Лиллехейм. Кровь семьи - Ободников Николай - Страница 3

– Тише, киса, уймись.

Продолжая напирать на волка, блондин полез в сумку свободной рукой. Вынул пластиковую бутылку. Потянуло уксусной кислотой.

Аслак взвился, когда его пережатые позвонки захрустели. Волчья пасть беспомощно распахнулась в приступе удушья. Язык в спазме вывалился наружу.

Свернутая пробка отлетела в сторону.

А потом в волчью пасть хлынул уксус.

Аслак завизжал и забрыкался. Уксусная кислота выжигала глотку и отравленной смесью катилась в желудок и легкие. Пасть наполнилась густой розовой пеной. Лопнули первые волдыри от химических ожогов, и на языке осели крошечные клочки кожи, как размокшее конфетти.

Блондин выдавил в пасть хрипевшему Аслаку остатки бутылки и сказал:

– Волки умеют прощать, а мы хотим, чтобы ваш главный дружок злился вечно.

Хромой волк дернулся в последний раз.

3.

Вигго снился сон – давний и неприятный.

Он стоял посреди сумеречной улицы и в растерянности озирался. Кругом возвышались гротескные коттеджи Лиллехейма, похожие на почерневшие и развалившиеся печи. В просветах между домами виднелось море. По бухте Мельген гуляли волны, готовые смять позабытые людские скорлупки на берегу. С пасмурного неба, подсвеченного морем, доносился звон. За облаками перекатывались клубы тяжелых цепей. Вигго не видел их, но знал, что это именно цепи.

За его спиной находился дом – зловещая громада, в которой умер его отец.

Вигго боялся. Боялся столкнуться с призраками, что утянули его в это бесцветное прошлое. Но оно всё равно напоминало о себе. По улицам бежали выгоревшие полупрозрачные силуэты детей. Они мчались прямиком в объятия клыкастой смерти. Никто не нападал на них, но они всё равно падали – растерзанные и разорванные, поблескивая оголившимися костями.

Лиллехейм чавкал и хлюпал стоками, впитывая в себя кровь.

Из груди Вигго вырвался крик. Самый обычный вопль тринадцатилетнего подростка. Заливаясь слезами, Вигго бросился к коттеджу за спиной. Вне себя от ужаса, он взлетел по парадным ступеням, а потом и по внутренней лестнице. Вигго пытался отыскать свою комнату – единственное место, где можно спрятаться и забыться.

На втором этаже яростно стучала пишущая машинка.

Проходя мимо распахнутой двери отцовского кабинета, Вигго остановился. За столом сидел черно-серый волчара. Он с абсолютно невозмутимым видом восседал на мертвых полицейских. Одной из них была Берит Карсен – упрямая девушка в звании сержанта. На листе бумаги, заправленном в каретку, полыхали пятна крови. С каждым стуком клавиш там расцветали всё новые кровавые всплески.

Волчара обернулся. На оскаленной морде – аккуратные рабочие очки. За линзами – пустые дыры. Пасть с щелчком раззявилась.

– Вы – последние дети Лиллехейма, дорогуша. – Голос принадлежал мертвой девушке-полицейскому, но сказал это волчара.

Вигго бросился по коридору к себе. Прыгнул на кровать и в оцепенении уставился на распахнутое окно. В самом первом кошмарном сновидении, которое Вигго увидел еще в Лиллехейме, на подоконнике сидела женщина-волчица. Она играючи взяла высоту второго этажа, чтобы добраться до юной жертвы.

Сейчас всё было иначе.

Странное существо, соединявшее в себе черты волка и женщины, уже находилось в комнате. Вигго закричал, когда оно полезло к нему на кровать. Его шею обвили прохладные руки, а голову сжали острые зубы. Кожа сморщилась. А потом клыки содрали ее, оголив кровоточащий череп.

Вигго вздрогнул и слабо вскрикнул. Сообразил, что проснулся.

На него взобралась Сиф.

Она улыбалась и покусывала ему лицо, вкладывая в эти касания куда больше смысла, чем можно вложить в поцелуи.

– Привет. – Вигго с улыбкой обнял жену. Опустил руки на ее бедра.

Но Сиф уже и сама двигалась, пробуждая его и себя. Ее глаза, удивительно глубокие, как у сосредоточенного зверя, лучились безусловным и абсолютным теплом. Пышные серо-серебристые волосы закрывали груди. Вигго немного поработал руками, чтобы глаза увидели больше.

