Выбери любимый жанр

Цветочный детектив - Бриолле Елена - Страница 9


Изменить размер шрифта:

9

То, что случилось вслед за ударом Долгополова, заставило бы оторопеть любого. Это был пронзительный тонкий звук, каким отгоняют мышей или крыс. Он буквально резанул по ушам – это вопил монстр. Там, в зазеркалье! Потому что посох прошел через руку, рассек ее! Но не как нож рассекает кусок мяса. Рука монстра, что прошла через зеркало в этот мир, оказалась будто слеплена из крепчайшего тумана и стала распадаться. Обрывки этой руки, что рассыпалась на части и теряла цвет, еще оставались в ладони Яны Самохваловой. Несчастная женщина, конечно же, не поверила своим глазам. Потом она истошно завопила, отступила назад и рухнула без сознания, благо дело – на старый купеческий ковер. А Крымов, Долгополов и Кассандра остались стоять как раз напротив зеркала. Оттуда на них смотрел с ненавистью и бешенством герцог Август Ганноверский. Его рука была отсечена по самый локоть. Вдруг его лицо исказилось и покрылось трещинами; образ распадался, будто был старой коростой. Он облетел быстро – и теперь там, в зазеркалье, стоял юный император Гелиогабал в белоснежной тоге, с набеленным лицом, золотым лавровым венцом на голове, с целехонькими руками. Гнев исказил его лицо. Он поднял правую руку, указал пальцем на троих живых людей, и Крымов понял, что сейчас будет. Но, возможно, это понял и Антон Антонович Долгополов. Он шагнул к зеркалу, замахнулся и нанес удар по золотистой поверхности – зеркало треснуло и через секунду обвалилось осколками, открывая заднюю стенку. И все исчезло – золотистый свет из мира вечного обмана и безудержных фантазий, сам император, который, как успели увидеть все, захлебнулся криком, пропало все нереальное. Остались только музей, ночь и осколки разбитого зеркала на ковре в спальне когда‐то спятившей купчихи. Но в этих осколках еще таяли отблески того запредельного мира.

– Теперь хотя бы ясно, почему Караваева сошла с ума, – заметил Крымов. – И от кого ей досталось такое зеркало?

– Сын привез после балканских войн, – скромно ответила Кассандра сиплым от волнения голоском. – Так вроде источники говорят…

Напротив дверей стояла, привалившись к стене, Эльвира Графф. Говорить у нее явно не было сил, она просто потеряла дар речи. Но все пришли в себя после того, как за их спиной на полу послышались возня и стон. Это приходила в себя и садилась, потирая ушибленный затылок, Яна Самохвалова.

Она оглядела трех незнакомых людей, смотревших на нее, разбитое зеркало и слабым голосом спросила:

– Простите, но как я тут оказалась? И кто вы такие?

Перехватив взгляд детектива, Антон Антонович мрачно хмыкнул:

– Пусть подруга с ней объясняется. – Он повысил голос: – Эльвира Леонардовна, ваш выход! Просим! – И вновь обратился к своим: – Я умываю руки…

7

Уже в полдень они сидели в саду Антона Антоновичи и пили чай с баранками. Как чудесно грело солнце! Под таким июньским солнцем особенно чувствуешь себя живым. Но всем было грустно, даже тоскливо. Мужчины еще ночью прикончили бутылку рябиновой настойки, самой крепкой из полного собрания сочинений хозяина дома. Теперь они медленно уничтожали сливовую. Кассандра баловалась морсом. Она решила поехать к Антону Антоновичу, потому что оставаться одна после пережитого не хотела. Кассандра еще по дороге сказала:

– Я теперь неделю к зеркалу не подойду. Мне эта физиономия месяц будет сниться.

– Какая из них? – спросил Крымов.

– Мерзкого мальчишки, – ответила девушка, – «Императора роз».

– Резонно, – согласился детектив.

Да, рассеченная тростью рука, Август Ганноверский, который вдруг стал облетать, как скорлупа с вареного яйца, и этот юный развратник в тоге, с золотым венцом на голове, с набеленным, как у римской шлюхи, лицом, искаженным гневом и ненавистью, что‐то крикнувший им вслед… От таких воспоминаний в два счета не избавишься. Это еще пережить надо. Поэтому и рябиновая пошла особенно хорошо, даже Кассандра пригубила основательно. «Чтобы крепче спалось», – оправдалась она. Ее уложили в небольшой гостевой комнатке. Крымов лег в гостиной на диване. Дом был небольшой, но всем хватило места. Антон Антонович храпел в своей стариковской спаленке так, что эхо неслось по всему дому. Андрей уже и забыл, какой рык и посвист у этого маленького на вид человечка. Как будто Соловей-разбойник забрел случайно в поселок Яблоневый, в домишко на Дачной улице и свалился в дальней комнатке.

