместье семьи Генри. Несмотря на то, что Женевьева ясно дала понять: в доме не должно быть ни души. Правда, она так и не заставила Сейлема поклясться в этом… и внутри неё теплилась крохотная надежда, что он, возможно, ослушался.

— И в какой именно части этой истории я должен был подумать о тебе иначе? — спросил Роуин.

— Это был вопрос? — уточнила она.

— Да.

— Я не горжусь ни одним эпизодом, — призналась она. — Я мечтаю всё забыть, но не думаю, что имею на это право. Не тогда, когда Базиль до сих пор помнит. С тех пор я пытаюсь отыскать хоть какой-то свет во всей этой тьме… Но, наверное, этот свет мне никогда не достанется. И мне просто нужно это принять.

— Свет не обязательно искать, Женевьева, — сказал он. — Свет там, где ты.

Её пронзило искренностью этих слов. Настолько, что пришлось отвернуться.

— Ты ведь понимаешь, что в случившемся нет твоей вины? — настойчиво произнёс Роуин. — Это всё вина того ублюдка. Фэрроу. Что за идиотское, к чёрту, имя.

— Говорит человек по имени Ровингтон, — отшутилась она без особого пыла.

— Я серьёзно, — произнёс он и дотянулся, чтобы мягко коснуться пальцем её подбородка, заставив взглянуть ему в глаза. Его золотые радужки были предельно серьёзны. — Ты ведь правда знаешь, что не виновата, да?

— Это твой последний вопрос? — прошептала она.

— Женевьева…

— Я не знаю, — призналась она.

Он покачал головой, и в его лице промелькнула тень ярости.

— Надеюсь, это, чёрт возьми, и было твоей ложью.

Глава 28. ЖЕТОН

За следующие несколько часов Женевьева успела сплести столько венков из полевых цветов, что хватило бы на небольшую армию. Один она вплела в собственные мягкие кудри, а другой — размером поменьше — повязала Умбре на шею, как ошейник. Умбра осталась не в восторге, хотя выглядела куда более довольной, чем Роуин, который сейчас был украшен цветочными гирляндами: одна венчала его голову, другая свисала с шеи, и ещё по одной было повязано на каждом запястье. Нежные пастельные лепестки казались таким контрастом на фоне его татуированной кожи… и всё же, как ни странно, этот контраст лишь усиливал её влечение к нему.

— Прекрати хихикать, — скомандовал он.

Она прижала ладонь к губам, стараясь не рассмеяться вслух. В этот момент он снова прохаживался взад-вперёд по мосту, вызывая волны светящихся рыбок в потоке под ними — всё пытаясь разгадать загадку, оставленную Ноксом.

— Всё дело в белых рыбах, — пробормотал он в который уже раз. — Нет никакой другой причины, чтобы они отличались по цвету.

— Сколько всего таких триггеров? — крикнула она.

— Восемь.

— А в каких появляются белые рыбы? — поинтересовалась она, откидывая в сторону очередной цветочный ободок и поднимаясь на ноги.

— Это случайно. — Он надавил на один из камней, и в воде тут же разошлась рябь. — Первый и второй — только золотые. А вот на третьем появляются белые. Четвёртый — снова только золото. Пятый — с белыми. Шестой — тоже. Седьмой — золото. Восьмой — снова белые.

— А каждый раз белых рыб одинаковое количество? — уточнила она.

Он замер. А потом выругался:

— Да чтоб меня…

Она наблюдала, как он поочерёдно нажимал на те камни, с которых всплывали белые рыбы. И точно — количество каждый раз было разным. Сначала три, потом четыре, где-то пара, а в одном случае и вовсе только одна белая рыбка.

Роуин тут же принялся наступать на камни по порядку — от наименьшего количества рыб к наибольшему. Но ничего не произошло. Тогда он попробовал в обратном порядке. Опять ничего.

— Попробуй в порядке возрастания, но чередуя с другими камнями, — предложила она.

Он кивнул — и начал: одна белая рыбка, все золотые, две белые, снова только золотые… и так далее, пока вся последовательность не была завершена.

И тогда что-то произошло.

Все рыбы одновременно вернулись в реку, и вместо того чтобы исчезнуть вниз по течению, начали плавать медленно, вальяжно. Их золотистое свечение наполнило всё луг.