Сиф опять наклонилась к Вигго. Он принял ее поцелуй с той же жадностью, что и тринадцать лет назад.

Как только их тела закончили сообщать о любви, пронизывавшей их души, Сиф соскочила с кровати и направилась в душ. Раздался шум воды. Вигго заулыбался. Стоило больших трудов приучить Сиф к комфорту, коим окружали себя люди. Раньше она обычно уходила к горным ручьям, где приводила себя в порядок.

Вигго задумался. Что там сулят октябрьские сновидения в ночь на четверг? Как следует поразмыслить он не успел. Затрезвонил обычный домашний телефон у изголовья кровати. Они предназначались в основном для Сиф, которая имела довольно сложные отношения с техникой.

Вигго снял трубку, уже зная, кто звонит:

– Привет, мам.

– Доброе утро, Дмитрий Леонидович.

Улыбка на лице Вигго померкла. Некоторые привычки довольно живучи, а привычка Дианы называть сына по имени-отчеству могла пережить их всех.

– Господи, а как насчет моего нынешнего имени? Я ведь могу и приказать.

– Я не буду звать собственного сына каким-то там Вигго. А если прикажешь, как ты изволил выразиться, то я воспротивлюсь. И буду противиться до тех пор, пока не лопну. – Диана помолчала. – И пусть она тоже не смеет мне приказывать.

– Да брось, мам. – Вигго рассмеялся, находя этот разговор забавным. – Сиф оставила тебя в покое, как только всё подошло к логическому концу. Так что ты хотела?

– Твои крысы сводят меня с ума.

– Это крысы отца.

– А вот теперь уже ты сводишь меня с ума. Эти крысы – в честь твоего отца.

– Ну хорошо, я поговорю с ними. Что-то еще?

– Когда я увижу внуков?

– Сегодня. Мы же договаривались. Сразу после школы.

– Ладно, тогда до встречи, Дмитрий Леонидович. И я не передавала ей привет!

Вигго повесил трубку. Прислушался к шуму воды в душе. При желании он мог бы услышать возню червей под домом (они, кстати, довольно громко обсасывали мышиный трупик), но предпочитал получать информацию по старинке – в пределах возможностей человека. Сиф, насколько он знал, не ограничивала себя, а значит, слышала весь разговор, даже несмотря на шум воды.

– Дорогая, тебе привет от Дианы!

Он рассмеялся. Эта шутка была только для него.

Снизу донесся обиженный вопль.

Йели.

Только он мог орать так, словно поблизости лязгали заводские механизмы, которые нужно непременно перекричать. Ему ответил чистый голос Янники. Она обозвала его немытым тупицей. Им ответила Алва. Они растерянно смолкли, а потом опять подняли шум.

Вигго улыбнулся. Пора спускаться к детям.

4.

Всё опять из-за еды. Вигго понял это, как только спустился. По кухне-столовой с хохотом бегал Йели, цепляясь за углы дубового обеденного стола. За ним, вне себя от ярости, носилась Янника. С ее лба стекали остатки пшеничного хлеба и молока – и то и другое явно было смешано, заготовлено и пущено как снаряд.

Спокойно насыщалась только Алва. Она сидела на высоком стульчике и сосредоточенно жевала хлопья с молоком. Перед ней лежала раскрытая книга «Прекогниция: природа памяти и ее ошибки». Слева стояло блюдце с подмороженной говядиной. Розовые заиндевевшие ломтики отправлялись туда же – в рот, к молоку и хлопьям.

– И что стряслось на этот раз? – Вигго прислонился к перилам лестницы, готовясь услышать очередную душераздирающую историю.

– Да ничего, пап! Ничего! – В голосе Янники звучала обида. Она попыталась схватить Йели. Тот выскользнул из хватки как угорь. – Просто у нас завелась макака, швыряющаяся хлебом с молоком!

– Страшно подумать, а ведь раньше они швырялись какашками.

– Я просто показал твой рацион, сестренка! – Йели продолжил бегать, но Вигго подался вперед и мягко перехватил его. – Она съела мою порцию мяса, пап!

– Я не ела его, тупица! – рявкнула Янника. – Сколько можно повторять!

Тут до них кое-что дошло. Оба посмотрели на Алву. Та оторвалась от книги и с улыбкой накрыла ладонью блюдце с говядиной.