А в полдень они пили чай в саду под благоухающим яблоневым цветом.

– И все же я не могу понять, – сказала Кассандра, – почему его рука оказалась словно из дыма? Ведь на площади это был совершенно реальный человек? Вроде как.

Антон Антонович, отпивая чай, посмеивался.

– Что я сказала такого забавного?

– Переход из одного мира в другой это вам не из кухни в гостиную перебраться, с табурета на диван, – заметил Долгополов. – Тут вся структура сущего меняется. Сырую глину вы пальцем проткнете и не заметите, а обожженную не всякий молоток возьмет. Как будто химический состав вещества меняется. Это если в двух словах. Ясно вам, милая?

Рыжеволосая девушка с веснушчатым лицом кивнула:

– Ясно. А если бы Яна перешагнула порог, ее природа тоже бы изменилась?

– Несомненно. А вот сумела бы она вернуться в свою шкурку, я сомневаюсь. Что думаете, Андрей Петрович?

– Понятия не имею. Перешагнуть порог такого портала – это уже чудо. Но что будет с тобой дальше?

– А как бы он вернул ей молодость? – не унималась журналистка.

– В зазеркалье, Кассандра, – голосом терпеливого наставника заговорил Долгополов, – в мире магии возможно все. Я не знаю, как в одном образе уживались двое, император Гелиогабал и герцог Август Ганноверский, но ведь и на земле бывают свои чудеса – в теле одного человека вдруг селятся две сущности. То одна проявляется и берет верх, а то другая. Это называется одержимость, экзорцисты всех веков боролись с этим недугом не на жизнь, а на смерть. Не так ли, Андрей Петрович?

– Так, так, – с улыбкой кивнул детектив. Ему‐то хорошо была известна эта тема!

Кассандра нахмурилась:

– Скажите честно, Антон Антонович: он хотел послать нам проклятие, этот юный император?

– Несомненно, как он посылает проклятия всему миру уже почти две тысячи лет. Вот ведь злопамятная сволочь! – заметил Долгополов. – Я-то бы сдюжил, но не хотел, чтобы это проклятие коснулось вас обоих. – Солнышко выглянуло из-за густой зелени наверху, зажгло седую полупрозрачную шевелюру и вспененные бакенбарды хозяина дома. – Хотите спросить еще о чем‐то? Я же вижу. О самом главном?

– Да, Антон Антонович, хочу. Какова вероятность, что в одном из зеркал мы снова увидим его?

– Иными словами, будет ли нам мстить император Гелиогабал?

– Да, – кивнула Кассандра.

Крымов тоже с интересом посмотрел на старшего товарища.

– Не знаю, – ответил Долгополов и усмехнулся. – Но мы в очень длинной очереди на месть, поверьте мне.

– Последний вопрос.

– Ну?

– Что такое Небесная канцелярия?

– У-у, матушка! – Антон Антонович выполз из плетеного кресла и медленно двинулся по саду. – Куда загнули! Этого в двух словах не расскажешь!

– А не в двух?

Долгополов сунул руки в карманы широких брюк.

– Наливайте по стопкам мою сливовую, Андрей Петрович, не стесняйтесь. Не знаю, как у вас, а у меня душа требует!

Татьяна Устинова

Если выпало в империи родиться

Звонит знакомый редактор и приглашает на интервью. Я отказываюсь, и редактор понимающе вздыхает: «Ах, ну конечно, начало лета, вас никого теперь до октября не соберешь, вы ведь все уезжаете!..» Не сразу, но я понимаю, что «мы все» уезжаем, видимо, в душистый лавандовый Прованс, или пахнущую взморьем, свежей малиной Тоскану, или по нынешним временам в сухую и ветреную Ялту, где под белой балюстрадой маячат «лезвия и острия агавы».

Я не знаю, как вы, а мы‐то никуда не уезжаем! Мы остаемся в Москве. Отпуск, как и в предыдущие годы, смутен, перспективы неясны. Нас ожидает то, что в статьях модных журналистов и блогеров называется «лето в городе». Подавать с чашкой эспрессо, лимонным чизкейком и винным спритцем под полосатым тентом летнего кафе. Рецепты спритца и его фотографические изображения в изобилии присутствуют тут же, в журнале или блоге.

9
Перейти на страницу:
Мир литературы